Евгений Елин о принятии решений, перезапуске экономики и петербургском Сити

В 2020 году на поддержку бизнеса в Петербурге было выделено более 21 млрд рублей. В среднем на помощь одному субъекту МСП из пострадавших отраслей направили 230 тысяч рублей. В 2021 году на эти цели предусмотрено ещё около 10 млрд. Тем не менее, только по официальным данным с рынка ушло примерно 17 тысяч небольших компаний. Оборот предприятий упал на 5%, а объём инвестиций в гостиничной деятельности и общественном питании рухнул на треть. По какому принципу формировались пакеты мер поддержки, и как в Смольном оценивают их эффективность? Какая модель диалога с предпринимателями взята на вооружение? И что ждёт экономику города на этапе восстановления? Евгений Елин дал Business FM Петербург последнее развернутое интервью перед заявлением об уходе из Смольного. В беседе с шеф-редактором Максимом Морозовым вице-губернатор подвёл предварительные итоги «коронавирусного» года и назвал точки роста городской экономики.

Максим Морозов: Есть стереотипное восприятие того, как формируются пакеты мер поддержки – немного напоминает черный ящик. Расскажите, пожалуйста, о механике, как это происходит?

 

О МЕРАХ ПОДДЕРЖКИ И ДРУГИХ РАСХОДАХ

Евгений Елин: Деньги из воздуха не берутся. Любые пакеты мер – мы сопоставляем финансовые возможности, которые есть у бюджета в данный конкретный момент времени, с тем результатом, который мы можем получить.

1. Меры поддержки – это же не единственное направление расходов.
2. Давайте вспомним, что у нас есть дополнительные выплаты врачам. Кроме выплат врачам, мы очень энергично увеличивали медицинские мощности.
3. Третье – давайте вспомним, что нам пришлось разворачивать пункты ПЦР-диагностики, менять логистику, автомобили закупать, пациентов все-таки надо на машине довозить, а не на метро отправлять. Это все требует определенных затрат.

Максим Морозов: А как сработала идея использовать мощности такси?

Евгений Елин: Мы используем их. Есть ограничения, связанные с ковидом. Потому что,

• во-первых, надо как минимум водителя обезопасить.
• во-вторых, чтобы не возникало опасной ситуации, дезинфицировать машину надо после каждого пациента.

Все-таки это такой специальный должен быть транспорт. Потому что вы же пациента везете на КТ, и с высокой степенью вероятности он ковидный. Нельзя просто автомобиль дальше ставить на линию, потому что мы тогда просто всех перезаражаем. Мы очень активно использовали такси, и, действительно, приобретали услугу. В каких-то случаях нам удобнее было самим приобретать машины: в тех случаях, если у медицинской организации есть гараж, есть, кому их обслуживать, есть, кому хранить. У многих медицинских организаций нет своего автопарка и гаража, тогда это достаточно большая обуза. Там, конечно, шли путем приобретения услуг. Возвращаясь к исходному вопросу – смотрите: мы при определении мер исходили из финансовых возможностей, которые мы имеем, и ожидаемых результатов, которые мы получим. Бизнес оказался в тяжелом положении. Понятно, что возникает желание выставить счета на всю оставшееся жизнь за все невзгоды и тяготы, которые свалились. И, в общем, связано-не связано…

Максим Морозов: Хотя бы покройте выпадающие доходы из-за закрытия.

Евгений Елин: Мы и предлагали, чтобы мы конкретно поговорили о тех доходах, которых вы лишились, а не тех убытках, которые в принципе от несовершенства. То, что туристы перестали ездить сюда – это же не наша вина, не наша вина, что из Испании не приехали туристы.

Максим Морозов: И форс-мажор не объявлен.

Евгений Елин: И форс-мажор не объявлен. Есть, тем не менее, рыночные условия. Поэтому в конечном итоге, мне кажется, нам удалось достичь понимания, что нам конкретно надо говорить.

Если мы приняли решение, от которого возникли прямые убытки, – это предмет обсуждения.

Максим Морозов: На этом этапе как вы узнаете потребности бизнеса?

Евгений Елин: Первое, что мы сделали – необходимо было установить линии коммуникации. На старте мы сразу же сделали группы в WhatsApp: HoReCa, производство, недвижимость и тд. В общем, мы все там непосредственно сидели. Встречались и очно, и в сетях работали в текущем режиме. Как нас материли – не сказать! Но мы считали, что это элемент нашей работы. За что только не клеймили.

Максим Морозов: За что материли?

Евгений Елин: За все, что угодно. За несовершенство мер, за ковид, за то, что мы сказали не так. Это можно понять, мы с пониманием относились к этому.

Максим Морозов: В эти группы в WhatsApp включали избранных или всех?

Евгений Елин: Фактически мы не ограничивали какими-то отзывами.

Максим Морозов: То есть фильтра не было?

Евгений Елин: Нет, никаких жестких фильтров не было. Кто просился – всех включали, жесткой модерации не устраивали. Поэтому и материли, в общем-то, потому что мы туда включали не тех, кто удобен, а тех, кто значим по рынку. Так как вопросы узкоспециальные, даже переругивались узкоспециально. Те, кто не из этой индустрии – им эта ругань просто не интересна.

Максим Морозов: Это был совещательный голос.

Евгений Елин: Да. Для нас важно было получить обратную связь. Это первая точка. Вторая точка – формальная: что мы вводили ограничения по счетному количеству отраслей, видов деятельности.

В соответствии с федеральным списком. Дальше этот список, конечно, менялся. Потому что мы смотрели, на кого мы все-таки влияем, на какие отрасли, и дальше вводились – конечно, это приходилось дорабатывать и менять, потому что выяснилось, что мы идентифицировать можем по кодам, потом выяснилось, что нет, в уставах написано другое, что это не является основным видом деятельности.

Максим Морозов: Дополнительные ОКВЭДы.

Евгений Елин: Дополнительные. Соответственно, мы вносили и говорили, что хорошо, пускай это будут не основные виды экономической деятельности, а вспомогательные, мы тоже принимаем. Потом выяснилось, что по факту надо принимать. Динамично мы как-то справлялись. Естественно, мы ориентировались на отрасли, на которые воздействуем. Потому что если мы не запрещаем их работу, то почему мы счета должны оплачивать?

Максим Морозов: Все-таки есть несправедливость, потому что закрывали всех веерно, не объявив форс-мажор, а помогали многим, но все равно избранным. Либо ты должен состоять в реестре МСП, либо ты должен состоять в отраслях, наиболее пострадавших, ОКВЭДы, подОКВЭДы – все равно какие-то тонкие настройки, и часть бизнесменов, тоже закрытая и в простое, оказалась за бортом поддержки.

Евгений Елин: Что вы имеете в виду – веерно?

Максим Морозов: Первый локдаун, второй локдаун, когда было закрыто все практически.

Евгений Елин: Как все?

Техника закрытия – мы все равно ориентируемся на ОКВЭДы, виды экономической деятельности мы закрываем, мы не закрываем ни по какому другому принципу.

Промышленность мы никогда не закрывали, транспорт никогда не закрывали. Стройку не закрывали, банки не закрывали, страховую деятельность не закрывали, огромное количество – можно очень долго перечислять, что мы не закрывали.

Поэтому, когда мы закрываем, мы закрывали отдельные категории предприятий. Конечно, в первую очередь помогали тем, кто наиболее уязвим. Это малые предприятия. Мы все-таки секторально шли.

Максим Морозов: Через несколько дней будет годовщина начала всей коронавирусной истории и ограничений. Оглядываясь на год назад, как вы оцениваете эффективность трех пакетов мер поддержки и администрирование поддержки в целом?

 

ОБ ЭФФЕКТИВНОСТИ ТРЕХ ПАКЕТОВ МЕР ПОДДЕРЖКИ

Евгений Елин: Чтобы оценить эффективность, наверное, еще времени недостаточно. Эффективность мы видим по востребованности. Есть меры, которые оказались фактически невостребованными.

Максим Морозов: Например?

Евгений Елин: Например, целый ряд отсрочек для бизнеса по аренде. Мы такую возможность предоставили, на что нам бизнес сказал: слушайте, хорошо, но вы же нам не списываете эти деньги, то есть мы должны будем их заплатить, только в другом периоде.

Максим Морозов: Некоторые грустно шутили, что это отсрочка смерти. Потому что заплатить они все равно будут обязаны, а денег больше не появится на фоне пандемии.

Евгений Елин: В общем, да, только когда мы предпринимаем те или иные шаги, мы все-таки не хан Батый, захотел-сделал, не захотел-не сделал, деньги бюджетные. В том числе

Выпадающие доходы, отрицательные деньги – тоже бюджетные деньги. И мы не наделены правом жАловать или не жаловать. Это право может быть только у законодателя. Более того, процедура списания всегда крайне тяжела – и долгов, и всего, чего угодно – безвозвратных.

Максим Морозов: Большие социальные обязательства.

Евгений Елин: Да просто юридически. Так можно весь бюджет распустить в ноль совершенно. Нет отраслей, нет людей, которые бы не пострадали. Поэтому жалко всех, всем страшно хочется помочь. Но помочь надо не только тем, чтобы простить, а тем, чтобы обеспечить медицинские услуги, и не забывать о том, что мы еще должны не искажать рынок.

Максим Морозов: Что вы имеете в виду?

Евгений Елин: Если мы кому-то прощаем либо снижаем арендные платежи, что делать малому предприятию, которое находится в соседнем помещении?

Максим Морозов: И арендует у частного.

Евгений Елин: Арендует у частного.

Максим Морозов: Так дайте льготу частнику, а он своим субарендаторам.

Евгений Елин:

Льготу можно дать только тем, кто от нас зависит. Если мы про арендные платежи говорим, а не про налоговые. Если это частная собственность, льготу мы дать ему не можем.

Максим Морозов: Помогите ему чем-нибудь другим.

Евгений Елин: Понимаете, здесь возникает очень большой и серьезный вопрос, кому и как помогать. Вопрос следующий: почему и кто решил, что если девелоперу, который живет за счет арендных платежей, помочь деньгами, он точно эти деньги не себе возьмет, а транслирует своему арендатору?

Максим Морозов: Пропишите это.

Евгений Елин: Как вы хотите это прописать? Мы же даем на какие-то цели. Я могу усложнить ситуацию: давайте вспомним, что есть еще банк, у которого это в залоге, как правило, закредитовано. И тогда кому мы начинаем помощь оказывать? Более того, возникают обязательства перед банком, и когда мы даем девелоперу средства, а у него возникает обязательство банку заплатить проценты – банк же не отказывается? Или мы тогда что, помогаем не арендатору, а помогаем девелоперу заплатить проценты в банк?

Максим Морозов: Но это опосредованно.

Евгений Елин: Конечно.

Максим Морозов: Я могу так представить: Смольный говорит, что в заявительном порядке для частных арендодателей мы даем субсидию. Вы приходите, если вы претендуете на нее – вы подписываете, что обязуетесь использовать деньги на предоставление арендных каникул. Пропишите это и все.

Евгений Елин: Когда был понятен такой механизм, это и сделали. Но здесь я просто хочу обратить внимание, что вы предоставляете арендные каникулы – тогда будет характер платежей кому? Вы тогда помогаете не малому бизнесу, вы помогаете, пардон, девелоперам.

Максим Морозов: Я это все равно не очень понимаю. Есть большой арендодатель, который предоставляет куче субарендаторов, в основном малому бизнесу…

Евгений Елин: Давайте попробуем с другой стороны, смотрите: мой бизнес заключается в том, что я предоставляю площади в аренду. У меня есть малые предприятия, которые арендуют. Свою прибыль я получил. Я должен транслировать банку. У меня возникают риски на банк, если я не заплачу. И если мы не субсидируем девелоперу – за счет казенных денег, еще раз повторю – который, в принципе, в общем-то не очень пострадал, пострадал магазин, мы магазин закрыли. А у девелопера есть еще бизнес, связанный с офисами, есть еще что-то, есть продовольственный магазин, который платит. И есть 10% от торговли, которая пострадала. Почему мы за счет казны должны ему оказывать помощь при том, что у него есть основные источники доходов? У него этот арендный бизнес – меньше 10%.

Максим Морозов: Это всегда так?

Евгений Елин: Не всегда. Бывает по-разному, поэтому разные решения принимали. Я просто сейчас к тому, чтобы проиллюстрировать мысль, что не такие простые, и не такие линейные взаимоотношения.

Максим Морозов: А если еще тоньше, глубже?

Евгений Елин: Есть простые и однозначные решения, когда мы напрямую помогаем малому бизнесу, когда есть прямые отношения. То есть мы заплатили и точно уверены, какой результат получим. Что они не уйдут ни налево, ни направо, ни куда-то на другие цели. Есть, когда мы начинаем помогать – вы, о чем говорите? Что мы помощь оказываем, но через посредников, через цепочку в виде девелоперов, либо еще что-то. Петя, ты окажи Феде, Федя окажет Васе, а Вася, наконец, малому бизнесу окажет помощь. Вот давайте по такой цепочке.

Чем длиннее цепочка, тем меньше вероятность, что это дойдет до того, ради которого мы и радеем, а не растворится по дороге. Поэтому мы формировали пакет там, где мы уверены, что мы делаем.

Максим Морозов: Если посмотреть с другой стороны, не на помощь, а на ограничения. Когда некоторые представители торговли, торговых комплексов пожаловались в ФАС, в том числе на дискриминацию на рынке. Одним можно работать, а другим нельзя работать. Когда, помните, возникли условия, что должен быть отдельный вход, в торговом центре нельзя работать, соседний магазин с отдельным входом – там уже можно работать. Тоже ведь несправедливость есть: продают одно и то же, работают через дорогу.

Евгений Елин: Мы же с вами знаем, что есть несколько специальностей, которым в принципе учиться не надо. Потому что от рождения человек сразу же ими овладевает. И такой профессией является санитарный врач. Каждый замечательно от рождения знает, что надо делать. В части борьбы с вирусом, где вирус пристает, где не пристает – потому что то, что вы говорите, это дискуссии о том, есть медицинский риск или нет. Закрытый вход, открытый вход, туда входить, сюда входить – мы, в общем, руководствуемся медицинскими соображениями, они доминируют. И здесь дискуссия с бизнесом несколько странна. Потому что ни мы не медики, ни они не медики. Двое немедиков начинают обсуждать, как ведет себя вирус и где он более ядовит. Это, все-таки, медицинская история начинается.

У санитарных врачей есть свои резоны. Во главе угла введения ограничительных мер всегда вставали медицинские рекомендации.

Максим Морозов: Хотя у них тоже большая дискуссия: на улицах тоже обязывали носить маски, потом сами врачи сказали, на улицах можно не носить.

Евгений Елин: Конечно, у них есть дискуссии.

Максим Морозов: Дискуссия по поводу перчаток. Некоторые инфекционисты говорят, что главное – носоглотку закрыть, перчатки ни при чем.

Евгений Елин: Конечно, у них есть дискуссия. Эта дискуссия возникает по мере того, как у них появляются новые знания, но они каждый день работают. Как всегда, это такая минимаксная задача, задача на экстремум. С точки зрения санитарных норм – вообще бы все закрыть, но тогда мы весь город остановим. Надо найти оптимум, поэтому есть вводная от медиков, после чего начиналась дискуссия, можно ли остановиться на каком-то приемлемом варианте ограничений.

Максим Морозов: То, что я постоянно слышу от бизнесменов, с которыми общаюсь ежедневно – они говорят: на фоне работающего метро, на фоне работающего общественного транспорта, где вряд ли точно соблюдаются нормы санитарной безопасности, где вряд ли есть рассадка, где в часы пик люди едут друг на друге, где зачастую нет ионизаторов воздуха – этим можно работать, а, допустим, ресторанам, которые готовы соблюсти все санитарные нормы и следить за ними, это им выгодно – они закрыты. Я транслирую то, что слышу ежедневно.

Евгений Елин: Понятный аргумент, это наша чисто национальная черта: горел сарай – гори и хата. Можно этим путем пойти, чтобы уж коли в метро – тогда уж гуляй, равнина! Уже и все остальное можно! Надо понимать, что каждый элемент приносит дополнительные риски. Мы не можем остановить метро.

Максим Морозов: Киев останавливал, Харьков останавливал в первый локдаун. Крупные города, сопоставимые с Петербургом.

Евгений Елин: Мы считаем, что это сильно экстремально для нас, мы не были готовы идти на эти меры. Потому что у нас есть промышленность, людям надо все-таки зарабатывать деньги. Если мы в состоянии обеспечить, всех посадить дома и всем деньги платить, то, конечно, вообще не вопрос. Но так как мы не в состоянии это сделать, значит им надо где-то зарабатывать просто себе на жизнь. А туда надо как-то доезжать, а не пешком ходить.

Эффективность мер в метро, их соблюдение – это же истории и про самосознание населения, и про нашу законодательную отрегулированность. Любая попытка упорядочить, то есть обеспечить выполнение требований – ой, какой шум сразу же поднимается!

Поэтому, понимаете, аргумент метро не кажется содержательным, он больше из области риторики.

Максим Морозов: Если вернуться к экономической составляющей, как вы оцениваете риск отложенных банкротств?

 

О РИСКЕ ОТЛОЖЕННЫХ БАНКРОТСТВ

Евгений Елин: Экономические показатели оказались намного лучше, чем можно было ожидать. Мы очень неплохо выглядим по сравнению со всей страной. Конечно, все оказалось намного легче, чем мы себе представляли вначале – и с точки зрения зарплат получили рост по итогам года, доходы упали не очень существенно, обороты предприятий увеличились. Но здесь, конечно, есть очень большой факт экономической инерции, которая определяется, в том числе и спецификой наших отраслей. У нас мелкосерийное производство доминирует.

Результаты, которые мы получили, это результаты не одного года ковида, а нескольких лет, в которых это изделие, будь то ледокол, будь то турбина, генератор, который изготовлялся...

Максим Морозов: С этим понятно, а по сегментам, когда мы поймем, будет ли волна банкротств?

Евгений Елин: Честно говоря, мы не думаем, что это будет иметь массовый характер.

Максим Морозов: 10%, 15% с рынка уйдет?

Евгений Елин: Я боюсь оценки давать, потому что

• основная волна банкротств, если и будет, будет определяться утратой рынков.
• второй фактор – нарушение цепочек кооперации.

Первый эффект, к которому привел ковид не в отношении Петербурга, а в отношении мира – это такой транзит в Средневековье, когда были города-государства, и внутри городов-государств велась вся хозяйственная жизнь. Потом началась глобализация с привлечением хозяйственных связей между регионами. Сейчас, в общем-то, в значительной степени началось сокращение коммуникаций, каждая страна извлекла уроки. Когда мы из Китая пытались перевезти костюмы одноразовые защитные и стало понятно, что нет, ребята, так – плохо пойдет, мы уязвимы. Это значит, надо изготавливать у себя на территории.

Максим Морозов: Стимулировало импортозамещение? Косвенно.

Евгений Елин: Можно называть это импортозамещением, можно называть сокращением кооперации, антиглобализационный такой тренд, сокращение рынков, и каждый у себя на территории начал пытаться все необходимое, по крайней мере ключевые элементы, размещать. Отсюда начали просто сокращаться рынки, в том числе для производителей.

Рынок начал переструктурироваться. Уже даже вопрос экономической эффективности отошел на второй план – вопрос безопасности.

Экономически эффективно у китайцев покупать костюмы, не экономически – но, когда мы увидели, как их просто не купить, ни за какие деньги, значит, надо иметь у себя на территории. И так каждая страна действует.

Максим Морозов: Что с петербургским автокластером? Каким вы видите его развитие?

 

О РАЗВИТИИ ПЕТЕРБУРГСКОГО АВТОКЛАСТЕРА

Евгений Елин: Конечно, прогнозировался другой рост доходов. Автомобильный рынок напрямую связан с доходами населения. Как только доходы приостановились, меньше спрос.

Максим Морозов: В Петербурге как раз выпускаются те марки, которые выше среднего. Это не люксовые автомобили, но они дорогие, не попадают под программы стимулирования. И как быть автокластеру?

Евгений Елин: Я бы не сказал, что они такие – давайте Солярис вспомним.

Максим Морозов: Это да, но там есть и Ниссан.

Евгений Елин: Есть. Автокластер – это достаточно особая отрасль, потому что в общем это высокопроизводительное производство. Заводы мирового уровня. У них огромная кредитная поддержка, в том числе не российская, у них огромная практика, навыки. В принципе они понимают, как себя вести в кризисы. Я просто хочу подчеркнуть:

Эта экономическая ситуация, с которой мы столкнулись, не является чрезвычайной. Кризис 2008 года был существенно глубже.

Максим Морозов: Но ведь мы новой ситуации, как было с Фордом, не хотим, который ушел из Ленобласти? Мы не хотим, чтобы ушли автозаводы из Петербурга.

Евгений Елин: Совсем не хотим.

Максим Морозов: Не хотим, а как поддержать их? Как субъект может обратиться с инициативой к федералам, чтобы этот кластер сохранить в непростое время, когда рухнул спрос?

Евгений Елин: Вы не преувеличивайте наши возможности.

Во-первых, автокластер крайне тесно коммуницирует с федеральными властями. И встречи регулярно бывают, и меры поддержки.

Основная поддержка, которая нужна автокластеру – это не эти две копейки, которые мы можем выжать из горбюджета, это просто не тот масштаб. Поддержка, связанная с таможенной защитой и с таможенными ограничениями: изменения требований по локализации, какую долю они должны здесь иметь.

Это куда более мощные меры, более чувствительные для них. Им даже не столько важно снижение, сколько то, чтобы они с конкурентами оказались в одинаковой ситуации.

Максим Морозов: Вы говорите не переоценивать наши возможности, возможности субъекта. Но те же крупные производства очень сильно завязаны на различную инфраструктуру – на коммунальную в том числе. И я всегда удивлялся, опять же, транслирую недопонимание бизнесменов, когда они говорят: ладно, мы понимаем, если федеральная структура вроде ТГК либо сетевая компания, она опосредованно подчиняется властям субъекта и там есть кто-то в совете директоров, и на отсрочку либо на снижение тарифа сложно повлиять. Но когда ГУП «Водоканал», абсолютно подведомственное предприятие, не дает каникул, или, если мы говорим о ГУП «ТЭК», на отопление. Ведь это тоже могло бы помочь, в том числе производственным предприятиям, в отношениях с монополистами.

Евгений Елин: Безусловно, если кто-то сможет объяснить, откуда ему взять деньги, чтобы «Газпрому» заплатить. ГУП «ТЭК» говорит: «Братцы, мы за вас, мы вас любим до невозможности, но только чтобы поставить вам тепло, нам надо купить газ, а газ бесплатно не выдают. Надо деньги заплатить. Поэтому, как только вы нам объясните, где мы эти деньги должны взять, мы немедленно туда сбегаем и возьмем». И там же нет какого-то специального мешочка в ГУП «ТЭК», в который складываются избытки денег, из которых можно зачерпнуть и отдать «Газпрому». Тогда надо выходить к «Газпрому».

Максим Морозов: А «Газпром» скажет: у нас инвестпрограмма.

Евгений Елин: Есть обязательства перед бюджетом. И самое главное, что каждый из них будет прав. Нет какого-то глобального вредителя. Мы же часто разговариваем с бизнесом, все эти вопросы поднимаются. При том, что мы же не двухсторонние встречи устраиваем, мы устраиваем встречи и совместные с ТЭКом, и с «Водоканалом», и с «Газпромом».

Максим Морозов: Каким вы видите решение проблемы с монополистами?

 

О РЕШЕНИИ ПРОБЛЕМЫ С МОНОПОЛИСТАМИ

Евгений Елин: Решение на самом деле очень простое, но одновременно скучное – эти решения в принципе все законодательно прописаны, вопрос только в том, насколько они эффективно выполняются. Потому что это ведь эффективность расходов монополистов, ведь тепло стоит денег. Претендовать, что тяжело, дайте мне бесплатно – понимаете, мы же не можем в магазин прийти, слезы пролить и сказать, что слушайте, я такой несчастный.

Максим Морозов: Компромисс – рассрочку тогда дайте, раз не бесплатно. Ведь это может быть тогда надо решать в Москве, с федералами договориться, с руководством «Газпрома».

Евгений Елин: Рассрочку на что?

Максим Морозов: Рассрочку по оплате коммунальных платежей. Если мы сейчас не можем заплатить, трудный период, то давайте, может быть, рассрочку от монополиста? Может быть, в Москву съездить и договориться там?

Евгений Елин: Конечно, надо в Москву съездить и договориться. Только хотелось бы понять, с кем же надо в Москве договориться, потому что ТЭК говорит, что братцы, конечно, здорово. Но помимо «Газпрома» у меня же в конечном итоге банки есть. Давайте, вы с банком договоритесь еще, потому что банку-то я должен заплатить. Я плачу «Газпрому» – я же кредит беру. Я же не то, что плачу. Для этого есть финансовые институты. Поэтому еще с банком надо договориться. С банком начинаешь договариваться – банк говорит, дорогой товарищ, да конечно мы дадим рассрочку, только если вы с вкладчиками договоритесь. И мы приходим к Петру Петровичу, Семену Семеновичу и говорим: Семен Семенович, у тебя есть вклад в банке? Вот идея возникла, давай мы тебе не будем платить проценты по этому вкладу, поскольку «Газпрому» не хватает денег, чтобы оплатить ТЭКу, ТЭКу не хватает для того, чтобы заплатить банку. И что мы услышим от Семена Семеновича?

Максим Морозов: Замкнутый круг получается, не может быть! Ведь понимаете, целеполагание – мы же живем, чтобы людям было хорошо! Мы все время в этой бюрократии можем застрять. Форс-мажор необъявленный случился – может быть как-то можно договориться?

Евгений Елин: Договориться можно, но в конечном итоге всегда на конце сидит Семен Семенович. Это надо с ним договориться. А он возражает, говорит: слушайте, я, конечно, могу не три, а два раза в день есть, но только если все будут так же есть два дня. Вы уверены, что банкир тоже откажется от фуа-гра? Если бы убедиться, тогда, наверное, а так, может быть, как-то они по-другому будут. Все это называется «эффективность экономики». Для этого есть соответствующие инструменты, ничего нового мы не придумаем, понятно, что с водоканалами и с ТЭКами по санкциям, конечно, договаривались. Потому что санкции – это все-таки не те деньги, на которые рассчитывается, здесь и переносили, и отсрочки, штрафы, пени…

Максим Морозов: Хотя начисляли. Лично мне бизнесмены жаловались.

Евгений Елин: Да, начисляли. По крайней мере, не взыскивали хотя бы.

Максим Морозов: Пакет поддержки: на этапе восстановления экономики, я думаю, деньги точно понадобятся.

Евгений Елин: Это уже не поддержка, это уже деньги на развитие.

Максим Морозов: Назовем так.

Евгений Елин: Большая проблема, честно говоря, возникла. На наш взгляд, две ошибки восприятия ковида. Первая ошибка в том, что можно зажмуриться и наступит момент, когда глаза открыл и все по-прежнему. По-прежнему – не будет. И очень многие предприниматели – мы же видим это по разговорам – идут спиной вперед. Смотрят назад, как это было при дедушке или при бабушке.

Как было в доковидном мире – но мир изменился. Изменилась структура спроса, изменилась структура коммуникации, изменились рынки, кооперация изменилась. Многие предприятия, часть из них, разделилась на несколько категорий. Те, кто фактически меняет бизнес-планы, меняет свои экономические модели – тем, конечно, имеет смысл смотреть, как и чем им помогать.

Если бизнес ориентируется на то, что «я жил, хорошо или плохо, но как-то я жил, и вот я хочу так же жить, заниматься тем же, чем я занимался» – а выясняется, оказывается, что надо уже другим начинать заниматься.

Максим Морозов: Роль города на этапе восстановления?

Евгений Елин: Наиболее чувствительный инструмент – это, конечно, правила. Правила, по которым живет город. Это регуляторика, надзорная деятельность, восстановление рынков.

Ведь ковид привел к тому, что была ликвидирована конкуренция на рынках. Поэтому это восстановление рынков с точки зрения не столько рынков, сколько конкуренции на рынках. Страшно возрос объем неконкурентных закупок.

Максим Морозов: Мы видим обратное: на этом фоне отменяют ЕНВД. Не самое время. Понятно, что этот налоговый режим был специальным на определенное время. Понятно, что, наверное, ставка не очень справедливая. Сейчас они вынуждены перейти на альтернативные режимы, УСН, например. Тоже статистики пока нет, некоторые считают, что в 5-6 раз налоговая нагрузка возрастет. Роль субъекта: как можно сгладить эффект от отмены ЕНВД в Петербурге?

Евгений Елин: Подождите, отмену ЕНВД вы расцениваете как стихийное бедствие, цунами пришло и все порушило? Тем не менее, мы неоднократно вели эту дискуссию и писали. На самом деле Минфин, когда это принимал, у него были и доказательства, и обоснования, что это все не так.

Максим Морозов: Это все не так – что вы имеете в виду?

Евгений Елин: Имеется в виду, что никаких потерь на самом деле не возникает, что они предложили более льготные и более эффективные режимы. Момент здесь один: приводит ли это к увеличению фискальной нагрузки.

Максим Морозов: Налоговая нагрузка будет.

Евгений Елин: По их расчетам – нет.

Максим Морозов: Теоретическим. А бизнесмены – я общался и с аппаратом федерального уполномоченного по правам предпринимателей, по некоторым видам деятельности в 5-6 раз.

Евгений Елин: По некоторым в минус. Если где-то прибывает… Это структурно меняется. Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает. В целом интегрально.

Максим Морозов: Сгладить как можем для тех, у кого выросла нагрузка?

Евгений Елин: Почему вы считаете, что это бюджет должен делать?

Максим Морозов: Субъект правомочен регулировать ставку УСН, и некоторые регионы понизили до процента.

Евгений Елин: А у тех кто выиграл, мы должны эти деньги забрать? Кто-то выиграл, кто-то проиграл. Изменился рынок, в чем мы уверены? Интегрально фискальная нагрузка на эту категорию уменьшилась – просто все расчеты это показывают. Минфиновские, это не мы проводили. Значит, вы говорите, что какие-то категории здорово потеряли. Но значит, какие-то выиграли.

 

Максим Морозов: Не знаю, может быть. Пока я не слышал, чтобы кто-то выиграл.

Евгений Елин: Потому что те, кто выиграл, к вам не бегают, не жалуются. На что же им жаловаться? Есть достаточно крупный экономист, который получил Нобелевскую премию фактически за развитие только одной идеи, что издержки неистребимы. Издержки можно перенести только с одних на других. Если вы вводите более жесткие ограничения на сектор питания, вы на них дополнительные издержки навешиваете, вы снимаете издержки с медицинской системы, которая должна лечить отравленных.

Максим Морозов: Но она государственная медицинская система, а издержки несет бизнес. В этом кейс.

Евгений Елин: С чего это вдруг она государственная? Во-вторых, система государственная, а вы же платите из налогов. Издержки неистребимы. Вы считаете, что если кто-то выиграл – оплачивать должны мы?

Максим Морозов: С другой стороны, минимизировать издержки. Не то, что переложить на кого-то, минимизировать для тех, у кого в 5-6 раз выросла нагрузка.

Евгений Елин: Если вы считаете, что надо – надо по-другому…

Максим Морозов: Но некоторые регионы же понизили до 1% УСН. Воспользовались этим правом, вспомнили, что мы федерация, на уровне субъекта можем.

Евгений Елин: Давайте вы с комитетом финансов тогда это обсуждайте, я не хочу сейчас за комитет финансов говорить. Какого-то существенного эффекта мы в этом не увидели. Такая дискуссия была – кто-то выиграл, кто-то проиграл. Им дали альтернативу. Я не понимаю, почему вы говорите, что альтернативная система налогообложения менее выгодна, пока я не очень понял.

Максим Морозов: Здесь действительно нужно дождаться валовых цифр, пока это только оценка, нет данных объективных.

Евгений Елин: Мы так же волновались, так же бегали в Минфин. Они говорили, что те налоговые режимы, которые вводятся, они более льготные – правда, в одном случае. Если вы работаете в белую, если же вы работаете в серую – конечно, вам это неудобно. Но тогда извините.

Максим Морозов: Это вопрос выбора.

Евгений Елин: Нужно работать в белую тогда, тогда тебе выгодно становится. Почему и отказывались от этого режима. Это, конечно, серая схема.

Максим Морозов: Как стимулировать приток инвесторов на этапе восстановления экономики? Потому что восстановление экономики – это, в первую очередь, деньги, это спрос и деньги.

 

ОБ ИНВЕСТИЦИЯХ

Евгений Елин: Безусловно. Есть простые и банальные ответы: инвестиционную привлекательность, климат и всякие прочие слова красивые. Мы научились, мастерски можем долго рассказывать про любые аспекты: и регуляторные, и институты поддержки. Вторая часть более содержательная. В первую очередь, конечно, город должен определить, и мы задумываемся, откуда взять инвестиции.

Максим Морозов: Либо иностранные, либо федеральные инвесторы, крупные компании.

Евгений Елин: Как только мы говорим про иностранных инвесторов, мы сразу же в трансграничные проблемы встаем. Они сюда должны прийти, у нас что, рабочая сила дешевле? Мы можем рынок продать – но мы сейчас от этого отказываемся, и совершенно правильно. Мы так действовали в начальном периоде, в 2000-х годах. Вы вспоминали про автомобилистов – ведь фактически у нас был выбор, что надо в первую очередь, удовлетворять потребности населения либо помогать промышленности. Если помогать промышленности – это закрыть рынок, и тем или иным способом давать возможность, чтобы наши заводы лучше выпускали больше продукции, пошло-поехало. Тогда был сделан четкий выбор, правильный – выбор в сторону конечного потребителя. Притом фактически у нас зашли иностранные платформы, и фактически все автомобили, за крайне редким исключением, в общем-то это иностранные платформы. Что российского осталось – можем перечислить. КАМАЗ, грузовики, УАЗ, ГАЗ. Что вы еще можете назвать? Думаю, что ничего. После чего политика начала меняться.

Максим Морозов: Точки роста Петербурга, если возвращаться.

Евгений Елин: Мы про инвестиции начали говорить. Что, во-первых, конечно есть отрасли, которые испытали взрывообразный рост.

Максим Морозов: Доткомы так называемые, сервисы, доставка.

Евгений Елин: Доткомы. Рвануло там вообще немыслимо, и мы получили мощнейшие ограничения, что у нас катастрофически не хватает специалистов. Сейчас их просто сметают со страшной силой. Поэтому ответ на вопрос, как получить инвестиции сюда…

Максим Морозов: Привлечь сюда IT-компании, например.

Евгений Елин: Можно еще проще сказать. Обеспечьте, чтобы сюда мигрировало молодое население с высокой степенью квалификации, и рабочей силы прибавится.

 

Максим Морозов: У нас же университетская столица.

Евгений Елин: Пускай и приезжают сюда учиться.

Максим Морозов: Пускай остаются здесь, даже не то, что приезжают.

Евгений Елин: Это вопрос уже производителей и зарплат от этого зависит, но как минимум пускай они сюда приезжают. Если не готовые специалисты, то хотя бы учиться.

Первая точка роста – университетская.

Максим Морозов: Как мотивировать IT-компанию здесь зарегистрироваться, стать налогоплательщиком? Ведь проще в Индии где-нибудь или в Белоруссии.

Евгений Елин: Вообще даже не парьтесь, если здесь будет рабочая сила – придут и зарегистрируются.

Максим Морозов: Это трансграничный бизнес – он может сидеть здесь за компьютером в своей квартире. А компания может быть зарегистрирована в Белоруссии или в Бангладеш где-нибудь. И он будет работать на них, не платя здесь налогов.

Евгений Елин: Да конечно может, только вы не забывайте, кто же будет основными заказчиками? Если вы хотите на Apple работать – извините, вы работаете в кириллице. Если у вас настолько только крутой продукт, что они закажут именно у вас – ну да, вы круты, тогда вам действительно хоть в Бангалоре, хоть в Белоруссии, хоть где. Но ваше преимущество все-таки в рынке кириллицы, а не латиницы.

Максим Морозов: Тогда софт для местных компаний должен быть?

Евгений Елин: Для российских, можно так сказать. Сейчас сумасшедший спрос на IT-программы. Конечно, айтишники в основном сидят на российских заказах. Если вы работаете на заказчика, то это не катит, вам все равно надо где-то в России быть зарегистрированным.

Максим Морозов: То есть одна из точек роста – это привлечение IT-компаний, разработчиков отечественного софта.

Евгений Елин: Конечно.

Еще больше история – все, что связано со здоровьем. Все, что связано с фармацевтикой, с фармкомпаниями – у них рост лавинообразный пошел. Они ребята очень умные и грамотные. Опыт Apple, Uber показал, что надо переходить от продажи продуктов к продаже услуг и сервисов.

Поэтому в том числе сейчас многие фармацевты мало того, что рванули, так и все вакцины производятся в Питере. То есть они начинают уходить в сферу услуг, начинают строить клиники, соответственно, просто новые рынки медицинских услуг начинают забирать на себя. Все, что связано со здоровьем и не только лечение тех, кто уже заболел, а все, что связано с профилактикой и предсказанием заболевания – это очень серьезные биотехнологии.

Максим Морозов: Два направления назвали.

Евгений Елин: Есть третье, на которое мы внимательно смотрим и куда мы сильно хотим войти – это новые, открывающиеся рынки.

Например, электромобили. Это переформатирование рынка энергетики. К электромобилю нужны заправки, инфраструктура, батареи. Экономическая модель будет другая, скорее всего.

Уже очевидно, что вы не будете приезжать на электромобиле и заправляться, а будете брать сменную батарею в лизинг. Вам продается автомобиль без аккумулятора. Приехали, арендовали аккумулятор. Продается не аккумулятор, он не ваш, а лизинговой компании. Но вы его используете, платите за аренду аккумулятора, так же и меняете. А это значит, аккумуляторы надо производить, надо предоставлять в лизинг, надо утилизировать, дальше можно продолжать до бесконечности. Вплоть до генерации.

Максим Морозов: Немногочисленные владельцы электромобилей говорят, что и больше покупали бы, но инфраструктуры нет. А инфраструктуры нет, потому что машин нет. Может быть, создать компанию, которая занималась бы управлением и развитием сети инфраструктуры, и это стимулировало бы покупку этих машин. Кто первый должен начать?

Евгений Елин: Честно говоря, рынок без нас разберется, если мы создадим нормальные условия либо какие-то понятные правила. В мире есть два пути, третий никто не придумал.

Первый путь – ограничительный. Объявляем, что с 2023 года въезд в центр города на автомобилях с бензиновым двигателем запрещен – или с 2025, или с 2030. Как во многих европейских столицах.

Максим Морозов: Как со стандартом Евро, все время повышают.

Евгений Елин: Да. Запрещен, с 2030, 2050 – неважно, с какого. В 80% европейских стран это уже решенный вопрос. Экономическая-не экономическая – ну, здесь давайте вспомним, что это можно привести любое решение. Онкология – это в первую очередь выбросы. Поэтому экономические или забота о населении, чтобы просто от рака не умирало.

Максим Морозов: Есть небольшой контраргумент, мы же называем электромобили зеленой энергетикой, но обычная ТЭЦ так же будет производить энергию, чтобы зарядить аккумулятор. Она все равно будет дымить где-то на окраине города.

Евгений Елин:

Второй метод поддержки – первый мы сказали, ограничительный: устанавливаем, что запрещено, любой житель, который стоит перед выбором, что купить автомобиль все-таки долговременного пользования, он уже замеряет, успеет он купить дизельный или вдруг и впрямь введут эти ограничения будут проблемы, а продать уже будет невозможно, он будет никому не нужен. Или все-таки пойти присматривать электромобиль.

Вторая история – наши инвестиционные возможности как Питера. Здесь ответ на вопрос про ТЭЦ. Есть зеленая экономика, есть понятие zero emission. В каждый продукт, так как Парижское соглашение подписано, будут введены налоги. Производитель должен будет доказать, зеленая у него продукция или нет, с использованием зеленых технологий или каких-то серых, синих. Здесь мы вспоминаем, что счастье великое, которое у нас есть – ЛАЭС. По ситуации на сегодня – в Европе идут дискуссии, зеленые ли атомные станции. Но по крайней мере это не ТЭЦ, которые дымят. Поэтому, извините, если я электроэнергию беру с атомной станции под производство электромобиля, почему вы решили, что он где-то дымить начнет. Мирный атом работает, дыма нет.

Максим Морозов: Тоже есть вопросы к мирному атому, в Германии движение за отказ от атомной энергетики, потому что считают, что она априори опасна.

Евгений Елин: А во Франции – нет. Это дискуссии, которые идут.

Максим Морозов: Не могу не спросить о развитии железнодорожного транспорта в Петербурге и о развитии метро. На какой общественный транспорт мы делаем ставку?

 

О ТРАНСПОРТНОЙ ИНФРАСТРУКТУРЕ И СИТИ

Евгений Елин: Если бы у нас было неограниченное финансирование, можно было бы порассуждать: давайте метро туда прокопаем, давайте сюда прокопаем. Сейчас эти разговоры в области фантазий.

Максим Морозов: О каком инвестиционном климате можно говорить, если мы знаем, что бизнес оживает вокруг метро.

Евгений Елин: Это неправда.

Максим Морозов: Транспортная доступность в первую очередь.

Евгений Елин: Почему вы считаете, что метро – это транспортная доступность?

Максим Морозов: Оно обеспечивает проходимость.

Евгений Елин: Есть другие виды транспорта.

Максим Морозов: Которые до бесконечности стоят в пробках. А вокруг станций метро, вы же знаете, мультипликатор: сразу сфера обслуживания, жилые комплексы и так далее. Нужно строить станции метро.

Евгений Елин: Давайте, стройте. Как вы это сделаете? Если вы сможете ответить, как вы это сделаете.

Максим Морозов: В условиях дефицитного бюджета, вы имеете в виду?

Евгений Елин: Вопрос не только в дефицитном бюджете, это вопрос не только денег. Это и вопрос производственных возможностей.

Максим Морозов: Здесь вообще проблем нет. В Москве, например, конкурентный рынок, по-моему, пять компаний. Вплоть до «Казметрострой», из Казани.

Евгений Елин: Любой производственник вам скажет, что если вы хотите мощности увеличить на 20% – возможно, на 30% – тяжело. А если в разы – то вы мечтатель и фантазер. Если мы осваиваем где-то 10 млрд, максимум, кажется, у нас было 12 млрд в год, то даже вас залей деньгами, дай вам 40 млрд – вы технологически не сможете. Вы либо будете обманщиком, либо сделать это не сможете, потому что это люди, это оборудование, это технологическая оснастка, это подготовка.

Максим Морозов: Это если мы говорим об одной компании. Но если у нас рынок, две или три компании? Давайте хотя бы олигополию давайте создадим.

Евгений Елин: Если вас мое мнение интересует, оно следующее:

Развития метро очень хочется, но отношусь скептически по нескольким причинам. Первое: нарастить мощность строительства невозможно, то есть девять женщин…

Максим Морозов: За месяц не выносят ребенка.

Евгений Елин: Не родят, да. Поэтому вы хоть сто компаний позовите. Метро копается по ветке. Вы не можете параллельно в одну шахту запустить десять компаний, чтобы они локтями толкались. Все равно у вас идет одна проходка. Итак, скачком нарастить объемы реализации, в общем, маловероятно, что вам это технически удастся сделать. Если две компании, тогда вы еще новую ветку начнете, то есть у вас будет еще две незавершенные ветки. Пять компаний – будет 10 незавершенных веток.

Максим Морозов: Но тогда будет не три станции за 10 лет, а шесть станций.

Евгений Елин: Флаг в руки.

Максим Морозов: Я не то, чтобы настаиваю, я хочу понять, как перезапустить метростроение в Петербурге?

Евгений Елин: Это не ко мне вопрос, что вы у меня спрашиваете?

Максим Морозов: Мы же про инвестиции говорим, про экономическое развитие, а оно завязано на таких инфраструктурных делах.

Евгений Елин: А я считаю по-другому, у меня другая точка зрения. Есть куда более простое и более реалистичное решение.

Например, у нас есть другой вид общественного транспорта – называется железная дорога. Путь, по которому пошла Москва. Москва пошла до крайности успешно.

В чем отличие? Конечно, если у вас есть миллионы миллиардов, можно поэкспериментировать – 10 компаний, 20 и так далее. Если у вас все-таки нет миллионов миллиардов, то, может быть, использовать инфраструктуру, которая есть. Что Москва и сделала.

ЦКАД. Для этого нужно сделать очень простые вещи – убрать грузовое движение и запустить тактовые наземные электрички. Порядка 15% пассажиров пересело на наземное метро. Оказывается, с той же скоростью, что и метро ехать по поверхности намного приятнее. Есть ли такая возможность? Абсолютно есть. Есть ли технологические проблемы? Ни одной. Есть поезда, есть землеотводы, все ветки есть, они работают. Какая проблема?

Максим Морозов: В формате ГЧП?

Евгений Елин: Частный транспорт – называется ОАО «РЖД». Им дороги принадлежат, у них поезда есть. Нужно некоторое организационное движение сделать, чем и занимаемся. Сейчас в стадии проектирования идем. Очень простая история. Если брать глобально, то нужно вытащить грузовое движение. Так называемый северо-восточный и юго-западный обходы. Чтобы грузовые поезда не заходили, потому что они не в Петербург идут, а в порты. Вот чтобы сортировка была не в городе. Нужно обеспечить, чтобы грузовые поезда не заходили в город, а сразу же шли с Бронку, в Приморский порт, в Усть-Лугу – куда это все и везется. Тем самым мы высвобождаем пути от грузового транспорта. Второе, нам нужно достроить какие-то элементы. Как минимум, два диаметра сейчас видим: один вдоль залива, через Лахту, Сестрорецк и второй, разрезающий. Это все требует инвестиций, но они, конечно, несоизмеримы с метро.

Максим Морозов: В аэропорт не обсуждается идея проложить железнодорожную ветку?

Евгений Елин: Естественно, обсуждается. Одна из веток будет проходить через аэропорт. Одна из этих дистанций.

Максим Морозов: Во сколько оцениваются инвестиции?

Евгений Елин: Смотря о какой программе вы говорите. Глобальный объем, с выводом грузовых обходов это масштабный проект. Там есть свои бенефициары, это не только город. Это еще транспортное обеспечение портов. Сама по себе концепция 800 млрд, но она же окупаемая. Потому что, что значит вывод грузового движения? Коммерческие грузы увозятся, это не вагончики взад-вперед катаются. Там есть свои бизнесы, своя экономика, своя окупаемость. Есть простые решения, локальные. Что нам сейчас стоит запустить электричку в такте до Гатчины? Да ничего не стоит. Левашово, Сертолово. Было координационное совещание, которое проводил Марат Хуснуллин. Было сделано несколько акцентов. Первое. Опять же, я высказываю свою точку зрения. Позиция Марата Хуснуллина, не только как вице-премьера, а как, в первую очередь, человека, который получил огромный опыт строительства в Москве: ребята, с точки зрения дорог, пока вы не измените нормы градостроительного проектирования по парковкам… Как только вы плодите парковки, вы людям предлагаете приобретать машины. Пока вы не сделаете эффективную платную парковку в центре города, любые ваши инвестиции в дороги – это выкинутые деньги. Сколько бы вы дорог не строили, вы все равно будете получать пробки.

С 1950-х годов все принципы стали понятны – строительство дорог проблему не решает. Решает пересаживание на общественный транспорт.

Метро нужно делать, но это дорого и тяжело. Поэтому повышайте эффективность работы. Железная дорога – это каркас, который, действительно, даст возможность не заблокировать город. Потому что у нас по сценариям развития, если мы не предпримем интенсивные действия, то город в 2024 году просто встанет, выехать будет невозможно, учитывая темпы, с которыми мы развиваемся. И должна быть внедрена интеллектуальная система управления транспортом. ВСМ будет приходить на Московский вокзал. Так называемый «пятый» и «шестой» пути. Там есть первый и второй пути, которые существуют. Конечно, в некоторой перспективе предполагалось посередине поставить так называемые «третий» и «четвертый» пути для электричек. Потому что нужно куда-то девать пригород. Было отмечено, что если строить, то надо строить не два раза – выносить сети, проектировать и так далее, а рассмотреть возможность строительства сразу. А это значит мы электрички загружаем в сторону Колпино и дальше. Это тактовое движение, комфортное, когда в центр города приезжаешь. Это удобные и современные скоростные электрички. Давайте Лондон вспомним, вы на Ватерлоо приезжаете в центр. Это развитие территории. Это другое качество жизни.

Максим Морозов: И экология, никаких выбросов.

Евгений Елин: Это и есть электротранспорт. Давайте вспомним, что есть общественный электротранспорт, который дает большие возможности. Более того, у нас есть еще одна проблема, на мой взгляд, с инвестиционной точки зрения. Кончено, должен быть Сити.

Максим Морозов: Где?

Евгений Елин: Различные были варианты. Ведь Сити это не обязательно московский Сити с небоскребами. Мы не Москва.

Что такое Сити? Это когда бизнес может арендовать экономически эффективные площади.

У нас исторический город, мы им гордимся, это все круто, но, блин, дорого. И в первую очередь дорого для тех, кто сидит там. Нам нужно историческую ценность сохранить. Охранные обязательства. Перепланировку особо не сделаешь. Сети там тоже не везде. Можно, но это дополнительные издержки.

Максим Морозов: То есть точно не исторический центр?

Евгений Елин: Нет, исторический центр для Сити абсолютно не подходит. Сити не может быть в историческом центре, мы не можем его разрушить. Мы рассматривали, и вроде бы напрашивался некоторые время назад, намыв на Васильевском острове. Тем более, что там Сбербанк будет свой офис строить. Но, в силу разных имущественных и частных обстоятельств, мы, скорее всего, этот вариант проскочили.

Сити должно быть там, где есть транспортные развязки. Туда точно должно подходить метро, точно должна подходить железная дорога.

Максим Морозов: Тогда нужно синхронизировать, где мы видим Сити, чтобы пути подводить.

Евгений Елин: Конечно. Сити, очевидно, будет там, где есть пути. Следующая точка, на наш взгляд, где было бы целесообразно разместить это – допустим, Старая Деревня. Это точно должен быть не центр, чтобы мы не нарушали историческую застройку и идентичность города. Это точно должно быть там, где есть метро и другие виды транспорта. И где есть площади, которые можно просто застроить. Дальше открываете карту, смотрите, где это может возникнуть. Дальше. Безусловно, «Газпром», как не крути, является центром тяготения. Поэтому один из возможных ответов – это «Лахта Центр». Старая Деревня – пять минут езды от «Лахта Центра». Там будет достаточно большое количество сервисов. И так или иначе у нас есть обязательства по «Газпрому» – транспортное обеспечение, дороги, выезды из города. Обязательство не индивидуальные «Газпрому», а возможность туда нормально проехать. Мы это и проектируем, и строим, и дальше будем строить. И автомобильная доступность, метро, железнодорожная доступность и сама по себе возможность построить эффективные офисы. Что такое эффективные офисы? Это те, в которых приемлемы издержки для арендаторов. С нормальным, современным качеством сетей, несущих перекрытий, потому что если это IT-компании, им стойки нужно ставить, они достаточно тяжелые. Нужно, чтобы здание не обвалилось. Сервисы должны быть качественные. Должно быть нормальное управление этой недвижимостью. Современные стандарты.

Максим Морозов: Роль государства, кроме того, что пути подведем и создадим инфраструктуру?

Евгений Елин: У государства есть мощнейший инструмент, он же – стратегический план. Здесь не все соглашаются, но моя точка зрения, что в городе есть на самом деле стратегический план, долгосрочный…

Максим Морозов: До 2030 года, стратегия социально-экономического развития…

Евгений Елин: На мой взгляд, это пояснительная записка к стратегическому плану.

А реальный стратегический план называется Генплан. Он определяет, где пойдут дороги, инженерные коридоры, где будет выходы из метро. И как ни крути, план развития города – это, в общем-то, Генплан.

А остальное – это больше пояснительные записки либо останова для принятия решений. Поэтому система управления городом, в первую очередь – Генплан.