Коронавирусные ограничения усилили недоверие между петербуржцами и Смольным

Как преодолеть недоверие между горожанами и Смольным, усилившееся из-за коронавирусных ограничений? Почему в Петербурге исчезли гайд-парки? И какие решения ЕСПЧ правозащитники считают победой гражданского общества? Эти вопросы – в свете ежегодного доклада омбудсмена Законодательному собранию – обсудили уполномоченный по правам человека в Петербурге Александр Шишлов и адвокат Александр Передрук.

Александр Передрук: Александр Владимирович, добрый день.

Александр Шишлов: Добрый день.

Александр Передрук: Какие ограничения прав человека были в 2020 году самыми актуальными? С чем чаще всего сталкивались жители Петербурга?

Александр Шишлов: Я думаю, что самым сложным было и остается нахождение баланса между правами и свободами и ограничениями, которые жизненно необходимы. Ограничения, которые вводились, были неизбежными, я бы даже сказал, что они были несколько запоздалыми.

Первое, с чем мы столкнулись все – это дефицит информации и проблема доверия к информации, которая была. К сожалению, это нарушение наших прав на информацию до сих пор остается важной проблемой.

Я думаю, что даже к официальной статистики заболеваемости у нас нет 100%-го доверия. И даже официальная информация о заболеваемости существует и публикуется в двух видах: одна на основе данных, которые собирает Роспотребнадзор, а вторая – по данным, которые собираются в Федеральном регистре заболевших. Его формируют из данных медицинских учреждений. И эти цифры – разные. А осенью в Петербурге вообще была ситуация, которую можно, в общем-то, назвать анекдотичной - хотя лучше бы таких анекдотов не было - когда в течение месяца количество официально выздоровевших и заболевших отличалось ровно в два раза, с точностью до единицы. Такая была практика, которая совершенно очевидно показывала, что данные эти были, мягко говоря, искусственными.

Александр Передрук: С чем вы это связываете? Это неспособность обработать то количество информации, которое есть, или это целенаправленное занижение какой-либо статистики?

Александр Шишлов: Я думаю, что здесь есть оба фактора. Во-первых, такие нереальные статистические показатели были не только в Петербурге, они фиксировались в разных регионах. А в некоторых, кстати, не фиксировались. Такая неоднородность показывает, что здесь точно был человеческий фактор. Желание что-то, может быть, сгладить, приукрасить, не сеять панику, возможно, какие-то добрые намерения. Но вывод-то какой: у людей уменьшается доверие. Технические моменты здесь тоже есть, конечно, но не думаю, что они были ключевыми.

Александр Передрук: При этом государство вводило и продолжает, в общем-то, некоторые ограничения сохранять, например, связанные с публичными мероприятиями, со свободой собраний. И эти данные, как раз статистические, могли бы позволить объяснить необходимость сохранения тех или иных ограничений либо необходимость их снятия как раз. Но что мы видим на практике? Если посмотреть ровно год назад, мы столкнулись с тем, что не работали различные кафе, рестораны, театры и так далее, и при этом, в этих условиях, конечно же, ограничение права собираться мирно на улицах или даже в помещениях выглядело, в некотором смысле, достаточно обоснованно. Сейчас же речь идёт всё-таки о том, что работают, как правило, все увеселительные места, достаточно большое количество людей собирается на спортивных мероприятиях, концертах, но при этом, как мы знаем, недавно продлили абсолютный запрет на проведение любых публичных мероприятий, в том числе и одиночных пикетов. Здесь можно две вещи подчеркнуть: во-первых, это обоснованность этих ограничений, а во-вторых, всё-таки есть ли какая-то статистика и статистика с точки зрения заболеваемости, влияет ли она как раз на объяснение этих ограничений?

Александр Шишлов: К сожалению, так получается, что, пожалуй, чему можно здесь доверять, так это данным о смертности, которые фиксируются органами записи актов гражданского состояния. В органах статистики тоже эта статистика накапливается. Но для того, чтобы проводить корреляцию между различными крупными публичными мероприятиями, которые происходили, например, голосование за поправки или то, что было связано с празднованием юбилея Победы, и последующим сохранением или увеличением уровня заболеваемости, необходим научный анализ. Но вообще, сама эта тема соизмеримости, последовательности ограничений, тоже имеет отношение к доверию людей к органам власти, к государству.

Если люди видят, что ограничения, пусть даже и обоснованные, в одних случаях вводятся, а в других случаях на очевидные нарушения закрываются глаза, то, опять-таки, доверие разрушается.

Казалось бы, нужно носить маски, не ходить рядом друг с другом, соблюдать социальную дистанцию. Но если раз за разом люди видят, что, хотя по телевизору и разным другим СМИ государство говорит, что нужно соблюдать дистанцию, нужно носить маски, проводятся многотысячные спортивные, культурные и разные другие мероприятия, какое тут будет доверие? Конечно, оно разрушается. Вы провели пример с одиночными пикетами. Понятно, что отдельно стоящий с одним плакатом никакой эпидемической опасности не представляет. Уж по крайней мере меньше, чем скопление людей в зале театра, концертного зала, на спортивном соревновании. Но там можно – а здесь нельзя. И, естественно, все понимают, что здесь мотивы-то не санитарные, видимо, а какие-то другие.

Александр Передрук: Мы все были свидетелями ситуации, когда в мае прошлого года, и не только, проводилось огромное количество различных публичных мероприятий политического и общественно-политического характеров, в том числе в формате одиночных пикетов. И результат этих пикетов был, в общем-то, один и тот же, это регулярное задержание пикетчиков, при этом человека не доставляли сразу в отдел полиции и не составляли протокол на месте, а набивали большое количество людей в один автозак и доставляли в полицейский отдел, где в дальнейшем они также находились друг с другом на незначительном расстоянии, и никто не использовал в этот момент, как правило, средства индивидуальной защиты. Это тоже подрывало уровень доверия к действиям полицейских в том числе. Как раз в качестве альтернативного примера: у меня есть хороший друг, который живёт в Праге. Он рассказывал, когда приехал в Петербург в феврале этого года, впервые посетил кафе, потому что в Праге всё закрыто, но там работает takeaway, всё можно забрать с собой из кафе. Но при этом, за время этой пандемии было несколько крупных митингов. То есть центр смещен в другую сторону. Больший приоритет отдается возможности принять участие в общественно-политическом публичном мероприятии, нежели возможности посидеть в кафе с друзьями.

Александр Шишлов: Видимо, другие приоритеты. Но я хочу обратить внимание, что у нас, давайте будем говорить о Петербурге, такая непоследовательность была, особенно в начале, не только в политической сфере, не только там, где были пикеты с политическими лозунгами. Помните, весной в прошлом году были ситуации, когда людей, которые пошли погулять в сад, задерживали точно также, как вы правильно вспомнили, упаковывали всех в компактный автозак и потом везли в отдел полиции, где, конечно, были нарушения социальной дистанции, опасность инфицирования была гораздо выше, несоизмеримо выше, чем в парке. Наверное, самый известный случай с Максимом Леонидовым, когда он вышел погулять, по-моему, в Сосновке, и был задержан вместе с другими людьми.

Александр Передрук: К вопросу, кстати, о штрафах. Весной прошлого года мы активно наблюдали эту историю, связанную с тем, что всех нарушителей режима повышенной готовности задерживали и в результате их дела оказывались в суде, соответственно, их рассматривал комитет по вопросам законности, правопорядка и безопасности Правительства Санкт-Петербурга. Их чаще всего привлекали к административной ответственности. Сейчас есть ощущение, по крайней мере, что такого рода дел стало намного меньше. Хотя посмотреть на общественные места и, особенно, на общественный транспорт – в метро до сих пор огромное количество людей, которые не носят маски, а если и носят, то условно, на подбородке. Сошли на нет меры реагирования. Я, конечно же, не призываю к тому, чтобы активнее включать репрессивные механизмы путём привлечения к административной ответственности, но, всё-таки, уровень правонарушений стал меньше.

Александр Шишлов: И, кстати, многие протоколов не были реализованы судами, потому что они были составлены с процессуальными нарушениями. Возвращаясь к ограничениям на массовые мероприятия, формально такие ограничения вводятся на основании постановления санитарного врача. Тут очень интересный нюанс есть:

практика такова, что предписания санитарного врача, которые издаются и адресованы к исполнительным органам власти, они же затрагивают наши права, но они не публикуются.

Почему-то такая сложилась практика. И помните, у нас была совершенно безобразная ситуация с похоронами, когда были введены ограничения на проведение церемонии прощания, на захоронение, никто толком не знал, какие. И люди, которые потеряли близких, были в очень тяжелом положении. У нас, наверное, недели две была такая ситуация. Потом удалось её изменить, я тоже обращался к главному санитарному врачу, было изменено это предписание, на основании которого без информирования людей были введены совершенно драконовские меры.

Александр Передрук: Но ограничения вводились всё-таки постановлением Правительства Санкт-Петербурга.

Александр Шишлов: Да. Можете спросить представителей исполнительных органов власти, мол, почему вы не отменяете эти ограничения. Вам ответ будет такой: «А у нас есть постановление санитарного врача». А вопрос про публичные мероприятия будет всё более и более острым, и актуальным, потому что у нас выборы скоро.

Александр Передрук: И как мы видим,

ограничения, в том числе и публичных мероприятий, происходят не только в связи или под предлогом необходимости борьбы с коронавирусом, но и в связи с другими вещами.

Вы обратили внимание, в частности в своём докладе, на изменение числа гайд-парков в Санкт-Петербурге, потому что буквально некоторое время назад была хорошая новость о том, что их список расширен. И, в общем-то, впервые после того, как на Марсовом поле перестал существовать гайд-парк, появилась хорошая площадка, достаточно приличная, в центре города, недалеко от Финляндского вокзала, но это постановление утратило силу после того, как были внесены изменения в закон Санкт-Петербурга о количестве участников публичных мероприятий в специально отведенных местах, которые мы и называем гайд-парками. Там не требуют согласования публичных мероприятий. Порядок не уведомительный, а, скорее, информационный. Тем не менее, мы видим, что даже здесь изменение числа гайд-парков, в общем-то, свидетельствует о том, что к свободе собраний относятся менее терпимо.

Александр Шишлов: В этой сфере уже было

принято несколько постановлений Конституционного суда, которые как раз фиксировали важность права на свободу мирных собраний и подчеркивали, что если говорить о специально отведенных местах, то они должны быть в каждом районе.

У нас это не так, у нас администрация почему-то, когда эти места выделяла, выделяла отдаленные места, типа Удельного парка.

Александр Передрук: Это и вопрос транспортной доступности в том числе.

Александр Шишлов: Конечно. И никто даже не заметил это обстоятельство, не обратили внимания, что после внесения изменений в закон Петербурга, раньше гайд-парки должны были быть не меньше, чем на двести человек. А потом Законодательное собрание увеличило эту норму – не меньше пятисот человек теперь. Это такие юридические тонкости, может быть, они даже нашим слушателям не очень интересны. Так вот, когда пополнялся перечень гайд-парков, и была введена еще площадь Ленина, например, то там, в постановлении правительства была такая незамеченная никем строчка, что это постановление действует до внесения изменений в закон Санкт-Петербурга, который как раз этих цифр касается. В прошлом году, весной, эти изменения были внесены, но, поскольку фактически этот институт гайд-парков не работал из-за коронавирусных ограничений, то никто и не заметил, что произошла такая трансформация.

Александр Передрук: Как раз, может быть, если мы говорим об изменениях, нам стоит перейти к другому глобальному изменению, с которым мы в 2020 году столкнулись, это изменения в Конституции Российской Федерации. Весь процесс, вся дискуссия вокруг поправок пришлась, в основном, как раз на период пандемии. Мы видели, как недавно Венецианская комиссия высказывалась, и одним из её пунктов было то, что поправки были приняты достаточно молниеносно, без широкого публичного обсуждения. Одна из причин, конечно же, коронавирус. Но по какой-то причине поспешили с этим поправками.

Александр Шишлов: В Конституции одна из поправок интересная такая: впервые в Конституции появилось упоминание гражданского общества и обязанности правительства содействовать развитию институтов гражданского общества, их участию в формировании и реализации государственной политики. С одной стороны – это позитивная норма, которая отвечает потребностям общества, на мой взгляд.

Практика, которую мы видим после принятия поправок в Конституцию, идёт в противоположном направлении. Мы столкнулись с очень серьезным ужесточением законодательства.

Одни лишь эти законы, которые в декабре были приняты, связанные с так называемыми «иностранными агентами». У нас один из первых иностранных агентов – это наша петербурженка, которая, насколько я понимаю, не имеет отношения к СМИ-иностранным агентам. Там вообще и с точки зрения юридической техники очень странная конструкция. Посмотрим, как они будут выстаивать в суде, потому что эти решения, насколько я понимаю, уже обжалованы. Я даже сейчас не хочу вдаваться в анализ существа поправок, их ведь почти две сотни. Приняты одним пакетом, одним голосованием, что противоречит закону о принятии поправок, который действовал раньше. Есть мнение очень квалифицированных юристов, Венецианская комиссия, кстати, один из самых авторитетных европейских международных органов, которые оценивают правовые документы разных стран. И те опасения, которые высказала комиссия, очень серьезны. Для меня как для государственного правозащитника здесь ещё было важно, как проходила сама эта процедура голосования. Она показала инновации.

С моей точки зрения и по результатам нашего наблюдения, если их будут применять на выборах, они могут привести к ещё большему разочарованию в институте выборов, недоверию к результатам выборов. Например, многодневное голосование.

1. У нас в Петербурге было много примеров, когда ящики хранились несколько дней в таких условиях; количество бюллетеней, которое там обнаруживалось, не соответствовало тому, которое должно было быть по спискам выданных бюллетеней. Или, например, открывался ящик, в котором были бюллетени людей, которые проголосовали раньше. А там, скажем, двести пятьдесят бюллетеней, заполненных абсолютно одинаково, фотографии этого даже были. И я в своем докладе привожу, что видно, что они абсолютно одинаковые – одной галочкой, одной ручкой. Или ящик, в котором четыреста пятьдесят бюллетеней, и всё, как один – «за». Ну, такого просто не бывает. За руку никого, может быть, и не поймали, кто рисовал, и кто вбрасывал, но все же понимают, что не бывает такого.
2. Другая инновация, которая пробовалась во время голосования, это порядок наблюдения – а это ключевой момент. Если нет доверия к выборам, то это подрывает легитимность органов власти, разрушает государство. Наблюдение, по сути дела, было монополизировано под флагом Общественной палаты. Наблюдать, присутствовать на участках могли только наблюдатели от Общественной палаты.

Александр Передрук: Либо журналисты.

Александр Шишлов: Журналисты, да, но их на все участки не хватит. И были, к сожалению, эксцессы, когда и журналистов-то выгоняли с участка.

Александр Передрук: И не просто выгоняли, а были даже переломанные руки.

Александр Шишлов: И эти истории ещё не закончились. Эта история со сломанной рукой журналиста, насколько я знаю, продолжаются, хотя все заинтересованные лица со стороны избирательных комиссий и полиции пока не признают нарушений. Но я думаю, что эта история еще не закончилась.

Александр Передрук: Насколько мне известно, это дело Давида Френкеля, журналиста Медиазоны. До сих пор не принято официальное решение. Вроде как всем был очевиден, ну или многим, по крайней мере, тот факт, что полицейские применяли силу и делали это явно несоразмерно и без какой-либо вынужденной, необходимой ситуации. Но этот факт остался незамеченным со стороны СК, в том числе, который изначально отказался возбуждать уголовное дело, в дальнейшем же начался так называемый «процессуальный пин-понг», когда одни постановления выносятся, другие отменяются и так далее. Насколько мне известно, пока никаких результатов нет, и это, наверное, сохраняющаяся проблема в целом.

Александр Шишлов: Здесь очень важно, чтобы люди, которые ценят свои права, ценят то, что гарантировано законом и Конституцией, их собственным достоинством, в конце концов, свои права защищали.

В прошлом году было несколько важных примеров, когда настойчивость, последовательность, упорство людей, которые столкнулись с нарушением своих прав, привело к успеху.

Было принято несколько важных судебных решений, которые подтвердили нарушения, которые правозащитникам были совершенно очевидны. Да и не только правозащитникам, а любому непредвзятому человеку. Например, то, что происходило у нас в 2019 году на муниципальных выборах: было множество нарушений, и ЦИК много раз к этому вопросу возвращался, пытался навести порядок. Кончилось это тем, что выразил недоверие председателю Горизбиркома, признали работу нашей петербургской городской избирательной комиссии неудовлетворительной. Но эти нарушения были очевидны журналистам, кандидатам, любому непредвзятому человеку, наблюдателю. Но они были неочевидны избирательным комиссиям, на них закрывала глаза прокуратура, и в этой сложной ситуации упорство тех кандидатов, которые хотели защитить свои избирательные права, на самом деле не только свои, но и тех людей, которые голосовали за них, в нескольких муниципальных округах, привело к успеху. Судебными решениями эти права были восстановлены. Если по-простому говорить, то это значит, что после выборов произошли какие-то манипуляции, куда-то члены избирательной комиссии убежали, что-то там переделали, достали какие-то бюллетени, я не знаю, как технологически это делается. Поставили галочки в другом месте. Результаты оказались не те, которые были зафиксированы раньше, не те, под которыми стоят подписи. Но факт в том, что мандаты получили люди, которые не выиграли выборы.

Александр Передрук: Такое судебное решение было одно, насколько мне известно.

Александр Шишлов: Нет, их было несколько. Несколько решений, которые подтвердили, нарушения, которые сделали избирательные комиссии. И есть несколько муниципалитетов, где нарушения, которые произошли на последних муниципальных выборах в 2019 году, были признаны судебными решениями. Поэтому вопрос о том, что были ли нарушения или нет, закрыт уже юридически. А еще одна сфера, где тоже были приняты судебные решения, причем это уже решения Европейского суда, в сфере права на свободу мирных собраний. Четыре, если я не ошибаюсь, решения Европейского суда в прошлом году были приняты, которые подтвердили нарушения со стороны в том числе сотрудников полиции, которые задерживали людей, применяли силу. Самый, наверное, вопиющий случай, он довольно давно уже был, в 2007 году, по-моему, когда была применена сила, когда людей задерживали, они получали административные штрафы.

Александр Передрук: Это вы говорите о деле «Цепилова против России»?

Александр Шишлов: Да, это одно из четырех дел. И очень сложно было доказать, что сотрудники правопорядка действовали незаконно. Но этот юридический путь пройден, теперь всё, это решение Европейского суда. Россия будет его выполнять.

Александр Передрук: Я думаю, что, скорее всего, оно уже исполнено.

Александр Шишлов: Да, компенсации люди уже получили.

Александр Передрук: И одно как раз постановление Европейского суда касается дела моего доверителя, «Грачёв против России». Это постановление было, как раз вынесено по событиям 2014 года. Другой вопрос, что Европейский суд по правам человека и, в общем-то, даже Конституционный суд уже неоднократно формулировали все те проблемы, и они понятны и известны абсолютно каждому, кто хочет с этими проблемами разбираться. И даже если вспомнить Конституционный суд, одна из моих любимых его позиций как раз когда он говорит о том, что права на свободу мирных собраний необходимы, и объясняет это тем, что право на свободу собраний – это мирный и конструктивный диалог между гражданами и государством. И эта, можно сказать, мантра должна идти красной нитью во всех делах, но мы видим, к сожалению, несколько иной подход. И несмотря на многочисленные уже позиции Европейского суда, Конституционного суда, увы, на практике это происходит всё несколько иначе, и также продолжают задерживать, оставлять на ночь в отделах полиции, и те же самые, идентичные постановления судов. И путь от районного суда до Страсбурга действительно уже сейчас не представляет никакой сложности. Хотелось бы, чтобы эти проблемы решались всё-таки в районных судах.

Александр Шишлов: Чаще приходите на Business FM, в «Адвокатский клуб», и рассказывайте людям, что права можно защитить, если это делают профессионалы, и если люди сами готовы защищать свои права.