Он одним из первых начал поставлять в Петербург индийский кофе «три в одном». В 90-е годы решать чувствительные вопросы ему помогал известный актёр с золотой цепью на шее. В совместном российско-китайском предприятии его заместителем был сын министра авиации КНР. Он искренне сожалеет, что закон запрещает раздавать нуждающимся продукты с истекающим сроком годности. Многие из 1,5 тысяч сотрудников работают в его компании с момента основания. Что касается семейной жизни, то один из его сыновей женат на… внучке народной артистки СССР Алисы Фрейндлих. Александр Мышинский – генеральный директор и совладелец Торгового дома «РеалЪ» – герой программы «Давайте обсудим!» с Максимом Морозовым.
Максим Морозов: Александр Евгеньевич, здравствуйте!
Александр Мышинский: Добрый день!
Максим Морозов: Представляем вас «генеральный директор». Владелец или совладелец, как корректнее сказать?
Александр Мышинский: Из уважения к моему партнеру – совладелец.
Максим Морозов: Как доли распределяются, если не секрет?
Александр Мышинский: Это не особо важно, важно – какой партнер. Мы с ним знакомы уже более 30 лет, вместе учились. Это человек, которому я доверяю, поэтому мы принимаем решения наравне.
Максим Морозов: Первый вопрос – катавасия, связанная со сдерживанием цен на продукты. С одной стороны, было с самого верха заявлено о том, что цены на социально-значимые продукты необходимо замораживать, контролировать. Потом неожиданно выступил замминистра промышленности и торговли Виктор Евтухов, который сказал, что посыпались логистические цепочки, государство не должно вмешиваться в рыночные механизмы, мы все помним пустые полки 80-х годов. Центробанк сразу выступил категорически против, Набиуллина против регулирования цен. Вынужденная ли это мера? Единственная ли это мера?
О ЦЕНАХ НА ПРОДУКТЫ, ЦЕНООБРАЗОВАНИИ И ПОСТАВЩИКАХ
Александр Мышинский: Отношение у всего бизнеса к действиям Минсельхоза и Минпромторга было, конечно, отрицательным. Это было больше политическое явление, чем экономическое. Но при этом могу сказать, что особо сильных потерь никто не понес. Все эти позиции не являются определяющими в доходности. Как нам говорили: «проявите социальную ответственность». Что мы все и сделали.
Максим Морозов: Почему именно на эти продукты взлетели цены, и насколько реально они взлетели?
Александр Мышинский: Большинство товаров сельхозпроизводства имеет цикличность. Тот же самый несчастный сахар два года назад стоил 40 рублей, потом упал в два раза в опте, и потом вырос в два раза. Скажем так, вопли, что население из-за этого очень сильно страдает – это были больше популистские заявления, потому что, сколько мы сахара потребляем, один килограмм в месяц? Разница в 20 рублей не особо сильно повлияла на карман покупателя, зато кто-то получил политические очки.
Максим Морозов: На уровне парламента во многом винят посредников в этих самых цепочках. От производителя, особенно по овощам, до конечной полки. Сколько этих посредников? Расскажите, как попадает на полку конкретно вашего супермаркета картофель, овощи открытого грунта, как это происходит?
Александр Мышинский: Обвинения в том, что есть куча посредников, особо не имеют под собой основания.
Максим Морозов: Почему? Ведь каждый пытается заработать на этом.
Александр Мышинский: Да. Но машина из условного Краснодара до Питера стоит 100 тыс. рублей. Это 20-тонник, чтобы его доставить, нужно иметь связи по этой логистике, нужно, чтобы машины проходили все техосмотры, весогабаритный контроль, платили «Платон» и так далее. Колхозу условному или предприятию, которое выращивает урожай, не до этого. Если на них еще повесить эту составляющую, я думаю, что они справятся с этим еще за большие деньги, чем те же самые посредники.
Максим Морозов: Все? Неужели в этой цепочке только три игрока?
Александр Мышинский: Становится так. Сейчас в основном уже идут крупные поставки, и как раз каждый в этой цепочке стремится минимизировать чужую прибыль и брать на себя максимум. Посредников все меньше и меньше.
Максим Морозов: Когда вы определяете то, что в итоге лежит на полках, что берете для себя в качестве аргументов? Работаю с этим сельхозпроизводителем из этого региона, а с этим не работаю.
Александр Мышинский: Был период, когда к нам в неделю приезжало по несколько компаний заключать договоры на поставку овощей и фруктов, это как раз когда запретили импорт. Из этих компаний дай бог 5% остались работать. Потому что овощи и фрукты – достаточно хлопотный и рискованный бизнес. Поэтому у нас основное требование, чтобы компания, если она берется за что-то, выполняла это.
Максим Морозов: Как это проследить на этапе заключения договора?
Александр Мышинский: Это уже, наверное, честное имя компании. Чаще всего приезжают как раз те, кто сами производят и те, кто сами поставляют. Они показывают фотографии, подтверждающие, что у них есть поля, что они складируют. Показывают упаковки с замечательными яблоками.
Максим Морозов: Пробуете сами? Хрустите яблоком?
Александр Мышинский: Иногда привозят, но чаще всего мы работаем с уже проверенными партнерами.
Максим Морозов: Как на практике: вы ищете партнеров, либо партнеры стучатся к вам?
Александр Мышинский: Сейчас, наверное, уже стучатся к нам.
Максим Морозов: Как попасть на полку современного городского супермаркета? В свое время говорили, что это внутрикорпоративная коррупция, что нужно заплатить, чтобы тебя в принципе приняли, чтобы мерчендайзер положил твой товар на определенную полку и так далее. Как это происходит?
Александр Мышинский: На самом деле ничего особо сложного нет. Во-первых, сети обязаны отвечать на письма с предложениями.
Максим Морозов: Обязаны законом?
Александр Мышинский: Да. Другое дело, что очень многие этим пользуются не совсем корректно.
Максим Морозов: Злоупотребление правом.
Александр Мышинский: Здесь очень сложно. Они вроде как пишут письма, и потом возникают судебные процессы. С нами этого не было, но я знаю, что много федеральных сетей получили иски, в том числе решения суда. Их штрафовали за недопущение к полке. После этого юристы формализовали ответную кампанию по письмам, по возражениям, и уже таких штрафов нет.
Максим Морозов: Отказ должен быть мотивированным?
Александр Мышинский: Желательно. Цена на овощи-фрукты меняется динамически в течение недели несколько раз.
Максим Морозов: Как на бирже.
Александр Мышинский: Да, это и есть биржа, по сути дела, идут торги. Все сети отправляют свои запросы и получают предложения, по какой цене сегодня с поставкой на завтра поставщик готов поставить.
Максим Морозов: Так же зеркально и ценники меняются?
Александр Мышинский: Да. Цена на овощи и фрукты может меняться плюс 10-20% за день.
Максим Морозов: Прямо перепечатываете на принтере?
Александр Мышинский: Да, очень часто.
Максим Морозов: Откуда взялись тогда слухи про коррупционную составляющую?
Александр Мышинский: Есть очень много способов получить с кого-то деньги, поэтому в федеральных сетях было очень много коррупционных скандалов, когда увольняли сотрудников в связи с потерей доверия.
Максим Морозов: Это на уровне кого, какой департамент?
Александр Мышинский: Это департамент закупок, скорее всего. Хотя, если говорить про овощи и фрукты, в некоторых сетях существует такое понятие, как бонус за приемку. Все-таки это достаточно субъективный момент, когда привозят овощи и фрукты, каждый кладовщик, каждый завскладом по-разному воспринимает идеальное качество. И здесь, как я слышал, существовало – по крайней мере, раньше, может быть, сейчас этого нет, потому что везде камеры, все прослушивается и просматривается – кладовщик отказывался принимать товар, ссылаясь на низкое качество. А для поставщика, если он привез машину персика и его не приняли…
Максим Морозов: Время критично.
Александр Мышинский: Да. Поэтому договаривались уже на местах, вот эта коррупционная составляющая была.
Максим Морозов: Из тех компаний, которые заключают договор и хотят выставляться на ваших полках, сколько непосредственно производителей, а сколько посредников, о которых мы с вами говорили?
Александр Мышинский: В последнее время в основном производители. Там, где не овощи, практически 90% – это прямые договоры.
Максим Морозов: Сколько завод в среднем на рынке платит за то, что их товар продается у вас?
Александр Мышинский: Нет такого. В последнее время все поставки, все договоры заключаются с таки называемой ценой «net-net». Все перешли на аукционные закупки. Производители, которые смогли перестроиться и сразу давать низкую цену, от этого выиграли. Те, кто еще идут по старой схеме – проигрывают.
Максим Морозов: Предприятие-производитель сразу от вас получает деньги за товар, либо по факту реализации?
Александр Мышинский: В зависимости от срока годности товара разные сроки оплаты. У сетей дискаунтеров, которые сейчас активно развиваются, оплата по реализации. Хотя это противоречит закону о торговле, но те объемы и те перспективы, которые эти сети анонсируют, позволяют им диктовать такие условия.
Максим Морозов: И вот не успели вы до конца реализовать товар, выходит срок годности, особенно на скоропортящиеся продукты, что делать?
Александр Мышинский: Это беда. Закон запретил возврат. Мы стараемся, чтобы этого списания не было. Вообще по сети нормальным списанием считается 1-1,5% от объема. Иначе вся экономика вылетит.
Если доходность ритейла достигает 2% от оборота – это суперуспешный ритейл.
Максим Морозов: Тогда лучше подстраховаться и меньше товара взять?
Александр Мышинский: Нужно найти золотую середину.
Максим Морозов: Как?
Александр Мышинский: Есть IT-системы, которые делают предзаказ, и все анализируют, есть люди, которые дополнительно корректируют в зависимости от сезона, от погоды. Сегодня пошел дождь – продажа воды упадет в два раза. Июнь и июль были солнечными – продажи мороженого увеличилось в четыре раза.
Максим Морозов: Эти 1–1,5%, которые все-таки остаются – что с ними?
Александр Мышинский: Большая часть – это все-таки скоропорт, он утилизируется. Стараемся сделать распродажи. К сожалению, нам не дают возможность раздавать товар.
Максим Морозов: Почему?
Александр Мышинский: Вопросы к Роспотребнадзору. Я знаю, что во многих странах это поставлено на поток. Нам это было бы выгоднее, и мы бы с удовольствием раздавали в последний день, чем устраивать распродажи и волноваться.
Максим Морозов: У меня всегда, наверное, как и у многих, сжимается сердце, когда по другим причинам тракторами давят несчастные польские яблоки, а есть дети в детских домах, есть старики в домах престарелых, которые могли бы эти яблоки съесть, в своем рационе использовать витамины. Но нет, их давят. Аналогичная ситуация с продуктами, у которых заканчивается срок годности.
Александр Мышинский: Я не знаю, насколько это достоверно, но от производителей я слышал, что срок годности, который они указывают на упаковке, является не сроком годности этого продукта, а сроком реализации.
Максим Морозов: То есть с запасом?
Александр Мышинский: С большим запасом. То же молоко, у которого пятидневный срок хранения, на самом деле через 10 дней совершенно спокойно можно употреблять в пищу. Оно нормальное. Конечно, становится обидно, что его нельзя никуда использовать, нужно либо выливать в соответствии с законом, либо выкидывать. Очень много фермерских хозяйств, которые, например, занимаются свиноводством и с удовольствием бы забирали просроченную продукцию…
Максим Морозов: Я как деревенский человек вам скажу: телят поить этим молоком можно.
Александр Мышинский: Пока закон это все не позволяет. Скорее, руки не доходят, заморачиваться надо, о чем-то думать. Они занимаются проверками – и занимаются. А так – это же нужно включить голову и с кем-то договориться, принять новый закон, не наказывающий, а поощряющий.
Максим Морозов: Это не модно сейчас.
Александр Мышинский: Это не особо выгодно.
Гораздо выгоднее принимать законы со штрафами и закрытиями, чем законы, которые поощряли бы.
Та же тема с вывозом мусора, с раздельным – нет, мы лучше примем штрафы и поднимем тарифы, чем будем поощрять компании, которые это организовали.
Максим Морозов: Если я не ошибаюсь, так просто ведь в мусорный бак не выбросишь эти продукты?
О ВЫВОЗЕ И УТИЛИЗАЦИИ ОТХОДОВ
Александр Мышинский: У нас несколько договоров разных на вывоз отходов.
Максим Морозов: Есть специальные лицензированные компании, которые занимаются вывозом и утилизацией?
Александр Мышинский: Есть. Например, утилизация мяса обходится очень дорого, 30 или 40 рублей за килограмм. Существуют специальные печи для уничтожения.
Максим Морозов: Какая строка расходов целиком, если не только мясо, а по всем категориям продуктов, на утилизацию?
Александр Мышинский: Нет такой отдельной строки.
Максим Морозов: 0,5%, 1%?
Александр Мышинский: Нет, гораздо меньше. Не сопоставимо с расходами на вывоз мусора.
Максим Морозов: Насколько монополизирован рынок вывоза и утилизации?
Александр Мышинский: Это наша больная тема сейчас по Ленобласти. Она началась где-то год назад во время встречи с губернатором Ленобласти, когда подняли тему, что единый мусорный оператор, который занимается вывозом, вступил в конфликт со всеми. У него 100 или 200-300 судов, я не знаю. Были сделаны тарифы, которые увеличили расходы розницы в четыре-пять раз. Если мы платили за вывоз 20 тыс. рублей, нам стали выставлять по 80 тыс. с каждого магазина.
Максим Морозов: Сколько у вас сейчас точек?
Александр Мышинский: По-моему, сейчас открываем 76-ю.
Максим Морозов: То есть умножаем на 80.
Александр Мышинский: Это только Ленобласть. В ближайшее время должен заработать мусорный оператор в городе, там мы действительно переживаем. Там есть даже не тариф, а норматив. Страх, что будет неадекватный норматив. Кто-то посчитал, что магазин площадью 500 м2 каждый день производит три кубометра мусора. Исходя из этого, нам выставляют стоимость обслуживания этим единым мусорным оператором в течение месяца.
Максим Морозов: Неважно, больше или меньше по факту.
Александр Мышинский: Неважно, сколько он вывез, и вывез ли он вообще. Коллеги из X5 рассказывают, что у них большие магазины в Ленобласти, площадью по 2 тыс. м2, просто закрывались на реконструкцию, и им мусорный оператор выставлял по 500–600 тыс. рублей в месяц за вывоз мусора, хотя магазин не работал.
Максим Морозов: Это же издевательство над здравым смыслом.
Александр Мышинский: Есть люди во власти, которые это понимают. Просто нужно вопрос решить. Уже написаны жалобы и в прокуратуру, и губернатору, и даже президенту, по-моему, написали. В Ленобласти, по моему, четвертые по стране нормативы по вывозу бытовых отходов. То есть самые дорогие. Здесь в основном вопрос идет именно о справедливости. Компания по вывозу мусора принадлежит частным лицам, и эти частные лица получают наши с вами деньги. Все сети ввели раздельный сбор мусора. Нам это выгодно, потому что мы продаем картон, использованную пленку. Покупаем специальное оборудование, которое все это утилизирует, и продаем тем, кто занимается этим. Поэтому у нас и вывозится очень мало мусора из магазинов.
Максим Морозов: Вы руководите компаний с 1994 года. Я себе составил небольшую справку о 1994 годе. Начала работу первая Государственная Дума новой России, открылась продажа акций МММ, зарегистрирован домен RU, на родину вернулся Солженицын, в Петербурге прошли Игры доброй воли, случился «Черный вторник» – обвал рубля, курс: 3926 рублей за доллар! В ходе Первой чеченской войны начался штурм Грозного. Каким вам запомнился 1994 год?
О ТОМ ВРЕМЕНИ, КОГДА ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ
Александр Мышинский: Совсем молодость, поэтому, когда у тебя нет ничего, курс доллара тебя особо сильно вообще не волнует, что он 3 тыс., что он 6 тыс. МММ – у меня один знакомый очень активно в этом участвовал, у него характер такой. Он почти заработал в тот момент 1 млн. долларов, и за два дня до того, как он его накопил – он знал, что это пирамида, он участвовал осознанно – за два дня до поставленной цели МММ рухнула. Но, по сути дела, Мавроди – достаточно гениальный человек, дедушка биткоина. Для меня сам по себе бизнес начался, наверное, году в 1992, после окончания института.
Максим Морозов: А вы окончили…
Александр Мышинский: Военмех, в феврале 1992 года. Как раз в год, когда все обрушилось.
У нас были очень весомые стимулы заняться вообще бизнесом, зарабатыванием денег. Не так, как сейчас, стимул – новый айфон. У нас было два очень сильных стимула – голод и любовь.
1992 год – год моей свадьбы, и чтобы организовать свадьбу, нужно было работать, крутиться.
Максим Морозов: Исключительно на свои, родители не помогали?
Александр Мышинский: Я не знаю, как сейчас, но мы тогда взрослели намного раньше. Я в 16 лет поступил в институт и старался уже не брать денег у родителей.
Максим Морозов: Отец, если не ошибаюсь, учитель труда в школе?
Александр Мышинский: Да. А мама – учитель математики, 60 лет отработала, только в этом году вышла на пенсию. Поэтому особо денег было брать негде. Мы еще в студенчестве с друзьями начинали крутиться. С приятелем и на свечном заводе работали, и на ткацкой фабрике по ночам грузили бобины, в то же время пытались участвовать в кооперативе.
Максим Морозов: Это «купи-продай» либо что-то производили?
Александр Мышинский: Нет, это «купи-продай». На заводе это руками, а в кооперативах продавались семи- и девятиигольчатые принтеры. Не знаю, что это такое.
Максим Морозов: В коробках, даже не видели?
Александр Мышинский: Мы даже и коробки не видели.
Максим Морозов: На бумаге все было?
Александр Мышинский: У одного была задача найти деньги, у другого – товар. К 1994 году все, что можно было в стране украсть и приватизировать, все уже украли и приватизировали. Нам, когда мы выходили на бизнес уже более-менее цивилизованный, пришлось работать. Как это часто бывает, бизнес начинается с теми, кому доверяешь. Это были ребята из института, из группы. Военмех дал достаточно хорошую школу жизни, научил анализировать, научил искать материал и вкладываться именно в будущее, а не в сиюминутные вещи.
Максим Морозов: По специальности никто и не собирался работать.
Александр Мышинский: Я взял свой красный диплом, пришел на «Рубин», постучался в окошко. Мне сказали: спасибо, но мы не знаем, будем ли мы завтра работать. И на этом трудовой стаж по специальности закончился. Мне повезло, меня взяли на Завод имени Климова в отдел международных отношений, так как у меня был хороший язык. И взяли как раз в совместное предприятие.
Максим Морозов: Английский?
Александр Мышинский: Английский. И предприятие, которое было изначально, от которого мы ведем отсчет, это на самом деле было не наше личное предприятие, а совместное предприятие с китайской моторостроительной корпорацией.
Максим Морозов: Сколько вы были наемным сотрудником до того, как стали собственником?
Александр Мышинский: Четыре года. Точнее, 3,5 года.
Максим Морозов: Модная тогда аббревиатура СП. Чем занималось?
Александр Мышинский: Тогда многие компании, которые сейчас еще существуют, делали деньги на бартерных сделках. Советский Союз, который стал Россией, продолжал поставлять вооружение, металлы, кастрюли на Восток. Денег там не было, и оттуда поступали товары, и оттуда начались все торговые компании. В частности, если брать наше СП, это был большой контракт, в который меня позвали как технического переводчика, на поставку двигателей самолетов-истребителей китайской армии. Единственная проблема была в китайцах, которые не хотели платить. Они согласовали поставки товаров, которые мы должны были выбрать, и для этого было создано совместное предприятие. Заместителем у меня был сын министра авиации Китая, все было на высшем уровне сделано.
Максим Морозов: Схвачено, как бы тогда сказали, на том языке.
Александр Мышинский: Мы были молоды и неопытны, поэтому наш первый опыт именно коммерческий был не особо удачным. Мы привезли две фуры китайских шуб. Поставки на бартер. Как выяснилось, нам естественно сплавили не то, что нужно, и весь склад у нас сидел и зашивал эти шубы.
Максим Морозов: В итоге удалось реализовать?
Александр Мышинский: Да, мы продали работникам завода по себестоимости.
Максим Морозов: То есть ничего не заработали?
Александр Мышинский: Мы вернули деньги. Там задача была немножко другая. Была задача вернуть деньги заводу. Потом была вторая попытка с китайцами посотрудничать, но выяснилось, что они гораздо лучшие торгаши, чем мы. Поэтому после второй попытки китайцам было заявлено: ребята, все, бартер закончен, давайте деньгами. И предприятие именно как СП уже не имело будущего.
Максим Морозов: Ходит много легенд о деловой коммуникации с китайскими партнерами. Китайцы могут улыбаться, кивать тебе, но что они подпишут в итоге – непонятно. Непредсказуемость.
Александр Мышинский: На самом деле они дали мне очень хорошую школу. Показали, как нужно вести себя в бизнесе, как добиваться целей, кому можно верить, кому нельзя. Колоссальный опыт.
Максим Морозов: Сейчас поддерживаете отношения с сыном министра?
Александр Мышинский: Нет.
О НЕДВИЖИМОСТИ
Максим Морозов: Сколько помещений в собственности, а сколько вы арендуете?
Александр Мышинский: Сейчас, по-моему, всего два помещения удалось выкупить, потому что никто не хочет продавать.
Максим Морозов: У города либо у частных лиц?
Александр Мышинский: Нет, у частных лиц.
Максим Морозов: С городом вы имеете арендные отношения?
Александр Мышинский: В какой-то момент я для себя решил с государством не связываться.
Максим Морозов: Какой это был год? Просто любопытно.
Александр Мышинский: Наверное, начало 2000-х. Потом я уже подтвердился в своих мыслях, что с государством играть нельзя.
Максим Морозов: Некоторые ваши коллеги говорят, что – необъяснимо, но факт – у города иногда дороже, чем у частного арендодателя.
Александр Мышинский: Это началось, по-моему, с 2010 года.
Максим Морозов: И это просто необъяснимо.
Александр Мышинский: У них изначально были очень низкие ставки. Потом они себе поставили мультипликатор, который оставляли неизменным в течение нескольких лет. При инфляции 12-15% они ставили такую же индексацию. И в какой-то момент эти графики ставок пересеклись, и уже ставка города стала выше. Опять-таки, не нашелся ни один человек, который бы встал и сказал: «давайте снизим ставки». Потому что боятся, мне кажется: чиновники, которые связаны с имуществом, очень боятся обвинений в коррумпированности, во взятках.
Максим Морозов: Значит, соответственно, 99% у вас – арендные отношения с частными контрагентами.
Александр Мышинский: Да. Просто недвижимость стоит гораздо больших денег, чем открытие магазина. Если брать магазин 500 м2 – инвестиции туда 10 млн. в открытие, в оборудование, а инвестиции в саму недвижимость могут достигать 100 млн.
Максим Морозов: Это в долгую.
Александр Мышинский: Это в долгую и с меньшей доходностью.
Максим Морозов: Насколько долгосрочные договоры аренды?
Александр Мышинский: Сейчас стараемся на 10 лет подписывать. Когда открывались, по неопытности подписывали на пять лет и меньше.
Максим Морозов: Куда бы вы не то, чтобы завтра инвестировали, но присматриваетесь – к каким стартапам, к каким бизнесам?
ОБ ИНВЕСТИЦИЯХ
Александр Мышинский: Помимо других сетевых проектов, связанных с продовольствием, с общепитом – мы это все смотрим и отслеживаем сейчас, когда закончится эта эпидемия, может быть, куда-то вложимся – были идеи организовать производство продуктов питания.
Максим Морозов: Под своим брендом?
Александр Мышинский: Даже не обязательно под своим брендом. Сейчас очень многие производства заточены на частную марку, просто на весовой продукт.
Максим Морозов: Вы говорите: закончится пандемия, продолжим присматриваться на рынке. К другим игрокам, вы бы хотели какую-нибудь небольшую сеть купить?
Александр Мышинский: Сейчас уже, наверное, особо покупать некого. Город потерял большинство локальных сетей, поэтому это больше выкуп локаций, которых остается все меньше и меньше. Сейчас, после сделки «Магнита» с «Дикси» освободится часть локаций по Питеру, поэтому есть надежда, что…
Максим Морозов: Попытаетесь побороться за них?
Александр Мышинский: Уже сейчас поступают предложения, мы ведем переговоры по нескольким локациям. Так же, как, когда уходил SPAR и «Народная 7Я семьЯ», нам удалось больше 20 мест подписать. Сейчас мы тоже надеемся, что следующий год будет более активным, чем этот.
Максим Морозов: К справке возвращаемся. 26 апреля 1994 года – снова туда, в этот год – появилось распоряжение №397-Р мэра Анатолия Собчака «О создании системы распределения продуктов питания в Санкт-Петербурге». Скажите, чем была вызвана необходимость создания системы распределения продуктов?
«КВЕСТ ПО ОСНАЩЕНИЮ СВАДЕБНОГО СТОЛА»
Александр Мышинский: У меня в памяти больше 1992 год, когда были карточки и когда на свою свадьбу мы собирали водку по всей стране по родственникам по этим карточкам. Выделялась, по-моему, одна-две бутылки водки на семью в месяц.
Максим Морозов: По почте присылали вам на свадьбу это все?
Александр Мышинский: У нас родственники с Украины, поэтому привозили оттуда продукты, что-то мы здесь обменивали. Но это был такой квест по оснащению свадебного стола. К 1994-му уже стало попроще, по-моему, как раз карточки к тому моменту отменялись. В 1994 уже начался более-менее свободный рынок. Уже появились здесь китайские представители со своим товаром, индийские компании, с кем мы начали частный бизнес. Это была индийская компания, которая торговала кофе «три в одном». Мы одними из первых привезли в Питер эти пакетики.
Максим Морозов: То есть торговый дом «РеалЪ» начался с СП с Индией, с торговли кофе?
Александр Мышинский: Нет, СП закончило свою торговлю приставками «Dendy», если помните такие.
Максим Морозов: У меня была.
Александр Мышинский: А компания «РеалЪ» началась с торговли китайскими орешками, арахисом, и потом, в 1995 году, по-моему, была поставка кофе «три в одном». Это первая большая поставка, которая позволила протестить рынок. Мы экспериментировали, мы торговали и кроссовками, дисками, пустыми кассетами Bulk. Мы ездили на ярмарку в Москву, там закупались, сюда привозили, поставляли в Гостиный двор.
Тогда рынок был – продавца. Если ты находил товар по хорошей цене – то все, ты король.
Максим Морозов: Про криминалитет не могу не спросить.
«А ВЫ ЧЬИ БУДЕТЕ?»
Александр Мышинский: Как-то нас обошло стороной это. То ли мы были не особо интересны. Мы, естественно, попадали в разные ситуации.
Максим Морозов: Что значит «попасть в ситуацию» в начале 90-х для вас?
Александр Мышинский: Мы начинали свой конкретный бизнес, когда к нам можно было прийти, в 1996 году. Тогда уже более-менее улеглось. И единственное, что могли прийти и спросить: «а вы чьих будете?» Но я считаю, что мне по жизни очень везло на людей, с которыми я общался. В 90-х мы познакомились с мужчиной – он крутился в околокриминальных кругах, его знали, он обладал очень фактурной внешностью, при этом очень мягким и добрым характером. При этом он снимался в фильмах достаточно активно, был известен в своих кругах именно как актер. Мы с ним в очень хороших отношениях были, и он нас защищал даже не столько за деньги, сколько за хорошее отношение.
Максим Морозов: У него структура была?
Александр Мышинский: У него не было структуры. Когда кто-то приходил…
Максим Морозов: А как это было, Александр Евгеньевич? Я не застал в силу молодости.
Александр Мышинский: Лучше и не надо!
Максим Морозов: Ретроспектива, мы как будто фильм смотрим с вами. Это как: вот ты сидишь в офисе…
Александр Мышинский: У нас офис был маленький, мы особо нигде не светились, и склады были на закрытой территории, поэтому к нам могли прийти только случайно. Или случаи были наоборот, когда мы попадали как дистрибьютор в ситуацию, когда нам не отдавали деньги. Поэтому у нас вопрос общения с такими структурами возник больше из-за того, что была нужна их помощь.
Максим Морозов: На правоохранительные органы, на судебную систему вы вообще не рассчитывали?
Александр Мышинский: Тогда юридический вопрос вообще не стоял, никто в это не верил, все вопросы решались по понятиям. С другой стороны,
90-е научили нас отвечать за свои слова. Ты не мог что-то пообещать и не сделать, это было верхом неуважения к своему контрагенту и могло привести к плачевной ситуации.
Когда общались с теми, кто что-то должен, им говорили: ну как так, ты же обещал. Это было более весомым аргументом, чем заявление в суд сейчас.
Максим Морозов: И как, используя этот механизм вашего товарища – получалось вернуть деньги?
Александр Мышинский: Иногда да, иногда нет. Это были достаточно веселые ситуации, когда он приходил, брал свою артистическую одежду. У него была дежурная золотая цепь, которую он никогда не носил в обычной жизни. Брал с собой одного товарища, который был высокого роста и достаточно невнятно говорил по-русски, обладал фактурной внешностью. Они ехали к какому-то нашему должнику и просили вернуть деньги.
Максим Морозов: Я представляю, как они просили!
Александр Мышинский: Нет-нет! Он очень интеллигентный человек, поэтому мы с ним и общались. Он просто спокойно сидел и…
Максим Морозов: И всем своим видом показывал, что надо отдать.
Александр Мышинский: Было не так много ситуаций. Мы, наверное, в 1998 году уже отказались от таких услуг, потому что не было необходимости – переходили на более цивилизованные отношения, и все это было больше игрой в сериал «Бригада».
Максим Морозов: А когда в ваш адрес это все поступало, как это происходило – по телефону звонили, приезжали на склад?
Александр Мышинский: В наш не поступало. Я не могу понять этой ситуации, но почему-то нас обошло все это стороной.
Максим Морозов: До этого была только оптовая торговля и склад?
ОТ ОПТА К РОЗНИЦЕ…
Александр Мышинский: Только оптовая торговля. У нас первые розничные точки появились в 1999 году на Северном рынке, когда мы открывали контейнеры.
Максим Морозов: Все, так или иначе, как-то дружили с правоохранительными органами, с ветеранскими организациями, чтобы их крышевали.
Александр Мышинский: Афганвет, предположим, держал оптовые рынки, ему было интересно, чтобы у него сидели арендаторы и платили ему деньги. Поэтому там никто не приходил. Правоохранительным органам мы были просто, наверное, неинтересны, потому что нас не было видно, у нас вся деятельность была законной. Мы покупали товар, поставляли его по магазинам.
Максим Морозов: Почему решили от оптовых поставок перейти к дистрибуции и к созданию собственной сети? Это масштабирование, это был логичный шаг?
Александр Мышинский: Это эволюция, скорее всего, была. Начало 90-х –засилье оптовиков, рынков, где продажи шли оптом. Потом начались сетевые проекты, магазины у дома.
Максим Морозов: Вплоть до киосков у метро.
Александр Мышинский: Киоски у метро – все началось с банального долга клиента, который торговал на Северном рынке или на Салова. Он остался нам должен денег и сказал: все, я закрываюсь, ухожу, хотите – забирайте мою точку. Одну. Мы сказали: ну давай, попробуем. Открыли точку, поставили там достаточно низкие цены и увидели, что это имеет будущее. Так как был оптовый канал закупки, мы убрали промежуточное звено и стали напрямую торговать. Могли дать хорошие цены.
Максим Морозов: То есть условно «РеалЪ» берет свое начало от киоска у метро?
Александр Мышинский: Контейнер на рынке. Киоск у метро – это уже немножко другая тема, там уже было необходимо вводить новый ассортимент, мы научились работать с ассортиментом, с клиентами. Но это все было временным явлением, потому что через несколько лет город закрыл всю эту торговлю у метро.
Максим Морозов: А что это за станция была?
Александр Мышинский: Это было несколько станций, порядка 20-ти точек.
Максим Морозов: Нет, та, первая, которая перешла за долги.
Александр Мышинский: За долги – это, по-моему, контейнер на Салова был. То ли Салова, то ли Северный рынок. А станция метро – опять-таки пришли люди, которые предложили нам попробовать поторговать. В 1998 году к нам присоединился партнер, с которым я сейчас работаю. Он взял на себя все розничное направление.
Максим Морозов: Вы, наверное, были в более конкурентно преимущественном положении, потому что у вас было собственное оптовое направление.
Александр Мышинский: Это как раз дало толчок.
Максим Морозов: Синергия.
Александр Мышинский: Да. Потом, когда открывались магазины, то же самое привело к открытию магазинов. То, что в 1998 году привело к ларькам, в 2009 – привело к мысли о магазинах.
О БУДУЩЕМ И СМЕНЕ ПАРАДИГМЫ
Максим Морозов: Вы сейчас много путешествуете, даже несмотря на пандемию, и в США бываете, и в Европе. К их магазинам, их рознице, ретейлерам присматриваетесь, что-то можно оттуда перенять?
Александр Мышинский: Там у людей немножко другой менталитет, но я смотрю туда как на то, что будет у нас в будущем, как мне кажется.
Максим Морозов: Это пункты выдачи, постаматы?
Александр Мышинский: Я там, кстати, не заметил пункты выдачи и постаматы.
Максим Морозов: На мой взгляд – я в США не был, но из опыта общения – там магазины – это вообще многофункциональные центры. Там все под одной крышей.
Александр Мышинский: Нас один производитель вывозил в Англию показать, как там работает розница. Нам показывали, что в магазинах можно все, вплоть до заключения брака. Сейчас идет трансформация, многое переходит в онлайн, и особо таких потребностей нет. Магазины опять возвращаются в то место, куда люди приходят за продуктами. Я был очень удивлен, когда этой весной попал в Walmart, и увидел толпу народа.
Максим Морозов: Это что, консерватизм?
Александр Мышинский: Я пока не нашел ответа, но по мне, магазины превращаются в место получения удовольствия. Набираются огромные тележки, и человек, проходя мимо огромных стеллажей с огромным выбором, останавливается и покупает то, что он бы не купил по интернету.
Интернет-торговля стимулирует к экономии. Человек никогда по интернету не закажет что-то лишнее. А в магазин он приходит, может быть, сейчас менее часто, но купить что-то, чего у него в голове не было.
Очень интересно всегда наблюдать за компаниями-лидерами рынка, которые тестят новые прогрессивные технологии, начиная от умного магазина, где без касс, без всего расплачиваются…
Максим Морозов: В Москве есть примеры.
Александр Мышинский: Есть, это очень интересно. Мы стараемся это все отслеживать. Мы понимаем, что это пока проекты убыточные и рекламные, но мы к этому присматриваемся. Так же, как кассы самообслуживания.
Максим Морозов: Пока не получится. В Москве, коллеги рассказывали, дронами пытались доставлять продукты прямо на этажи. Но столкнулись с большой проблемой: некоторые несознательные граждане дроны обратно не выпускали. Они воспринимали это как игрушку.
Александр Мышинский: Эта проблема есть всегда, но скажем так, в тех же магазинах – это общее мнение – воровство среди персонала приносит гораздо большие убытки магазинам, чем воровство покупателей.
Максим Морозов: Вы сталкивались на практике, как с этим работаете?
Александр Мышинский: С воровством покупателей или персонала?
Максим Морозов: И то, и то.
О ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ «СЛАБОСТЯХ» И ВЕРЕ В ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
Александр Мышинский: С персоналом работает отдел кадров, проходят постоянные тренинги, отслеживание, системы безопасности. Полностью обезопаситься невозможно. Это уже больше психологическая проблема, и, может быть, экономическая. Многие люди не обладают достаточными финансами, чтобы просто на них жить, и идут на ухищрения.
Максим Морозов: Это что – банку консервов домой унести? На каком уровне?
Александр Мышинский: Среди персонала – да, это чаще всего такая небольшая, скажем так, «благодарность за свою работу». А среди покупателей существуют настоящие банды. Очень много видео есть и в сети, и у нас, как люди организованно могут семь шариков сыра, каждый по 1,5 килограмма, засунуть в пальто и вынести из магазина.
Максим Морозов: У вас же видеонаблюдение, и на выходе срабатывают датчики.
Александр Мышинский: На сыр не срабатывают. Люди приходят к отделу, пока один отвлекает, другой берет огромные сырные шары, у них сделаны специальные прокладки в пальто, туда укладывают. Один раз поймали человека с 12 бутылками коньяка.
Максим Морозов: Это как же так можно незаметно?
Александр Мышинский: Это талант.
Максим Морозов: Театрализованное шоу.
Александр Мышинский: Это идет не один человек, они подготовлены, один отвлекает одного человека, другой другого. Это существует, это наносит достаточно сильный убыток, но бороться пока сложно.
Максим Морозов: И как вы видите? Ведь охранника не приставишь к каждой кассе.
Александр Мышинский: Когда мы изучали потери от воровства и затраты на охрану, поняли, что крадут меньше, чем мы потратим на охрану. Это все-таки единичные случаи, мы пока еще верим в человечество. Сейчас с теми же кассами самообслуживания появилась ситуация, когда люди не пробивают, а просто проходят мимо. Это тоже один из рисков новых технологий. Ты вроде хочешь сделать для покупателя доброе дело, кому-то это нравится, а кто-то использует на свое благо.
Максим Морозов: Автопарк у вас свой?
О ДОСТАВКЕ, АВТОПАРКЕ И …
Александр Мышинский: Нет, мы отказались от автопарка по причине внутренних затрат. Когда у человека машина чужая, то и отношение к ней как к чужой машине.
Максим Морозов: Хотя я вижу и брендированные автомобили. По старой памяти?
Александр Мышинский: Мы большую часть своего автопарка продали своим же водителям в рассрочку на несколько лет. Это их машины, они работают как ИП, мы оплачиваем их услуги.
Максим Морозов: Появились десятки, сотни контрагентов, а раньше была собственная транспортная компания.
Александр Мышинский: Как-то у нас удачно получается, что те люди, которые с нами начали работать, они с нами и продолжают. У нас очень небольшая текучка, очень много людей с 1998 года как пришли, так и работают.
Максим Морозов: Сколько всего человек?
Александр Мышинский: Сейчас, если брать с магазинами, около 1,5 тыс.
Максим Морозов: Как влияет на рентабельность и расходы контрольно-надзорная деятельность? Я знаю, что в свое время некоторые, особенно крупные компании, даже закладывали так называемый «коррупционный бюджет», ренту на выплаты всех бесконечных штрафов.
О ШТРАФАХ…
Александр Мышинский: Штрафы – это всегда. Мы уже особо и не выступаем. 40 журналов в магазине, куда нужно заносить определенные данные. Очень много работы, связанной с проверками. Сейчас контролеры выполняют свою работу. Если раньше, лет семь-восемь назад, действительно были такие вещи, как вымогательство. То ли сейчас зачистили всю эту сферу, то ли они стали бояться. Сейчас идет выполнение рутинной работы по проверке. Им нужно отчитаться, им нужно наложить штрафы. Слава богу, большинство проверяющих достаточно адекватны. Я не знаю, что произошло.
Роспотребнадзор – это, наверное, единственное ведомство, чьи действия не всегда до конца понятны. Понятно, что это безопасность, непонятно именно желание оштрафовать. Карательное направление.
Я понимаю, что в магазинах должно быть чисто, мы все это пытаемся соблюдать, но невозможно это соблюдать 24 часа. Когда мы сталкивались с проверками, нам выставляли штраф за то, что на полке, где хранится товар, кто-то положил огрызок – это было непонятно. Во время пандемии проверок стало меньше, стало полегче. Если сохранить этот уровень проверок, не дать им разрастись, то будет полегче.
Максим Морозов: Судитесь? Насколько сложно опротестовать?
Александр Мышинский: С Роспотребом смысла нет. У нас нет таких бешеных штрафов. Нас штрафуют, наверное, все ведомства, просто потому, что они должны какой-то штраф выписать.
Максим Морозов: То есть вы это воспринимаете уже как рутину?
Александр Мышинский: Это как дополнительный налог. Нам выставляет штраф МЧС за какие-то проверки, штраф 15-30 тыс.
Мы понимаем, что докопаться, если захотеть, можно до чего угодно. Соблюсти все требования – мы тоже отдаем отчет – невозможно. Написаны требования таким путем, что ни один продуктовый магазин в центре города существовать не может.
Максим Морозов: Почему?
Александр Мышинский: Потому что, во-первых, это исторические здания. Во-вторых, проходы в магазинах по новым требованиям должны быть 1,2 м. Раньше строили здания с проходами 90 и 100 см. Стены мы не можем сделать, потому что это историческое здание.
Максим Морозов: Подождите, вы штраф заплатили, но вы же не устранили, получается, нарушение? Можно каждый месяц к вам приходить. Дверь-то не расширишь, КГИОП тебе не разрешит расширить.
Александр Мышинский: Где-то мы просто перекрываем эти проходы, где-то находим, скажем так, другие выходы. Мы относимся к этому уже философски.
О НАЛОГАХ…
Максим Морозов: Про налоги. ФНС традиционно борется с дроблением бизнеса. Часто это оборачивается скандалами с ресторанными холдингами. Рестораторы справедливо говорят: я в принципе не могу объединить все в одну компанию, потому что один ресторанный проект с одним партнером, другой с другим партнером, инвесторы разные. Борис Титов предложил года 1,5 назад компромиссную меру, создать некий единый ресторанный налог, чтобы все туда упаковать, и рестораны платили по аналогии с Единым сельскохозяйственным налогом. Какие вопросы возникают при взаимодействии с налоговыми органами, есть ли предложения по оптимизации налоговой системы, на каком налоговом режиме вы находитесь?
Александр Мышинский: У нас обычный налоговый режим. Обороты такие, что нам никуда с этого не сползти. Дробить и не собирались, потому что понимали, что это не получится.
Максим Морозов: Какая структура у вас?
Александр Мышинский: У нас одно юрлицо, на котором висят все магазины, и есть две дистрибьюторские компании, завязаны в один холдинг, но разные юридические лица с разным руководством. Но они все на обычной системе налогообложения. Основной налог у нас – это НДС, по крайней мере, в сети, НДС и налоги с зарплат. Мы подсчитали, что за последние три года больше миллиарда налогов отдали государству. При том, что зарабатываем гораздо меньше. Насколько это справедливо? Нам кажется, что это очень много.
Максим Морозов: Особенно поднятие НДС с 18 до 20%.
Александр Мышинский: Это сильно ударило. На самом деле это не 2%. На сумму это повлияло как увеличение на 10%. Потому что 18 и 20 – в абсолюте это стало на 10% больше. Математика простая: если у вас было 100 млн налогооблагаемой базой, то вы платили 18 млн, а стали платить 20 млн. То есть два млн, фактически, от 18-ти млн – составляет больше 10%. Обидно, жалко, глаза слезами наполняются, когда подписываешь все эти платежки на 20 с лишним миллионов в месяц. Но это государственный налог, который с нас все равно будут брать. Самое главное – чтобы нам давали зарабатывать. Мы готовы платить налоги, если есть, с чего. Я бы, действительно, сделал разные системы налогообложения для разных отраслей.
Максим Морозов: Условно, Единый ресторанный налог…
Александр Мышинский: Единый ресторанный, Единый розничный налог. Был же налог с продаж, ты пробил по кассе, как в Штатах – сверху такая-то сумма отдается государству. Неважно, это магазин у дома или гипермаркет. Пускай она будет зашита в цену, но это будет единый налог, который бы заменил все остальное. Потому что получается, чем больше ты делаешь оборот, больше тратишь, тем больше возникают соблазны уходить от НДС.
Максим Морозов: В 2019 году вы объявили о запуске сети кофеен под собственным брендом. Расскажите, на каком этапе реализации находится проект.
О «СЕТИ КОФЕЕН»
Александр Мышинский: Это очень громко сказано – сети кофеен. Была вообще очень веселая история.
Максим Морозов: Коллаборация с сыном, по-моему.
Александр Мышинский: Да, ему нравится тема кофе, он закончил курсы бариста. Младший сын. И в одном из магазинов открыл кофейню.
Максим Морозов: Благо с отцом просто договориться.
Александр Мышинский: Он взял в аренду, открыл ИП, сам прошел все этапы. Для него это была огромная школа.
Максим Морозов: Отец консультировал?
Александр Мышинский: Не сильно. Здесь было важно, чтобы он прошел эти пути сам. Мы открыли первую кофейню. Я уехал на отдых, мне позвонили из какого-то СМИ с вопросом прокомментировать открытие кофейни то ли в «Перекрестке», то ли в каком-то другом магазине. На что я на голубом глазу ответил: да мы уже давно этим занимаемся, у нас уже открывается сеть. Сказал и забыл. А потом мне сын рассказывает, что буквально на следующий день к нему приехала куча представителей, поставщиков оборудования и кофе, которые сказали: открывается сеть, а давайте, мы будем с вами сотрудничать. Разные СМИ написали, что мы открываем сеть кофеен. Я по возвращению из отпуска узнал об этом с большим удивлением. На самом деле мы попытались запустить этот проект как раз до коронавируса. Он открывал еще несколько точек, из-за коронавируса часть закрылась, часть работает. Но потом у нас просто появился новый, более интересный проект, и они со вторым сыном сейчас занимаются другим проектом, тоже в рамках корпорации, но отдельно.
Максим Морозов: Вы имеете в виду…
Александр Мышинский: Минимаркеты в бизнес-центрах.
Максим Морозов: Совсем забыл спросить про бренд. Как родилась идея, само название и графическое исполнение?
О ЛЮБВИ К ФУТБОЛУ И БРЕНДЕ
Александр Мышинский: Как большие любители футбола мы решили назвать компанию в честь мадридского «Реала».
Максим Морозов: Но с твердым знаком на конце.
Александр Мышинский: С твердым знаком из-за того, что сеть магазинов «Реал» была у «МETRO», и нужно было адаптироваться под российское название. Нам предложили твердый знак, был конкурс названий, победило это название.
Максим Морозов: Вы увлекаетесь футболом.
Александр Мышинский: Два хобби: футбол и шахматы. С детства. Футболом полупрофессионально, шахматами более профессионально.
Два вида спорта, которые существенно повлияли на жизнь – шахматы заставляют думать и принимать всю ответственность на себя, а футбол – наоборот, работать в команде.
Была ситуация, когда у меня младший сын профессионально занимался с шести лет и даже уезжал в Испанию играть в футбол. В школе. Тогда это меня увлекало. После того, как он закончил с карьерой, и после того, как я посмотрел матчи российского чемпионата, мне стало грустно, и я больше сам играю, чем смотрю.
Максим Морозов: Как одному из сыновей – это старший или младший? – удается совмещать карьеру в театре и бизнес?
О СЕМЬЕ, ДЕТЯХ И СВОБОДНОМ ВРЕМЕНИ
Александр Мышинский: Это старший. Он достаточно активный был с детства, и старался все успеть. В 11 классе заявил, что пойдет в театральный, ему это нравится, и ни в какие юристы-экономисты даже не пытайтесь отправить. Конечно, мы посмеялись.
Максим Морозов: У вас другие планы были на сына?
Александр Мышинский: Нет, у нас на них планов никогда не было, мы с женой все-таки давали им свободу выбора. Жена психолог. Он принял решение, мы подумали, что у человека юношеский максимализм, поступить с конкурсом в несколько тысяч на место нереально. Совершенно спокойно даже поехали в отпуск, когда он сдавал вступительные экзамены. И были в шоке, когда он прошел все с первого раза и поступил в театральный. Он пошел в бизнес по причине того, что театр не дает дохода. И, опять-таки, он столкнулся с той же дилеммой, которая была у нас с женой, в 90-х годах, когда ты хочешь хорошо жить, когда ты влюблен – тебе нужны деньги. Он пошел в бизнес и, я считаю, достаточно успешно в бизнесе себя проявил.
Максим Морозов: По поводу влюбленности, любви: что изменилось в вашей семье после того, как сын женился на внучке знаменитой Алисы Фрейндлих?
Александр Мышинский: Для нас это, как у Форреста Гампа, жизнь как коробка с конфетами: никогда не знаешь, какая конфета тебе достанется. В данном случае нам, можно сказать, досталась сладкая конфета с точки зрения Алисы Бруновны. У нас оба сына достаточно счастливы в своей любви. Был знаменательный день, когда младший сын женился. Честно говоря, особо сильно в семье ничего не изменилось.
Максим Морозов: Мне кажется, что обязывает, когда твоим родственником становится народная артистка Советского Союза. Это имя – Алиса Фрейндлих.
Александр Мышинский: Алиса Бруновна не участвует в мероприятиях, тусовках. Человек уже всем все доказал, ей не нужно поддерживать свой имидж, ее любят и знают все и так. Она очень приятный человек, нет в ней ни звездности, ни напыщенности, с ней всегда приятно общаться.
Максим Морозов: Как вы проводите время, просто любопытно? Вы приезжаете в гости, совместные походы, чаепития?
Александр Мышинский: У нас нет, как, может быть, кажется, тесного контакта, что мы можем приехать в гости, позвонить. Да, мы с удовольствием общаемся и участвуем в совместных праздниках, например, день рождения внучки. Это лишний повод пообщаться с приятными людьми.
Максим Морозов: Какие спектакли и фильмы с участием сына вам нравятся как зрителю?
Александр Мышинский: У сына, я надеюсь, еще все впереди. После первого курса, в 17 лет, он удачно снялся в фильме. Были роли в фильмах, но не настолько значимые, опять-таки в силу того, что все съемки, все продюсеры в Москве, а он выбрал семью вместо карьеры. В театре у него пять или шесть спектаклей. Из того, что нам нравится – это «Фунт мяса» и спектакль «Губернатор».
Максим Морозов: О младшем сыне практически ничего неизвестно.
Александр Мышинский: Младший сын очень активно занимался футболом, посвящал ему всю свою жизнь. Он выезжал на два года в Испанию, потом вернулся, поступил в Политех, и так получилось, что по обмену учился в Португалии и в США. Это реально его личная заслуга.
Максим Морозов: Обсуждаете ли вы с сыновьями вопрос наследования бизнеса?
Александр Мышинский: Честно говоря, нет. Я всегда надеялся и верил, что они смогут сами построить что-то, что потом смогут полноценно назвать своим достижением. Здесь у нас общее мнение. Они не хотят сидеть и получать дивиденды, они хотят что-то создавать.