Юрий Новолодский и Дмитрий Барсуков об эффективности работы Следственного комитета

В День сотрудника органов следствия в «Российской газете» было опубликовано интервью с Александром Бастрыкиным, в котором председатель СК рассказал о громких расследованиях, функциях спецотдела по киберпреступлениям и борьбе с финансовыми махинациями. Вице-президент Адвокатской палаты Петербурга Юрий Новолодский и бывший сотрудник следственных органов, адвокат Дмитрий Барсуков обсуждают основные тезисы публикации.

Юрий Новолодский: Уважаемые радиослушатели, темой сегодняшнего «Адвокатского клуба» будет десятилетие Следственного комитета. 10 лет – это достаточный срок, чтобы дать оценку тому, что же мы натворили 10 лет назад. Или наоборот, мы создали прекрасный инструмент, который помогает бороться с преступностью. И не подумайте, что это не касается вас, а касается только адвокатов. Если вы слушаете радио Business FM, значит, вам очень интересна бизнес-проблематика. Страшно сказать, и вы представляете огромный интерес для Следственного комитета. СК очень интересуется, что происходит в бизнес-сообществе, что они нового напридумывали, чтобы заниматься бизнесом и не нести никакой ответственности перед обществом.

Дмитрий Барсуков: Председатель Следственного комитета дал достаточно обширное интервью «Российской газете», где Александр Иванович Бастрыкин рассказал о значительном росте статистических показателей, о том, как все положительные показатели деятельности СК идут вверх. На мой взгляд, бумага все стерпит, и считаем мы только то, что нам интересно с гордостью показать. Я хочу обратить внимание, что говоря о деятельности органов СК за последние 10 лет, можно однозначно говорить о росте количества уголовных дел, возбужденных, так или иначе, в отношении предпринимателей, при осуществлении ими предпринимательской деятельности, и зачастую при переводе самых простых гражданско-правовых отношений в уголовно-правые.

Юрий Новолодский: Я хочу сказать несколько слов о своем коллеге Дмитрии Барсукове. Раньше он работал в Центральном аппарате Следственного комитета. И страшно подумать, один раз даже чуть не столкнулся с Бастрыкиным! Но потом он все-таки решил, что гораздо более достойное занятие – помогать предпринимателям. Но я так и не сказал о недостатках, о достоинствах скажут сами сотрудники СК. Прошло 10 лет. Я из тех адвокатов, который еще 20 лет до этого был адвокатом без СК, когда следователи находились при прокурорах. Так вот, надо открыто сказать, что эксперимент не удался. СК утратил процессуальный контроль со стороны прокуратуры, впопыхах попытался сделать некое собственное внутрикорпоративное ведомство по контролю, и это тоже не удалось. А прокуроры помнят еще те добрые времена, когда они имели возможность влиять на законность, и ждут момента, когда будут усилены их полномочия по отношению к законности расследования уголовных дел.

Из материалов дела:
За прошедшее время в исключительную компетенцию СК перешло подавляющее большинство преступлений коррупционной направленности, а также налоговые преступления. С 2011 по 2020 годы в суд было направлено более 90 тысяч дел о коррупции, рассказал «Российской газете» Александр Бастрыкин. Сумма возмещенного в ходе следствия ущерба превысила 34 млрд рублей, а стоимость имущества, на которое наложен арест, приблизилась к 80 млрд.

Дмитрий Барсуков: Я хотел бы в первую очередь спросить у вас, Юрий Михайлович, как вы считаете – усилился, ослабился прокурорский надзор за последние 10 лет?

Юрий Новолодский: Его не стало вообще. Все, что связано со сферой уголовного судопроизводства, постепенно обретает имитационный характер. И надзор прокуратуры за следствием полностью превратился в имитационную функцию. Если кто-то скажет: «как же так, нет прокуратуры, нет надзора – возьмите обвинительное заключение, посмотрите, вот подпись товарища прокурора, «утверждаю» и так далее!». Но мы-то знаем, чего стоит эта подпись, и вникал ли прокурор в то сочинение, которое вышло из недр Следственного комитета.

Дмитрий Барсуков: Я поддержу такую позицию, потому как сегодня в судах уже на самых первоначальных стадиях рассмотрения уголовного дела по существу, просто лишь обозначив стороной защиты свое отношение к предъявленному обвинению, зачастую утвержденная прокурором позиция не выдерживает никакой критики. И суды принимают решения о возврате уголовного дела для устранения выявленных недостатков.

Юрий Новолодский: Что интересно, Дмитрий, о возвращении дела прокурору. Хочется спросить, а прокурор-то здесь при чем? А прокурор должен будет после этого написать руководителю следственного подразделения, что ко мне вернулось дело, и вы обязаны что-то там сделать. Порой он не знает, что сделать. Он говорит, вы подумайте, что вы там сделаете, но что-нибудь сделайте, внимательно почитайте судебный акт. Если это можно назвать судопроизводством в сфере уголовных дел, это слишком высокое наименование этому мероприятию. Господин Бастрыкин, я его знаю со студенческой скамьи – очень инициативный человек. Ровно год назад проявилась такая инициатива: создание следственного экспертного подразделения в недрах СК. Вообще-то в законе есть статья, называется она «Отвод эксперта». В основе этой статьи лежит глубокий смысл конституционного выстраивания правосудия. Есть сформулированное правило: эксперт не может принимать участие в производстве по уголовному делу, если он находился или находится в служебной или иной зависимости от сторон или их представителей. Насколько я понимаю, СК либо его подразделения – это, безусловно, сторона. И вдруг такое: около 500 экспертов, говорит господин Бастрыкин, в экспертном подразделении имеется. А как вам удается избежать этого положения закона? Еще не получилось практики? Любой эксперт, которого заказывает СК, помимо того, что он облегчает им задачу, он еще и нарушает закон, если состоит в Судебно-экспертном центре, который образован и функционирует с 2020 года. Порядка 650 сотрудников. Либо журналист не попытался у господина Бастрыкина выяснить все всерьез – 650 сотрудников, имеются в виду эксперты, их помощники, те, кто обслуживает компьютеры? Но эксперты-то состоят в зависимости? Или уже закон – это то, на что можно не обращать внимания? Удобно иметь свою экспертную службу, которая будет всегда давать те заключения, которые нужны. Сегодня на экспертных заключениях строится практически все дело, как с этим быть? Эксперты подчиняются закону, своему ремеслу, и они не могут делать плохо. А как быть со статьей, что они не могут находиться в подчинении? Никого это сегодня не интересует.

Из материалов дела:
Судебно-экспертный центр функционирует в Следственном комитете с июля 2020 года. В его составе примерно 650 сотрудников, которые проводят 18 видов экспертиз, в том числе – биологическую, бухгалтерскую, финансово-аналитическую и строительно-техническую. В интервью «Российской газете» Александр Бастрыкин рассказал, что Судебно-экспертный центр разрабатывает новые криминалистические методики расследования, например, «Методику расследования преступлений, имеющих признаки скулшутинга» и методику «Расследования преступлений прошлых лет».

Дмитрий Барсуков: Юрий Михайлович, оппоненты этой точки зрения скажут вам о том, что уже на протяжении десятков лет существуют экспертные подразделения в структуре МВД. Является ли ситуация аналогичной, или стоит всех вывести в Минюст?

Юрий Новолодский: Я думаю, что стоит вывести всех в Минюст, если по-настоящему. Я могу сказать, что экспертные заключения в МВД строятся по принципу «чего вам надо, чего изволите». Иногда нам в делах встречаются десятки случаев, когда эксперт, входящий в систему МВД, дает заключение, что подпись выполнена таким-то человеком, а независимые эксперты говорят, что того материала, который нам передали на исследование, недостаточно для того, чтобы дать категорическое заключение. Не убеждайте меня в том, что ведомственные эксперты беспристрастны. Так не бывает.

Дмитрий Барсуков: Вероятно, на какой-то аналогичной почве будет сформировано или уже сформировано подразделение по расследованию киберпреступлений, которое очень любопытно. Что это будет такое, достаточно нам председатель не пояснил. На мой взгляд, вопрос интересный. Безусловно, неразумно отрицать, что в сети Интернет совершается достаточно много преступлений, правонарушений разного рода. Действительно, в предмете необходимо разбираться. Но возникает вопрос, как это будет делать Следственный комитет. На мой взгляд, сегодняшний уровень подготовки следственных кадров, глядя на уголовные дела, которые расследовались, глядя на то, как следователь может применять современные технологии, достижения вычислительной техники, мое личное мнение сформировалось таким образом, что не очень далеко мы ушли. Ведь для того, чтобы расследовать достаточно серьезные преступления, с этим связанные, необходимо разбираться не только в действующем уголовно-процессуальном законодательстве, в процедурах доказывания. СК должен формировать для расследования подобного рода преступлений серьезную IT-инфраструктуру, где должны работать достаточно высококлассные специалисты, те, кто разбирается в вопросах связи, коммуникаций – современные классические айтишники. У меня возник вопрос, а станет ли Следственный комитет сегодня конкурентоспособным работодателем для подобного рода специалистов, будут ли они там работать, и если будут, то кто там окажется.

Юрий Новолодский: Когда Бастрыкин заговорил про доказательства, я бы ему порекомендовал обучить всех сотрудников Следственного комитета тому, что такое доказательство. Вы, наверное, знаете, что в 2002 году из прежнего процессуального законодательства вычеркнули одно слово. Это имело роковое значение. Раньше доказательства определялись как любые фактические сведения. Кто-то решил, что слово «фактические» нужно вычеркнуть. И, по сути, открылись двери. Получается, если не фактические сведения, то и вымышленные тоже? И сочиненные следователем тоже? Это смешно, но на сегодня это так. Прежде чем разговаривать про цифровые подходы, методы, определитесь раз и навсегда с тем, что такое доказательство.

Дмитрий Барсуков: Меня очень тревожит утверждение о том, что в сфере государственных закупок нужно как можно скорее наводить порядок, и наводить его как можно более жесткой рукой.

Юрий Новолодский: Дмитрий, мое мнение распадается на две части. Порядок наводить, безусловно, нужно. Но наводить нужно не твердой, сильной, жестокой рукой, а светлыми не затуманенными мозгами. Потому что все-таки не Бастрыкин принимает законы о том, как должны производиться закупки, а, извините, Государственная Дума. Нельзя говорить плохо о Госдуме в преддверии выборов, но они порой не ведают, что творят. Одно положение закона противоречит другому и так далее. Кто интересуется – обращайтесь. Особенно если эти изменения относятся к уголовно-процессуальному законодательству.

Из материалов дела:
В сфере государственных закупок сохраняются некоторые недостатки, в том числе в части правового регулирования. В связи с этим, по мнению Александра Бастрыкина, следует дополнительно принять более жёсткие правовые нормы, направленные на пресечение финансовых махинаций с государственными средствами при госзакупках. Особенно при реализации национальных проектов и в сфере выполнения государственного оборонного заказа, – подчеркнул председатель Следственного комитета в интервью «Российской газете».

Дмитрий Барсуков: Я согласен с той точкой зрения, что порядок наводить необходимо. Но проблема сейчас состоит в том, что судьба конкретных, отдельно взятых предпринимателей, их компаний, поучаствовавших на свою голову в госзакупках – я понимаю, что для кого-то это может быть основным видом деятельности, основным источником заработка – судьба этих людей, к сожалению, сегодня зачастую находится в руках сотрудников СК.

Юрий Новолодский: Мы не сидим на месте, мы пытаемся что-то делать, но несоизмеримы возможности Следственного комитета как инициатора законов со всей государственной мощью, и наши. Нас слушают, и самые толковые предложения по совершенствованию законодательства просто кладут под сукно.

Дмитрий Барсуков: Главное, чтобы законность и понимание законности было для всех единообразным. Когда приходишь к следователю на следственное действие…

Юрий Новолодский: И не только это. Невозможно добиться единообразного понимания законности. Дело в том, что в УПК одна статья откровенно противоречит другой. А почему происходит незаконное осуждение? Потому что нет контроля. Сейчас по истечению 10 лет я уже жду, когда, наконец, кому-то придет в голову вернуть прокурорский контроль в новой форме, соответствующей сегодняшней ситуации. Я даже написал модельное предложение о введении следственных судей. Следственные судьи очень сильно могли бы поправить безобразие, но я не вижу интересантов – а кто заинтересован в том, чтобы восстанавливать законность? Если будет следственный судья, то он имеет право иметь такой же объем следственных материалов, как и сам следователь. Следственный судья сможет понять, насколько он прав, приняв то или иное решение вопреки интересам защиты или подвергая опасности невиновного человека и так далее. Совесть нужно вернуть в сферу уголовного правоприменения. А сейчас все забыли. Однажды я сказал в суде про совесть, а один судья очень удивился и говорит: «Давайте говорите по существу!» Когда я ему сказал: «Знаете, категория совести включена в УПК», он сильно удивился. И было видно, как он заглянул в статью и увидел, что да. Это какого уровня должен был быть судья, чтобы не понимать, что совесть – это единственный стержень, на котором сегодня держится правосудие.

Дмитрий Барсуков: Всякий, кто находится внутри некой системы, будь она адвокатская, будь она прокурорская либо система Следственного комитета, никого там насильно цепью не удерживают, работа тяжелая и, в общем-то, это не самая лучшая работа в мире. Вместе с тем, каждый, кто там находится и трудится, среди них и я когда-то – каждому это нравится. Это очень любопытно, очень захватывающая, интересная работа.

Юрий Новолодский: А теперь вернитесь к главному. Уровень законности устраивает сегодня? Если нет, ответьте на вопрос: кто должен повышать уровень законности? Разве не руководитель Следственного комитета? Разве не он должен вносить через правительство законопроекты, которые обеспечивали бы повышение уровня законности? Нет более важной проблемы сегодня, чем повышение законности и организация подлинного контроля за ея соблюдением. Кому-то нравится. Кто-то вообще во сне видит, как он станет следователем, как он будет допрашивать какую-то миловидную девушку, и как он будет над ней довлеть, как она будет лить слезы и ощущать, что все здесь полностью от него зависит. Есть хорошие следователи, но они так редки сейчас. Совсем не так, как было 20-25 лет назад, когда контроль был здесь, в соседней комнате или в соседнем флигеле, я имею в виду контроль прокурора. Так было. Взяли и упразднили. Я похвалю Александра Ивановича, он действительно ищет какие-то направления, создал экспертный центр, в котором трудятся 600 человек. Станет легче следователям. Только я ему подскажу, если он не знает, что сегодня проведение экспертизы заняло доминирующее положение в расследовании дел. Следователи перекладывают на экспертизу буквально все, даже то, имелась ли непосредственно причинно-следственная связь. Эксперт отвечает. С каких пор это? И вот они ждут, когда экспертиза придет и можно уже и заканчивать расследование дела. Десятки экспертных заключений суды признают недопустимыми доказательствами, потому что ничего общего с научным исследованием они не имеют.

Дмитрий Барсуков: Безусловно, необходимо проведение ряда экспертиз по уголовным делам, особенно связанным с экономическими преступлениями. Но тем болезненнее и острее возникает необходимость в объективном, всестороннем, грамотном исследовании. Потому как низкокачественные, очень посредственные экспертизы, которыми сегодня кишат уголовные дела, которые передаются на рецензию сторонним экспертам, никоим образом не связанным с органами следствия, критикуются по каждому положению исследования.

Юрий Новолодский: Я просто добавлю. Сегодня у этих сторонних экспертов намного выше плата, нежели выделяет Следственный комитет. СК выделяет 50 тысяч, экспертизу надо проводить, а эксперт называет 250 тысяч. Тогда составляется несколько липовых экспертных заключений, чтобы списать эту сумму, аккумулировать. А эксперты рассказывают о том, что они бесплатно СК дают заключения. Это коррупция, ну разберитесь, пожалуйста! Мы пригласили специалиста против эксперта. Дело было в Василеостровском суде, человека обвиняют в том, что он украл в переводе на рубли 1,5 млрдрублей. Мы призвали настоящего специалиста и она, глядя в глаза судье, говорит: «О чем вы говорите, таких денег у предприятия никогда не было». Я посмотрела их бухгалтерские документы – это просто безмерный полет фантазии экспертов и следователей, которые на этой «экспертной ослице» поехали в суд. Не доехали. Больше 1,5 лет слушалось дело и сейчас принято решение о возвращении дела прокурору. Так что у меня все обставлено фактами.

Дмитрий Барсуков: Не упремся ли мы в ситуацию, когда возможность и доступность грамотного экспертного исследования будут ограничены, а позиция останется на стороне того, кто может себе это позволить?

Юрий Новолодский: Нет, Дмитрий, я сегодня получил документ. Я понял, что и сторона защиты должна иметь возможность проведения экспертных исследований. Только честных. Вот смотрите, критиковать всегда легко. Желательно что-то предложить. Я предложил ввести следственных судей. Правда, началось не с меня, а кто-то из очень высоких чинов, ответственных за следствие, сказал: вот было бы хорошо! А что, если хорошо, так давайте, действуйте! Вот вам проект, только там все нацелено на получение результата. Недопустимость междусобойчика между сегодняшними судами и при обжаловании в порядке статьи 125 УПК РФ. Или давайте, есть второе предложение, мы сейчас начнем развивать экспертную службу. Почему обязательно нужно, чтобы все было сделано в службе СК? Потому что просто смешно бывает: у предпринимателя изымают всю документацию, все под завязку, даже если он исключительно добросовестный предприниматель. Потом эта документация обзывается доказательствами виновности.

Дмитрий Барсуков: Да, это серьезная проблема – вынос из офисов документации, оргтехники, системных блоков. Более того, законодатель уже пытался регулировать эту проблему. При расследовании уголовных дел по ряду составов законодатель закрепил за органом следствия даже обязанность в ограниченные сроки осмотреть эту технику и вернуть. Но, как и всегда в подобных ситуациях, оставлено органам следствия пространство для маневра, потому как отдельные составы – и достаточно популярные среди следователей – уголовных преступлений могут либо признаваться, либо не признаваться совершенными в сфере предпринимательской деятельности. Этот вопрос очень остро встает при рассмотрении вопроса о мере пресечения в отношении генерального директора.

Юрий Новолодский: Это вопрос совести. Вообще если в сфере предпринимательства – это не сложно установить. Это просто во что бы то ни стало отчитаться за годовалое расследование, всунуть дело в суд.

Дмитрий Барсуков: В сегодняшней ситуации я не думаю, что это мера на века. Но я уверен, что оценочные понятия признания или непризнания какой бы то ни было деятельности признаваемой или непризнаваемой в качестве предпринимательской необходимо исключать из действующего законодательства и достаточно жестко фиксировать. Это легко и просто определяется.

Юрий Новолодский: Дмитрий, надо как минимум научить людей. Многие следователи говорили о том, что это государственные деньги. Вы работали с государственными деньгами, вы обязаны сесть в тюрьму. Позвольте, а почему бизнесмен, работающий с государственными деньгами, должен сесть в тюрьму, если у него клиент – государство? Это вас надо учить заново!