Несмотря на пандемию, с 5 июня в Польше запланированы военные учения под названием «Дух союзничества», в которых примут участие около 4 тыс. американских и 2 тыс. польских военнослужащих. В начале июня также предполагается проведение многонациональных учений ПВО в Латвии и манёвры сил НАТО в Балтийском море. Чем вызваны развёртывания во время борьбы с коронавирусом? Об этом – в интервью шеф-редактора Business FM Петербург Максима Морозова с президентом Российской ассоциации прибалтийских исследований Николаем Межевичем.
Максим Морозов: В чем сейчас провялятся военная активность сил НАТО на фоне коронавируса, если мы говорим о Балтийском регионе и Польше?
Николай Межевич: Военная активность стран НАТО, особо надо выделить – активность непосредственно Соединенных Штатов – это не всегда то же самое. То есть есть военные акции, совершаемые в рамках мандата НАТО, а есть параллельно осуществляемые военные действия, тренировки, учения, маневры, которые осуществляются напрямую Соединенными Штатами по договоренности с национальными правительствами. Из Москвы это кажется часто чем-то очень похожим, по форме это, действительно, одно и то же, но с юридической точки зрения это вещи немножко разные.
Максим Морозов: В чем принципиальная разница для нас?
Николай Межевич: С точки зрения военной безопасности – никакой. Но НАТО – противник серьезный, без уважения относиться к нему нельзя, шапкозакидательские настроения как только у нас в стране начинают преобладать, заканчивается это обязательно Цусимой. Поэтому никаких оценок, что НАТО нам не противник, нет, НАТО нам противник, с которым в военном прямом столкновении мы находимся примерно в паритете.
Максим Морозов: НАТО же тоже разнородно, там есть Турция, с которой мы то дружим, то не дружим, но вроде бы в последнее время дружим, есть страны Балтии, с которыми чаще не дружим. Но это все-таки блок монолитный, решения они принимают консолидировано. Как в таком случае работать с партнером, который настолько разнороден внутри себя?
Николай Межевич: Работать с таким контрагентом, противником скорее, не партнером – очень и очень трудно. Но вы абсолютно правы. Есть Португалия, у которой много разных проблем, и в ряду этих проблем Россия не в первом, не во втором, не, боюсь, в третьем десятке, несмотря на усилия некоторых общественных деятелей Лиссабона. А есть Эстония – если эстонский политик с утра не выступит на тему российской угрозы, он потом плохо кушает в обед и совсем теряет аппетит к ужину. Это стандартная ситуация, рабочая. Поэтому, конечно, есть еще и некий центр, условно говоря – Италия, Франция, Германия, где есть различные подходы и где есть дискуссия по вопросу о российской опасности. В Эстонии, Латвии, Литве и Польше дискуссий нет. Там тот, кто считает, что Россия не имеет агрессивных замыслов в отношении Варшавы, Вильнюса, Риги или Таллина, тот просто враг народа. А с врагами народа – мы знаем, есть такая формула, как к ним относятся. Поэтому да, действительно проблема. Разнородность организации. Но есть одна страна, которая, в конечном счете, определяет все – это Соединенные Штаты.
Максим Морозов: Которые в основном и финансирует НАТО.
Николай Межевич: Которые объективно финансируют НАТО в основном. Что, безусловно, раздражает президента США, но изменить эту ситуацию не может даже президент США. По крайней мере, не может изменить быстро.
Максим Морозов: То есть, резюмируя – военная активность проявляется как со стороны НАТО, так и непосредственно прямые отношения США с государствами Балтии и Польшей?
Николай Межевич: Абсолютно точно. Они выступают застрельщиками любого потенциального, даже мифического конфликта. Они – страны, которые в большей или меньшей степени погружены в европейские проблемы, экономического, социального характера, миграционного, если угодно. Но вовсе не настроены каждый день искать российскую угрозу под кроватью.
Максим Морозов: То есть на данном этапе большую обеспокоенность вызывает активность непосредственно НАТО либо США с их европейскими партнерами?
Николай Межевич: Тут невольно вспоминается один из советских руководителей, который как-то на вопрос о том, какой уклон хуже, правый или левый, ответил: «Оба хуже». Не хочется его цитировать, поэтому оставим его без фамилии, но здесь оба варианта хуже. И инициативы натовского характера, и инициативы непосредственно американского военного командования.
Максим Морозов: Как оценивается группировка сил в Польше и Прибалтике, если мы говорим о силах НАТО и о партнерских отношениях США с этими странами?
Николай Межевич: Эти группировки не представляют прямой военной опасности для западного фланга российской армии. Но мы же понимаем, что вся натовская военная архитектура построена на маневре силами, и нельзя сегодня анализировать ситуацию, предположим, в Литве или восточной Польше только в контексте развернутых там польских сил или передовых бригад НАТО. Надо понимать, что в случае конфликта захочет ли португальский или норвежский военнослужащий, не захочет – никто их уже по большому счету спрашивать не будет, они будут переброшены туда, куда надо, и будут делать то, что им прикажут. Ибо это военнослужащие, а не вольные стрелкидонаполеоновских войн.
Максим Морозов: Роль Белоруссии в регионе?
Николай Межевич: Роль Белоруссии в регионе не меняется как минимум со времен Наполеона. С одной стороны, форпост России, с другой стороны – это наши друзья и братья. Мы видим, что Варшава, Вильнюс тратят немало своих и американских денег на то, чтобы расшатать ситуацию в Республике Беларусь.
Максим Морозов: Что может противопоставить Россия играм, маневрам?
Николай Межевич: Ничего нового здесь придумать нельзя. Крепить безопасность, тренироваться, проводить соответствующие ответные военные учения. Понимать, что не нападут только на сильного, на слабого нападут обязательно. А вот в какой форме – тут можно спорить.
Максим Морозов: У меня вопрос к вам не как к политологу, а как к доктору экономических наук. Получается, что и партнеры западные, и мы разгоняем гонку вооружений. Когда деньги нужны на борьбу с коронавирусом, на восстановление экономики, эти деньги могли бы потребоваться на более насущные бытовые нужды. Нет ли некоего противоречия, как здесь компромисс можно достигнуть?
Николай Межевич: Противоречие, конечно, есть. И то, что были осторожные замечания экспертов и с нашей стороны, и с западной, что, мол, вирус – это такая общая угроза, которая позволит нам сократить наши военные расходы, можно будет больше тратить на какие-то мирные программы. Не получилось. Но вопрос, почему? Отвечаю на этот вопрос, с моей точки зрения, виноваты наши оппоненты, находящиеся к западу от Бреста.
Максим Морозов: Как вы оцениваете вероятность «горячей войны»? То есть это все бряцание оружием, это все игра мышцами, это все осваивание каких-то военных бюджетов, либо есть реальная угроза?
Николай Межевич: Вероятность «горячей войны» можно оценивать в двух вариантах. Вариант первый: сознательная «горячая война». Американские сценаристы из RANDCorporation, других фабрик мысли прогоняли эту тему миллион раз, начиная с 48-го года. И как только они поняли, что есть какой-то паритет, от планов сознательной «горячей войны» в ядерном, термоядерном и прочих исполнениях не то, чтобы совсем отказались, но этот вариант рассматривается не как наиболее реальный. Потому что мы видим сегодня, что кризис в Америке может случиться из-за мелочей, по большому счету. А если какой-то американский президент выйдет на лужайку перед Белым домом и скажет: «Ну, мы решили пожертвовать 100 млн американцев», щелкнет подтяжками и продолжит дискотеку, его не поймут. А вот случайный конфликт, в том числе проходящий в стадии эскалации доядерного конфликта –он возможен.
Максим Морозов: На линии соприкосновения.
Николай Межевич: Конечно. Когда американские солдаты развертывают огромный американский флаг в Нарвской крепости, так, что их без бинокля вместе с флагом видят пограничники Ивангородской крепости, российско-эстонская граница, северный участок – это от глупости. И естественно, чем теснее соприкосновение, тем больше вероятность конфликта.