Об итогах 2019 года в юридической сфере

Вице-президент Адвокатской палаты Петербурга Максим Семеняко и вице-президент Адвокатской палаты Ленинградской области Денис Лактионов обсуждают ключевые события.

АУДИО И ВИДЕОВЕРСИЯ ЭФИРА В КОНЦЕ ТЕКСТА

Максим Семеняко: Мы с Денисом хотим вспомнить и обсудить те события юридического года, которые кажутся нам наиболее существенными.

Денис Лактионов: С удовольствием. Первое, на чем я хотел бы остановить ваше внимание – это изменения законодательные, буквально 2-го декабря Президент Российской Федерации Путин подписал закон федеральный №400-ФЗ «О внесении изменений в федеральный закон “Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации”».

Максим Семеняко: Полностью согласен, действительно, самое важное событие последнего времени и наиболее масштабные, наверное, изменения в закон об адвокатуре. На что ты обратил внимание в первую очередь?

Денис Лактионов: Я могу сказать из тех самых важных положительных моментов, на которые все обращают внимание – это закрепление прямо в тексте закона возможности получения адвокатом так называемого «гонорара успеха». До этого существовали разные подходы, Верховный суд в свое время высказался о том, что это недопустимо, неправильно, нельзя. Потом Конституционный суд сказал, что это возможно, и все вокруг да около спорили. По большому счету, конечно, «гонорар успеха» должен быть и должен существовать, но при этом хочу сразу сказать, что это не касается уголовных дел, не касается защитников по уголовным делам и административных дел. Все это исключительно касается гражданских и так называемых «арбитражных дел». Важный момент, потому что уже существует уголовное преследование за эти самые «гонорары успеха».

Максим Семеняко: Слушай, во-первых здорово, что мы начали разговор с гонорара, это очень, мне так кажется, для наших слушателей по-адвокатски прозвучало, что самое важное событие, которое адвокаты выделили за прошедший год – это возможность установить увеличенный «гонорар успеха». Это повышенный гонорар, ну так, если своими словами называть. Я, с другой стороны, все-таки отмечу вот что. Чтобы наши слушатели нас в этом не уличили, гонорар успеха зачастую используется как раз для того, чтобы во многом облегчить те финансовые затраты, которые клиент должен понести, работая с адвокатом. А именно, адвокат в этой ситуации зачастую соглашается работать за заведомо небольшой незначительный гонорар, имея в виду, что он со своим доверителем работает на результат. И вот в том случае, если он добивается этого результата, тогда он получает определенную премию, вот этот «гонорар успеха». Согласен?

Денис Лактионов: Абсолютно согласен, именно так.

Из материалов дела:
- В США «гонорар успеха» распространен в делах о причинении вреда физическому лицу, о медицинской халатности и о компенсации работникам. Как напоминает «Адвокатская газета», обычный размер «гонорара успеха» составляет 33% от взысканной суммы. При этом в некоторых штатах суммы могут отличаться.

Максим Семеняко: В этом году наметилась тенденция – в нашей среде это стали называть «криминализация адвокатского гонорара». Сейчас известны несколько случаев, когда возбуждены уголовные дела и даже несколько наших коллег находятся сейчас в изоляторе – во многом претензии к ним, уголовного характера претензии, строятся на том, что адвокатами были получены значительные гонорары. В числе прочего следствие проводит экспертизу, выясняя через экспертов о том, что тот гонорар, который адвокат получил, он превосходит ту сумму, которая в этом случае полагалась бы с точки зрения следователя. Эти прецеденты означают то, что мы, адвокаты, скажем так, чувствуем, что у следствия есть вот такой инструмент, который позволяет по своему усмотрению пересматривать адвокатский гонорар успеха или неуспеха – ну, пересчитывать и пересматривать те деньги, которые доверитель решил выплатить адвокату за его работу.

Денис Лактионов: Немножко добавлю, конечно, эти дела – ну, не все однозначно. Дело в том, что, сколько предприниматель заплатил адвокату – все-таки это, действительно, вопрос договоренностей, здесь свобода договора, все это работает. Что касается преследования адвокатов – сразу скажу, это несколько дел в Москве, гонорар одного из адвокатов (правда, надо за несколько лет, надо это учитывать) достиг суммы в миллиард.

Максим Семеняко: За 10-летний период.

Денис Лактионов: За 10-летний период миллиард, есть гонорар примерно в четверть миллиарда, и 330 миллионов я слышал, но все это касается, так сказать, денег не совсем частного бизнеса. Поэтому это привлекло внимание правоохранительных органов и так далее. Но мы всегда думаем вот о чем: помимо того, что, а где это мерило, с которым они приходят и говорят: «А вот вы не могли заработать таких денег». А почему вы знаете об этом, вы кто? Вы адвокаты? Вы оказываете ту юридическую квалифицированную помощь? Они тогда обращаются к неким экспертам, которые говорят: «Нет-нет, это не может стоить столько, потому что какая-то там наша лавочка юридическая эту работу выполнила бы за смешные копейки», ну и так далее. Но мы ведь всегда думаем о чем – ведь сегодня они постучались в нашу дверь вот с этим вопросом, а дальше они придут и во все остальные наши гонорары. Они будут говорить, что вы вообще ничего не должны зарабатывать, а если заработайте, то добро пожаловать к нам.

Юрий Сергеевич Пилипенко, это президент Федеральной палаты адвокатов, совсем недавно сказал, что будет создана специальная рабочая группа. Нам необходимо будет поправить наши акты адвокатские, нормативные – это и Кодекс профессиональной этики и то, что касается регламентов работы Совета Федеральной платы, комиссии Федеральной палаты адвокатов по этике и стандартам, а также будет разработка правил применения «гонорара успеха».

Максим Семеняко: Мы на этой встрече специально проговорили то, и, кстати говоря, Юрий Сергеевич Пилипенко был как раз инициатором, чтобы этой работе придать максимально широкое освещение. Чтобы мы значительное время посвятили тому, чтобы собрать мнения наших коллег о том, что необходимо усовершенствовать, изменить в сегодняшнем Кодексе профессиональной этики адвоката, например.

Денис Лактионов: Теперь, наверное, надо попробовать перейти к следующим событиям...

Максим Семеняко: Боюсь, что коллеги могут нас уличить с тобой в том, что мы пропустили такой важный момент того, что так называемый «запрет на профессию» – это одна из поправок. Давай коротко, по крайней мере, скажем, что есть поправка, которую инициировали депутаты, а именно председатель комитета по законодательству Госдумы Крашенинников, о том, что адвокат, который был лишен статуса за, назовем коротко, неподобающее поведение в отношении своих доверителей и клиентов и так далее – если лишение статуса произошло по этим основаниям, то он не имеет права в дальнейшем, уже, будучи лишенным статуса, не имеет права представлять клиентов в суде. Много споров было по поводу этой поправки, давай коротко скажем – на мой взгляд, она, с одной стороны, чуточку преждевременна, потому что об этом логично было бы говорить, когда уже существовала бы, например, адвокатская монополия и только адвокаты могли бы заниматься этим судебным представительством. С другой стороны, инициатива депутатская понятна, потому что та ситуация, которая происходит сейчас – тоже нездоровая, когда человек, лишенный адвокатского статуса, он на следующий день может посмеяться в глаза своим прежним коллегам и сказать: «Друзья, да, собственно, плевал я на это ваше адвокатское удостоверение, потому что я теперь хожу в суд арбитражный или суд общей юрисдикции по гражданским делам, просто по доверенности». Потому что ситуация сейчас вот такая. И, наверное, вот это двигало депутатами.

Денис Лактионов: Не могу не согласиться, я тоже считаю, что это, видимо, и стало поводом. Кроме того, действительно, такое ощущение, как, знаете, Остап Ибрагимович Бендер в книге «Двенадцать стульев» сказал Кисе Воробьянинову на его предложение «Как мы поделим гонорар?» – «Ну, меня это не устраивает, поэтому я и сам справлюсь с вашим делом». Вот, так сказать, их вывели из адвокатуры, понятно, по всяким неблаговидным вопросам, а дальше они, как говорится, встряхнули пиджачок, оделись и пошли дальше, и сказали «так это еще и лучше» – потому что не надо соблюдать никаких Кодексов профессиональной этики, не нужно отчитываться, нести ответственность, а просто делай что хочешь со своими доверителями, которых с помощью рекламы привлек и что угодно вытворяй.

Из материалов дела:
В среднем за год статуса адвоката лишаются около 300 человек, треть из них оспаривает такое решение в судебном порядке. При этом суды удовлетворяют примерно 20% поступивших заявлений. То есть потенциально минимум 100 человек ежегодно будут обращаться в Федеральную палату адвокатов с требованием об отмене решения о прекращении статуса адвоката, пояснил Юрий Пилипенко.

Денис Лактионов: Но что бы хотел сказать: во-первых, эта поправка должна вступить с 1 марта 2021 года – не совсем сразу, а все-таки 1 марта 21-го года. Мне кажется, это предвестник и то, что обозначает тенденцию, к чему мы придем. Действительно, мы, видимо, придем к так называемой – не очень мне вообще это нравится выражение – адвокатской монополии. Но это подразумевает право на представительство в судах по любым делам именно людей, обладающих адвокатским статусом.

Максим Семеняко: Профессиональное представительство, можно так сказать.

Денис Лактионов: Профессиональное представительство. Одно есть исключение – конечно, эти люди могут быть законными представителями в судах, даже лишенные статуса и которым запрет, но это исключение, которое предусмотрено. Кроме того, есть такое мнение: у нас ограничен срок, на который человек лишен возможности быть в профессии.

Максим Семеняко: То есть оно не пожизненное.

Денис Лактионов: Да, да. Вот некоторыми воспринимается – все, вышел, значит, вон из дверей адвокатуры и до свидания, никогда. Вот, кстати, в Казахстане именно так. У нас от года до пяти есть ограничение в законе, когда человек лишается права быть адвокатом, затем он может вернуться, сдать квалификационный экзамен и стать адвокатом, опять практиковать.

Максим Семеняко: В этом году исполнился год действию закона, который изменил коренным образом все, что касается суда присяжных в Российской Федерации. Я имею в виду, что с 1 июля 2018 года у нас набор категорий дел уголовных, которые может рассматривать суд присяжных, значительно расширился, во-первых, а во-вторых, районные суды смогли рассматривать такие дела и в них были организованы суды присяжных. До середины 2018 года количество дел на всю Россию, которые рассматривал суд присяжных, составляло 300 – 320 дел за год. Относительно общего числа уголовных дел, рассматриваемых судами, это – микроскопическая величина, прямо скажем. Сейчас прошел год новым судам присяжных, можно подвести первые итоги. Во-первых, сейчас, по сравнению с обычным, процент оправдательных приговоров, можно сказать, зашкаливающий. То есть если из тех дел, которые новые суды успели рассмотреть с присяжными – кстати говоря, их теперь уже не 12, а 6 или 8, то есть несколько проще формировать скамью присяжных заседателей – так вот, количество оправдательных приговоров достигало, можно сказать, 50% в отдельных случаях. Понятно, что это количество будет снижаться, но это показало, что тот уровень следствия и тот уровень доказательной базы, которая приходит в обычные суды, он совершенно не проходит через вот этот фильтр присяжных. То есть, понятно, что в суды присяжных стали приходить дела обычные, так сказать, которые следствие отправляет сейчас на рассмотрение к судье, и это еще одновременно подтверждает тот тезис, что, конечно, суд у нас помогает в значительной степени обвинению и вытягивает очень часто те дела, в которых доказательств, мягко говоря, не хватает. А вот суд присяжных – здесь уже это все «не прокатило».

Денис Лактионов: Я полностью поддерживаю, могу сказать, что это не может не радовать весь наш адвокатский корпус, людей, которые заняты защитой прав человека, соблюдением всех гарантий и так далее. Не может не огорчать статистика общая по делам, рассматриваемым в обычном порядке – такая статистика есть, ее считают некоторые не совсем корректной, но она достигала примерно 99,7% – 99,8% обвинительных приговоров. Но введение суда присяжных, расширение компетенций, расширение количества рассматриваемых дел в судах присяжных – безусловное благо. Это дорогое удовольствие для государства. Мы прекрасно это понимаем, я бывал несколько раз в Соединенных Штатах, знакомился с системой права, которая существует у них и в других странах, в Европе – так вот, в Соединенных Штатах существует суд присяжных и по гражданским делам, семейные споры, касающиеся детей, они рассматривают в коллегии присяжных. Но это, надо сказать, колоссальные средства, колоссальные бюджетные деньги. То, что сейчас мы можем посмотреть с оптимизмом, сказать, да, у нас расширяется – вот к тому же еще недавнее совещание Совета по правам человека при президенте. На нем так же был поднят вопрос Генри Марковичем Резником, который так и сказал президенту, что – знаете, непонятно, почему у нас была гораздо шире раньше компетенция суда присяжных, а потом вдруг исчезли «коррупционные» так называемые дела, о взятках и половые преступления – почему, с какой стати? И вроде бы реакция, которая была такая живая, прямо с картинки, что называется, телевизора – она вызвала удивление у президента, он сказал: «Надо с этим разбираться. Странно, а почему, с какой стати-то это все произошло?» Будем оптимистами, я очень надеюсь на то, что мы действительно вот это расширение получим.

Из материалов дела:
На встрече с членами СПЧ Владимир Путин не исключил, что подсудность судов присяжных может быть расширена при рассмотрении уголовных дел педофилов и чиновников. В свою очередь, адвокат Генри Резник напомнил, что суды присяжных выносили до 20% оправдательных приговоров по квалифицированным взяткам и по половым преступлениям.

Денис Лактионов: Я бы хотел вбросить еще такое событие: впервые в современной истории России адвокатура, делегация адвокатов во главе с высшим представителем органов адвокатского сообщества, президентом Федеральной палаты адвокатов Юрием Пилипенко встречалась с премьер-министром Российской Федерации Дмитрием Анатольевичем Медведевым. Вот это важное событие, я прошу, Максим, немножко рассказать об этом.

Максим Семеняко:Действительно, эпохальное событие. По отзывам участников этого совещания, было очевидно, что Дмитрий Анатольевич Медведев очень четко понимает ситуацию. Первое, что сказал премьер-министр: «Друзья, вы прекрасно знаете, что я сам юрист, поэтому давайте не будем говорить о важности адвокатуры для общества и давайте перейдем сразу к конкретным вопросам. На мой взгляд, важно то, что наш премьер подвел черту под долгими дискуссиями, которые сейчас зашли уже в совершенно какой-то затяжной характер по поводу концепции регулирования юридического рынка. И закончилась эта встреча протокольным решением – вот оно лежит передо мной – где, в частности, министру юстиции с участием Федеральной палаты адвокатов и экспертного сообщества доработать проект концепции регулирования рынка профессиональной юридической помощи и до 2 марта 2020 года внести его в Правительство Российской Федерации в установленном порядке. И следующим пунктом – в мае 2020 года обеспечить ее, то есть Концепции, рассмотрение Правительством Российской Федерации не позднее 1 июля 2020 года.

У нас разговоры о концепции изменения или реформы юридического рынка. Коротко скажу, что она предполагает, что все, практикующие сейчас в области предоставления юридических услуг населению, должны быть объединены на базе единой саморегулируемой корпорации. Этой корпорацией должна стать адвокатура. Последние три года очень долг шли разговоры на этот счет, а потом как-то они стали затихать и вообще сейчас это некоторое время находилось в таком, совершенно подвешенном, непонятном состоянии – вот был дан четкий импульс с указанием сроков, когда это должно не просто двинуться, а завершиться. Это не означает, что в 2020 году у нас произойдет объединение или введена вот эта, многих пугающая адвокатская монополия. Разумеется, будет какой-то продолжительный переходный период, но, тем не менее, будет дан четкий вектор, в который это должно все измениться.

Денис Лактионов: Неоднозначное отношение внутри адвокатского сообщества к этому слиянию, или это слияние-поглощение. По мнению некоторых коллег, количество так называемых «свободных юридических консультантов» намного больше, чем адвокатов, и что вот эта армия, значит, поглотит адвокатуру, по сути дела, мы просто там растворимся, власть будет перехвачена непонятными людьми, непонятными принципами, установками, взглядами, целями и так далее. Я все-таки не отношусь к пессимистам – на мой взгляд, преувеличено количество вот этих самых юрконсультантов. На самом деле, профессиональных людей в области права не так уж много. Тех, кто смогут действительно профессионально идти работать в судах, особенно по уголовным делам – так кроме адвокатов-то и нет.

Я сейчас передам Максиму начать эту тему, конечно, нас, как адвокатов, беспокоит тема преследования так называемого по московскому делу, дело журналиста Голунова – это тоже знаковое событие.

Максим Семеняко: Дело Ивана Голунова – оно ведь не связано с политикой. Но оно четко показывает вот то несоответствие судебного процесса тому представлению, которое существует в профессиональной юридической среде и тем ожиданиям, которые есть у общества. Ожидание или запрос на справедливое судебное рассмотрение. Когда выносятся такие решения вопреки попыткам представить стороной защиты дополнительные доказательства – эти доказательства отметаются. И, во-вторых, это четко прослеживаемое, очевидное желание суда своим решением, как мы говорим, «засилить» то, что представило...

Денис Лактионов: Обвинительный контент, да. Совершенно согласен, но тут даже не дошло до суда ведь, с Голуновым получилось так, что, действительно, мощнейшая поддержка профессионального сообщества, журналистов, которые привлекли внимание.

Максим Семеняко: Я имею в виду, там же было судебное решение по мере пресечения.

Денис Лактионов: По мере пресечения тоже, к счастью, удалось избежать его заключения под стражу. Ведь это институт, который используется правоохранителями, к сожалению, больше для оказания давления, получения, как в старинку говорили, «царица доказательств» в виде признания вины. «Ты уж признайся, мы тебя выпустим, а дальше суд подработает». К счастью, этого не произошло. А вот дело Егора Жукова – на мой взгляд, это дело, которое, в шутку говорят, за условное преступление – условное наказание. Действительно, вызывает большие сомнения. Кстати, разговаривал с одним из защитников совсем недавно, с Ильей Новиковым – конечно, что называется, такая заданность и определенный политический уклон всего этого дела не вызывает сомнений. Поэтому, к сожалению, все пролетает мимо – процессуальное права, процессуальные моменты, состязательность – все летит куда-то в тартарары, потому что дается указание в считанные дни вынести приговор, и какой он – мы видим.

Из материалов дела:
В 2019 году в структуре собственной безопасности МВД создана группа по предупреждению и пресечению правонарушений со стороны сотрудников органов внутренних дел в сфере оборота наркотиков, - говорится в недавнем сообщении министерства.

Денис Лактионов: Я хотел бы обратить внимание на то, что на совещании у премьер-министра Медведева, в частности, говорилось и об отсутствии реальной состязательности. Зачем нам правосудие, если все идет в одну калитку, если все должны сесть, все должны, как говорится, быть признаны виновными? Так вот, приятно, что премьер-министр услышал. И мне известно, что готовится определенный ряд поправок и предложений к тому, чтобы выровнять, для того, чтобы оздоровить или оживить принцип состязательности или равенства сторон. Ну вот я могу сказать, совершенно меня не устраивает тот перекос, который касается формирования доказательной базы, которая зачастую без всякой проверки почти принимается судьями, в ситуации, например, со следственными действиями, которые, я считаю, необходимо просто фиксировать с помощью, ну хотя бы, аудио, лучше, если видеозаписей. Потому что в тиши вот этих следственных кабинетов можно делать со свидетелями что угодно. Свидетель приходит, ему говорят: «А выйдешь отсюда в наручниках, если не подпишешь то, что мы тебя попросим или что мы тебе сейчас сделаем». Недавно совсем в судах появилась замечательная новелла – наконец-то мы в XXI веке начали писать судебный процесс.

Максим Семеняко: Аудиозапись.

Денис Лактионов: Да, аудиофиксирование, аудиозапись. Вот мы дожили до этого, добились, потому что, конечно, удобно было писать приговор, а потом под него подправить протокол.

Максим Семеняко: Кстати, одно это уже капитально поменяло ситуацию.

Денис Лактионов: Совершенно верно, мы уже как-то вздохнули, хотим идти дальше. Вот наше мнение, что вот такими небольшими шагами, но мы, все-таки, движемся действительно к цивилизованному суду, к равенству прав в процессе и к усилению, в конечном итоге, защиты прав и свобод человека.