По словам народного артиста России, любая общественная активность сегодня воспринимается как политическая акция, участники которой нередко попадают под суд. Поэтому важно возобновить взаимодействие губернатора с градозащитниками, как это было при Валентине Матвиенко. Также известный кинорежиссёр объяснил, почему важно сохранить здание ВНИИБ на 2-м Муринском проспекте, прокомментировал снос вестибюлей «ленинградских» станций метро, усомнился в том, что городу нужны новые башни «Газпрома» и высказал опасения в связи со строительством в районе Финского залива. Своим видением ситуации Александр Сокуров поделился в интервью шеф-редактору Business FM Петербург Максиму Морозову.
Максим Морозов: Александр Николаевич, вы давно в градозащитном движении. Как вы могли бы оценить в динамике позицию городских властей по сохранению историко-культурного наследия исторического центра города? Какие проблемы появляются со временем?
Александр Сокуров: Валентина Матвиенко активно сотрудничала с градозащитным движением и с городской общественностью. По крайней мере, в последние два-три года, до назначения в Совет Федерации. Сегодня эта деятельность сведена до минимума: как мне кажется, губернатор опасается встречаться с представителями общественности. Мы можем декларировать свою позицию только в рамках Совета по сохранению культурного наследия. И то большая часть членов совета сейчас уволена. Из градозащитного движения, что называется, с улицы, остался только я один. Это очень большая проблема.
Когда-то градозащитное движение в Петербурге было очень разнообразным, активным и слышимым властью города. Сейчас, возможно, на фоне общей политической напряжённости, власть уходит в сторону от общественного мнения и общественных настроений. Это серьёзная ошибка.
Максим Морозов: Несколько лет назад вы говорили, что иногда опускаются руки, когда снос здания происходит, например, в воскресенье утром. И даже нет возможности позвонить первому лицу, губернатору, чтобы предупредить его о сносе.
Александр Сокуров: Это происходило на начальном этапе, когда шли постоянные митинги и общественные акции против сноса. Нас активно поддерживал Олег Константинович Руднов, который руководил каналом «100 ТВ», нас также поддерживали газеты. Это была лоббирующая сила для общественности. В первую очередь, Руднов, который имел контакт с первым лицом государства. У нас были гораздо бо́льшие шансы работать с властью города напрямую. Власть города не должна самоустраняться от такой работы.
Сегодня представить, что наш губернатор встретится с градозащитным движением, практически невозможно. Происходит деградация данной ситуации. Так быть не должно.
Максим Морозов: В чём вы видите корень проблемы? Может быть, слишком сильное лобби строительного комплекса или незаинтересованность городских властей в участии в такого рода конфликтных ситуациях?
Александр Сокуров: Из моего опыта, могу сказать, что сама по себе строительно-разрушительная ситуация — это очень сложный момент в жизни города. В отличие от Москвы, Петербург, как мне кажется, — очень маленький, бедненький город. Кроме того, мы сильно сжаты Ленинградской областью, из-за чего строители задыхаются, им негде строить. Это объективная ситуация.
Идёт очень эмоциональная борьба за расчищение пространств в городе и за снос, как кажется многим деятелям, всякого старья и «музейщины» — так они говорят.
Кроме того, в тот период, когда мы начинали плодотворное сотрудничество с Матвиенко, законодательные акты не были отработаны до конца. Они стали формироваться потом, их отработали с нашим участием. Появились законы, которые препятствуют разрушениям.
Максим Морозов: Напомните, пожалуйста, о вопиющих, с вашей точки зрения, ситуациях, связанных с градозащитой.
Александр Сокуров: Например, начальник одной строительной организации обещал губернатору, что не будет сносить здание в пятницу. А в субботу и воскресенье, пользуясь выходными днями, производил снос. Действовали наперекор, абсолютно конфронтационно по отношению к губернатору. Валентине Матвиенко удалось поставить этих очень ретивых ребят на место. Сейчас ситуация стала ещё сложнее. Потому что каждый заявленный общественный протест воспринимается как политическая акция и преследуется как уголовное преступление. Немедленно возникает судебная ситуация: людей судят, после чего они исчезают в местах заключения.
Максим Морозов: Много копий ломается по поводу формального подхода: постройка до 1917-го и после 1917 года. Какой здесь должен быть подход?
Александр Сокуров: И до, и после 1917 года каждое строительное пятно, каждый объект обязательно должны восприниматься как субъект. И по каждому из них нужно принимать конкретное решение: получать мнение специалистов, историков.
Может быть, какое-то задание действительно не имеет ни исторического, ни архитектурного достоинства и не должно мешать строительным работам и занимать пространство города. Но всегда надо решать очень конкретно. Потому что в таком небольшом городе, как Петербург, каждое строение, каждый дом имеют совершенно определённую градоформирующую ценность.
Максим Морозов: Кто должен решать? Есть опасность субъективного решения. Кто-то посчитает постройку ценной, а кто-то назовёт рядовой архитектурой, допустим, если речь идёт о складе железных дорог.
Александр Сокуров: Необходимо общественное участие. Это зафиксировано в Конституции. Деятельность Валентины Матвиенко подтвердила, что общественное участие не опасно, а полезно и в общеполитическом смысле, и с точки зрения настроения в городе. Надо привлекать людей, которые могут высказать своё мнение, выслушивать их и на основании общего настроения и отношения, или принципиально останавливать разрушения, или пересматривать планировочные, архитектурные решения в данном месте. Надо уметь разговаривать с людьми. Городская община — это люди, которые имеют все права на распоряжение городом.
Максим Морозов: Хотел узнать у вас о проблеме здания Научно-исследовательского института целлюлозно-бумажной промышленности. Уже несколько лет градозащитники борются за данный объект. В чём вам видится камень преткновения, и как сохранить это здание?
Александр Сокуров:
Нужно понимать, что есть интересы не только города, но и района. Мы, градозащитники, очень часто защищаем подобные здания, исходя из интересов района. В этих зданиях обычно размещаются общественные организации: кружки, спортивные секции, организации по просвещению детей. Все эти объекты выполняют социальную функцию и помогают преодолевать социальную напряжённость.
Кроме того, здание Института бумажной промышленности представляет своеобразную ценность на фоне абсолютно утробного, серого, панельного района. В этом здании широкие мраморные лестницы, внутри есть колонны. Может быть, архитектурные формы несовершенны, но здание всё равно представляет достоинство цивилизованной архитектуры. Поэтому это здание нельзя разрушать: оно важно для конкретного района Петербурга. Я удивляюсь, почему его не защищают местные власти или боятся городских властей. Более того, это здание со временем набирает историческую ценность и эстетическое значение. Уверяю вас, что лет через пять в данном районе города это будет бриллиант. Кроме того, здание Института построено крепко, из хороших материалов.
Максим Морозов: Некоторое время назад известная телеведущая, документалист Ника Стрижак подняла вопрос необходимости сохранения вестибюлей метрополитена, особенно вдоль Московского проспекта: например, станции «Фрунзенская», «Парк Победы». Это ленинградский модернизм. Если смотреть искушённым взглядом, здания маленькие, невзрачные. Тем не менее это тоже важная веха в развитии ленинградской архитектуры. Однако они сносятся, как «Фрунзенская», или переоборудуются до неузнаваемости, как «Горьковская». Ника Стрижак справедливо говорит о том, что нужно сохранять такие объекты, поскольку они — часть истории.
Александр Сокуров: Это очень сложная тема. Она обнажает слабоволие и отсутствие любви к городу самой архитектурной общественности.
У нас много академиков в архитектуре. Тех, кто имеет свои мастерские, преподаёт на строительных и архитектурных факультетах. Очень достойные люди, которые ходят в хороших костюмах. Но они, как правило, никогда не защищают город, не участвуют в градозащитных акциях.
Небольшие объекты, без всякого сомнения, культурного наследия надо было бы защищать при помощи людей, которые обладают профессиональной терминологией и этикой. Которые понимают, как можно объяснить городским властям, почему, например, не надо было трогать вестибюль станции метро «Фрунзенская». Одновременно надо сказать, что некоторые станции метро в Петербурге, в отличие от московских, безликие. «Василеостровская» в ужасающем состоянии, В плохом состоянии была и «Горьковская». В том числе — архитектурно. Нельзя не обновлять индустриальные транспортные объекты.
К сожалению, для Петербурга характерно, что всякое новое строительство архитектурно безлико. В отличие от Москвы, где есть архитектурные прорывы. У нас, на мой взгляд, очень большая проблема с качеством современной архитектуры.
Максим Морозов: Мы заговорили о современной архитектуре. В городе активно обсуждаются проекты двух новых башен «Газпрома» — «Лахта Центр 2» и «Лахта Центр 3». Нужны ли они городу, на ваш взгляд? И если да, то как органично вписать их в градостроительную концепцию?
Александр Сокуров: Нужна ли была городу башня «Лахта Центра»? Это ведомственное здание, которое не имеет никакого отношения к городу. Это могущественное ведомственное распоряжение пространством и деньгами. Не знаю, нужны ли городу две новые башни. Наверное, нет. Город не участвует в этом строительстве.
Максим Морозов: Активисты собирают подписи за проведение референдума, чтобы за или против строительства высказались сами жители.
Александр Сокуров: В современных, очень сложных, невротических политических обстоятельствах референдум невозможен. Никакого референдума не будет.
Очень важно, чтобы «Газпром» смог объяснить городу и гражданам необходимость и общественную полезность своих башен.
Кроме того, это снова строительство на территории залива. Опять угроза защиты от наводнений и сокращение площади Невской губы. Мы и так засыпали большую часть территории залива. При определённых климатических условиях дамба просто разрушится. Потому что она построена с учётом определённой площади Финского залива. Чем меньше пространство залива, тем опаснее и бессмысленнее становится сама дамба. Город может быть просто поглощён. Этого делать нельзя! Финский залив и без того очень мелкий. При каждом осеннем цикле наводнения мы очень беспокоимся о том, что будет с городом. Выдержит ли дамба? Ведь значительная часть залива засыпана, и на ней построены целые кварталы.