Директор департамента ЦБ Ганган: о ключевой ставке, инфляции и массовой ипотеке

В ЦБ поблагодарили представителей петербургского бизнеса, которые участвуют в опросах, проводимых Банком России в рамках мониторинга предприятий. Сегодня обратную связь регулятору дают 680 организаций, зарегистрированных в агломерации Петербурга и Ленинградской области. В Центробанке подчеркнули, что ответы предпринимателей имеют важное значение при принятии решений по денежно-кредитной политике. О том, как в Банке России оценивают эффект от повышения ключевой ставки на фоне критики со стороны бизнеса, почему в качестве таргета по инфляции выбрана величина именно в 4%, и чем была вызвана необходимость свернуть программу безадресной льготной ипотеки — в эксклюзивном интервью шеф-редактору Business FM Петербург Максиму Морозову рассказал директор департамента денежно-кредитной политики Банка России Андрей Ганган.

Максим Морозов: Начать разговор хотелось бы с таргета по инфляции, который обозначен как 4%. Почему выбрана именно такая отметка?

Андрей Ганган: Когда мы переходили к таргетированию инфляции в 2014 году, встал вопрос о необходимости выбрать целевой уровень инфляции. Тогда мы проводили анализ, сравнивали себя со странами с сопоставимой структурой экономики и сопоставимой степенью развитости рынков. На тот момент с учётом ситуации, которая складывалась в экономике, структуры, уровня монополизации и так далее, 4% — это был некий минимум, который необходимо удерживать, чтобы обеспечить ценовую стабильность.

Максим Морозов: Всё равно до конца непонятно, своего рода «чёрный ящик»: почему именно 4%, а не 3%, не 2,7% или 5,1%? Либо суперсложная формула и сложные экономические раскладки, либо просто символическая компромиссная цифра, которая устраивает всех?

Андрей Ганган:

Большинство развитых стран имеют цель в диапазоне от 1% до 3%. Мировой опыт знает много стран, у которых целевая инфляция тоже установлена на уровне 4%. Поэтому это не был rocket science с точки зрения того, что 4% нет ни у кого.

С учётом того, что мы входили в новый режим денежно-кредитной политики с очень высокой инфляцией и незаякоренными инфляционными ожиданиями, то понимали, что нельзя поставить цель, которую будет тяжело достичь с учётом нашей структуры экономики. И, например, с учётом большой доли волатильных по цене товаров в нашей потребительской корзине. В отличие от стран, которые долгое время таргетируют инфляцию и имеют развитые рынки, у нас в корзине достаточно высокая доля продовольственных товаров. По своей природе цены на эти товары более волатильные, чем на непродовольственные. Если мы поставим слишком низкую цель по инфляции, например, 2%, при очень волатильной корзине, значит цены на одни товары начнут расти более высокими темпами, а на другие должны расти менее высокими темпами, иногда даже отрицательными. Позволить ценам некоторых товаров и услуг расти отрицательными темпами, значит ввести эти отрасли в негативную динамику с точки зрения выпуска.

Максим Морозов: То есть для того, чтобы уравновесить?

Андрей Ганган: Не допустить того, чтобы отдельные товары систематически демонстрировали отрицательные темпы роста цен. Если темпы роста цен на вашу продукцию снижаются, то стимулов её производить становится всё меньше и меньше.

Максим Морозов: Понятно, как бизнесмены оценивают эффективность мер, которые в последнее время принимает ЦБ для поддержания ценовой стабильности. Звучит конструктивная критика. По каким критериям вы внутри Центробанка, в том числе в вашем департаменте, оцениваете эффективность принимаемых мер?

Андрей Ганган: Главный критерий истины — это уровень инфляции здесь и сейчас. К сожалению, мы вынуждены констатировать, что инфляционное давление сильно выше нашей цели, а текущие темпы роста цен — на неприемлемо высоком уровне. Поэтому последние решения, в том числе и принятое Советом директоров 25 октября, направлены на то, чтобы возобновить дезинфляционный тренд и вернуть инфляцию к цели.

Текущие высокие темпы роста цен, которые мы наблюдаем, это отражение того, что сейчас объективно происходит в экономике. Мы констатируем, что в экономике есть большой спрос, как со стороны бизнеса, так и со стороны населения, который нарастал в течение 2023-2024 годов.

Спрос поддерживался разными стимулами, например, бюджетными. Это и эффект от того, что мы проводили относительно мягкую денежно-кредитную политику в течение второй половины 2022 года и первой половины 2023-го.

Максим Морозов: Плюс инфляционные ожидания: люди хотели купить товары и воспользоваться услугами, чтобы сохранить деньги.

Андрей Ганган: Всё так, кредитная активность. При росте фактической инфляции растут инфляционные ожидания. Люди смотрят, что сейчас сколько стоит, как растут цены, и экстраполируют это на будущее. Это тоже разгоняло спрос. При этом способности стороны предложения, производства товаров и услуг, ограничены. Но они тоже растут.

Максим Морозов: Но не теми темпами, чтобы удовлетворить весь спрос.

Андрей Ганган: Да, не теми, чтобы удовлетворить номинальный спрос. Хотя на самом деле, если смотреть на показатели промышленного производства в обрабатывающих отраслях, отраслях, которые ориентированы на внутренний рынок, то с точки зрения уровня производства можно увидеть максимальный рост за всю историю.

Максим Морозов: В Петербурге индекс промышленного производства зашкаливает: уже давно больше 100.

Андрей Ганган: Всё так. Но даже этого недостаточно, потому что есть объективные ограничения. Экономика — это ведь наука о том, как управлять ограниченными ресурсами для удовлетворения безграничных потребностей общества. Основные ресурсы — это физические ресурсы, имеющиеся у вас станки, оборудование, технологии и люди. На сегодняшний день кадры — самый дефицитный ресурс, который быстро нарастить не получается. И вы видите, что происходит на рынке.

Предприятия максимально остро конкурируют друг с другом за трудовые ресурсы, пытаются переманивать сотрудников, пытаются удержать персонал, заметно растёт заработная плата. И всё бы хорошо: граждане должны радоваться росту заработных плат. Но если этот рост не сопровождается таким же ростом производительности, если несмотря на увеличение заработных плат мы не производим больше товаров и услуг в штуках, то всё это выливается в цену. Потому что у производителя в себестоимости растут издержки на оплату труда. И когда спрос большой, вы, как производитель, будете рационально перекладывать издержки в цену товаров и услуг.

Максим Морозов: Насколько эффективен инструмент повышения ключевой ставки, насколько он помогает в условиях беспрецедентного дефицита кадров на рынке труда и зарплатного ралли?

Андрей Ганган: Нам надо разорвать порочный круг, когда перегретый спрос разгоняет цены. Центральный банк говорит следующее: давайте создадим такие условия, в которых гражданам будет выгодно отложить покупки и, например, переместить свой спрос от «здесь и сейчас» на будущее.

Максим Морозов: Охладить.

Андрей Ганган: Я бы сказал — растянуть его во времени. Допустим, у меня были планы купить дорогостоящий товар, например, автомобиль. Если у меня есть опция положить деньги на депозит, который принесёт мне значительный доход, и подождать некоторое время, то я так и поступлю. За это время, возможно, российский автомобильный завод сможет выпустить новые дополнительные машины, которые позволят мне не сильно конкурировать с другими потенциальными покупателями и в будущем купить этот автомобиль.

Максим Морозов: Есть и контраргумент: за то время, пока твои деньги на автомобиль хранятся на депозите под высоким процентом, этот автомобиль подорожает ещё больше.

Андрей Ганган: Давайте определимся, почему автомобиль может подорожать. Если существенно растут издержки на его производство. А если производитель не видит большого спроса на свою продукцию, у него нет необходимости конкурировать за зарплаты. То есть издержки не будут так сильно расти. Скорее, наоборот: сохранение ситуации, которая есть, приводит к росту издержек и подорожанию автомобилей.

Максим Морозов: Какие рекомендации может дать регулятор относительно планирования семейного бюджета и бюджета организации на краткосрочную, среднесрочную или долгосрочную перспективу? Что можно сказать тем, кто планирует различного рода покупки? Разделим: первое — это домохозяйства, семейный бюджет, и второе — организации, бизнес.

Андрей Ганган: Глобально нужно действовать рационально, так, чтобы это было в ваших интересах и соответствовало планам.

В условиях жёсткой денежно-кредитной политики с высокими ставками, наверное, рациональным будет перейти к сберегательной модели поведения.

С точки зрения потребителя: если покупки не экстренные, можно их отложить и за это время накопить деньги на депозите. Предприятия же тоже ведут себя очень рационально и действуют по ситуации. На самом деле 2022-2023 годы и текущая ситуация показали, что наши предприниматели очень быстро и активно адаптируются. Им не надо подсказывать, что делать. Думаю, что российские предприниматели понимают, как действовать в текущих условиях. Понятно, что высокая ставка для компаний, которые уже сильно закредитованы, может приводить к некоторым обременениям и сложностям. С другой стороны, история с высокой ставкой — это время возможностей для тех, у кого достаточно низкая долговая нагрузка или долга нет вовсе.

Недавно мы проводили исследования, которые показывали, что около ⅓ себестоимости товаров и услуг, которые производятся в экономике, приходятся на компании, у которых вообще нет долговой нагрузки.

Максим Морозов: Счастливчики. То есть им хватает собственных средств?

Андрей Ганган: Да. Это ребята, которые проводили очень консервативную предпринимательскую политику. Но зато сейчас они имеют возможность за счёт низкой долговой нагрузки расширить производство, занять новые ниши и прочее. Понятно, что у каждого предпринимателя есть своя стратегия.

Максим Морозов: Сейчас вмешиваются экстра-факторы, банки нередко пересматривают действующие договоры, повышают ставку, нагрузку, которая не заложена в бизнес-модель. Если компания брала длинные деньги на реализацию сложного проекта, который ещё не даёт окупаемость, издержки серьёзно возрастают. Как быть в этом случае?

Андрей Ганган: За последние несколько лет основной объём даже инвестиционных кредитов брался по плавающим ставкам. В этом смысле предприниматели, которые брали в том числе длинные кредиты, но по плавающим ставкам, наверное, осознавали степень потенциального риска, связанного с процентным риском от изменения ставок.

Я согласен, что в своих бизнес-планах многие закладывали иную ставку и рассчитывали на иные расходы на обслуживание долга. Сейчас это, возможно, ухудшает экономику проекта. Но для более объективной картины надо понимать, что текущие высокие ставки — не навсегда.

Когда устойчивая инфляция начнёт снижаться к цели, Центральный банк будет снижать и ключевую ставку. И поскольку проект реализовывается в течение 3-5 лет, то экономику проекта необходимо сравнивать и учитывать не в моменте, когда текущая ставка 21%, а рассматривать именно среднюю стоимость долга, которая будет складываться в этот период. Вряд ли это будут те цифры, которые мы видим сейчас. Напомню, что в 2027 году средняя ключевая ставка прогнозируется в диапазоне 7,5-8,5% Центральным банком, т.е. однозначный средний уровень ключевой ставки при устойчивой инфляции 4%.

Максим Морозов: Поговорим про ипотеку: как можно оценить влияние от сворачивания так называемой безадресной, «массовой» льготной ипотеки?

Андрей Ганган: Правильное название. В каком-то смысле она действительно безадресная. Потому что долгое время была доступна очень большому количеству людей. Более того, зачастую она была доступна одним и тем же людям в неограниченном количестве.

Максим Морозов: Мне рассказывали про инвесторов, которые благодаря этой программе покупали по 20-30 квартир.

Андрей Ганган: Мне кажется, это было в отчёте Счётной палаты. Аудиторы указывали на одного из заёмщиков, который взял 24 ипотечных кредита.

Максим Морозов: Абсолютно законно, не злоупотребив своим правом.

Андрей Ганган: Да. Такую ситуацию явно нельзя назвать адресной и точечной поддержкой.

Максим Морозов: Это инвестор, рантье, а не нуждающийся в улучшении жилищных условий человек.

Андрей Ганган:

После завершения массовой, безадресной льготной ипотеки мы видим некоторое замедление темпов роста ипотеки. Но важно отметить, что это замедление роста. Выдачи идут больше, чем погашаются кредиты, ипотечный портфель по-прежнему растёт. Но более медленными темпами, которые намного более сбалансированы, чем до этого.

В принципе, эти темпы роста соответствуют тем (и даже чуть выше), которые были до введения безадресной льготной ипотеки. Можно сказать, что мы вернулись в более равновесное, нормальное состояние, чем до введения безадресной льготной ипотеки.

Максим Морозов: Но ипотечный пузырь всё равно растёт?

Андрей Ганган: Как показывает опыт, мы понимаем, что это пузырь, когда он лопается. Поэтому я бы не назвал ситуацию на рынке пузырём. Наверное, государство действительно сильно затянуло с завершением безадресной льготной ипотеки. В итоге эффект от благой цели, а именно от повышения доступности жилья, к сожалению, снизился. В первое время после введения льготная ипотека действительно помогала. Это была хорошая временная антикризисная мера. Но, видимо, надо было завершить её раньше, чем это сделали. Обращу ваше внимание на очень интересный факт. К вопросу о том, почему важна и нужна низкая стабильная инфляция. С 2016 по 2020 год в среднем инфляция была 4%. То есть мы достигли нашей цели по инфляции и держали её вблизи нашей цели достаточно долго: плюс-минус в течение пяти лет. В 2018-2019 годах рыночные ставки по ипотеке без всяких льготных программ были в диапазоне 8%-9%. То есть банки выдавали кредиты на ипотеку со сроком 20-30 лет по ставке 8%-9% годовых. Не было резкого роста цен на первичном и вторичном рынке, не было перекосов, росла доступность жилья. Росли доходы: на вашу зарплату вы могли купить всё большее и большее количество квадратных метров. Плюс вам в поддержку были умеренные ставки по рыночной ипотеке.

Максим Морозов: Вопрос о льготных программах для бизнеса, в том числе для промышленности. С одной стороны, стоит задача форсированного импортозамещения, ставка на развитие отечественной промышленности. С другой, малые и средние частные промышленники говорят о дефиците и практически отсутствии длинных дешёвых денег. Получается, что рассчитывать можно только на льготные программы Минэка и ряд других. Но мы знаем, что в правительстве ведётся дискуссия о том, что из-за высокой ключевой ставки эти программы становятся дорогими для бюджета. Взять кредит в коммерческом банке по заградительной ставке практически невозможно, обслуживать его тем более. От ключевой ставки зависят и государственные льготные программы. Получается, что сокращается и возможность взять кредит по субсидированной ставке от государства.

Андрей Ганган:

Давайте представим, что Центральный банк не повышал бы ключевую ставку и оставил бы её на низком уровне, не соответствующем задаче поддержания ценовой стабильности и достижения цели по инфляции в 4%. Мы бы имели высокую инфляцию. Цены бы росли, потому что был бы очень высокий спрос, но при этом у нас была бы низкая ключевая ставка. Как вы думаете, стали бы в такой ситуации банки выдавать длинные, долгосрочные рублёвые кредиты по низким ставкам?

Я не знаю ни одной страны в мире, где была бы высокая двузначная инфляция, и даже если Центральный банк ничего не делает и держит низкую ставку, чтобы банки выдавали длинные и дешёвые кредиты в национальной валюте. Хотя бы по той причине, что при высокой инфляции кредиты надо чем-то фондировать. У банка должна быть и депозитная база. Вы как потребитель или вкладчик, видите, что происходит за окном, рост цен двузначными темпами. Но при этом банк вам почему-то предлагает ставку 3% или 5%. Понесёте ли вы в этот банк деньги на длинный депозит по ставке 3-4%? Вряд ли. Наверное, вы захотите другую ставку. Если банк действительно желает привлечь длинный депозит, ставка будет исходить из уровня инфляции и инфляционных ожиданий, которые есть у вас. В итоге и стоимость кредита в рамках ценообразования банка будет определяться в том числе тем, в каком объёме и по какой ставке он привлекает пассивы. Что мы будем иметь? Первый вариант — полное отсутствие долгосрочных кредитов. Потому что банки, не понимая, что будет завтра с динамикой цен и возможностью привлекать вкладчиков, не будут готовы выдавать длинные кредиты. Второй вариант — кредиты будут ровно по тем высоким ставкам, которые учитывают инфляционную премию. Предприятия всё равно будут оплачивать дорогой кредит, но ещё и дорогую себестоимость, постоянно растущую за счёт роста других статей издержек на производство товаров и услуг. Поэтому на самом деле то, что у нас с вами есть выбор — это иллюзия. Пусть будет высокая инфляция, но зато низкие ставки? Такого выбора у нас нет.