ИТОГИ НЕДЕЛИ: Улица Жириновского, упрощённый снос исторических зданий, исход брендов

Максим Морозов: Смерть Владимира Жириновского на некоторое время скорректировала информационную повестку. Чем вам запомнился Владимир Вольфович?

Андрей Константинов: Во-первых, мы с ним были знакомы, а во-вторых, у меня менялось отношение к Жириновскому с течением времени. Мы с ним в каком-то смысле были коллегами, потому что он заканчивал Институт стран Азии и Африки, был тюркологом, а я заканчивал Восточный факультет, был арабистом.

Когда Жириновский был на пятом курсе на стажировке в Турции, работал переводчиком, по-моему, в строительной компании, его выслали в двадцать четыре часа. Он был задержан на улице, где раздавал прохожим «Манифест коммунистический партии» Маркса и Энгельса на турецком языке, а также значки с изображением Маркса, Энгельса и Ленина. А компартия в Турции запрещена. Это очень мутная история. Потому что возникал вопрос: «Откуда ты, мил человек, взял такое количество этих манифестов? Зачем ты это делал?»

Максим Морозов: Смелый поступок, поскольку он, вероятно, осознавал последствия.

Андрей Константинов: С моей точки зрения, это больше всего походило на некую операцию прикрытия, отвлечение внимания. Потому что за такие фокусы, если бы его просто выслали, он бы не сумел закончить ИСАА, его бы с волчьим билетом определили куда надо и подальше от Москвы.

Максим Морозов: Вы, Андрей Дмитриевич, намекаете, что он тогда был человеком, близким к спецслужбам?

Андрей Константинов:Дело в том, что он спокойно закончил Институт стран Азии и Африки и убыл служить в Закавказский военный округ. И не куда-нибудь, а в погранвойска КГБ СССР, понимаете?

Меня больше раздражало постоянное общение Жириновского с «братвой», про которую я в «Бандитском Петербурге» рассказывал с фотографиями. Миша Монастырский, Глущенко, «Хохол», который до сих пор сидит по «делу Старовойтовой». Это все мне сильно не нравилось. Потом я стал немножко по-другому к этому относиться. Конечно, это было очень сложное время.

У Жириновского было особенное свойство – он чувствовал время. Наверное, он понимал, что во время девяностых это как бы можно. Даже была такая шутка, что у Жириновского в приёмной либо «братва», либо убогие. Так было одно время. Он всегда играл роль, а в жизни был совершенно другой человек.

Максим Морозов: Интересно, какой?

Андрей Константинов: Когда ты у него берёшь интервью, включён диктофон, он такой: со своими интонациями, вот это вот всё. Как только ты выключаешь диктофон, у него пропадают эти интонации, он становится совершенно спокойным, достаточно ироничным, всегда чуть усталым человеком с тихим голосом. Вы бы его не узнали, вы бы решили, что это его брат, а не он сам.

Максим Морозов: Каким вы видите будущее партии, которую называют «партией вождистского типа»?

Андрей Константинов: Это действительно партия одного человека, но она будет существовать просто потому, что нашу верховную власть устраивает сложившаяся парламентская конструкция. Ведь, по большому счёту, в нашем парламенте одна и та же партия.

Максим Морозов: Самого Жириновского в партии сможет кто-нибудь заменить?

Андрей Константинов: Слуцкий, при всём уважении, что называется… Для Кремля он не тяжеловес. Очень средний вес.

Максим Морозов: Ещё одна тема. В Смольном задумались, насколько рационально сохранять здания только потому, что они формально построены до 1917 года. Тема для Петербурга, как для уникального города, чувствительная и спекулятивная.

Андрей Константинов: Город у нас уникальный, но красивыми словами об уникальности всегда можно спекулировать. Город уникальный, но он должен быть ещё и современным городом. Раньше в ходу было такое словечко «демшиза», опупелые ультра-демократы, которые не хотят слушать голос разума. За это их называли «демшиза». У нас есть «градозащитшиза», которая говорит: «Ничего не хочу знать, давайте всё зальём прозрачным клеем, зафиксируем, зацементируем, и у нас будет даже не город-музей, а город-экспонат».

Максим Морозов: Кстати, в историческом центре это, может быть, оправдано, ведь город большой: есть центр, есть периферия.

Андрей Константинов:

Город менялся всё время. И центр менялся. Вы не представляете, сколько раз цвет Эрмитажа менялся от бирюзового до кирпично-красного. Вся палитра была. В центре города достаточно большое количество зданий, которые никогда не были никакими шедеврами архитектуры.

Максим Морозов: Но всё равно должна же быть система.

Андрей Константинов: Должна быть внятная система, должны быть внятные параметры, иначе мы все сойдем с ума. Как вы знаете, мы сидим на Зодчего Росси, а эта улица — историческое наследие, и просто всех, кто думает иначе, будем «вешать, расстреливать и сажать на кол». Сама улица, конечно, историческое наследие, но когда выходите во дворы, там внутри страшные окна — это очень странное историческое наследие. Однако вы не можете тронуть рамы. Если, не дай бог, какая-нибудь сволочь захочет установить кондиционер… Это же бред! У нас, конечно, город-музей, но музей, в котором живут люди. Это не музей, который закрывается на ночь, и там остаются только эрмитажные кошки и мыши.

Максим Морозов: Следующая тема — исход иностранных брендов, исход или, точнее, приостановка работы ретейлеров. Получится ли их заместить?

Андрей Константинов: Я вам расскажу пару историй. В прошлом году мы делали ремонт в квартире дочки. Собрали кухню из Икеи. И тут Икея объявила, что уходит, а они не поставили дочке на кухню три панели, не дошли. Я сказал, что они ужасные козлы. И как только я это сказал, через три дня из ушедшей Икеи позвонили, сказали, что пришли панели, придёт сборщик и их прикрутит. Я так удивился, думал даже, что какие-то жулики. Нет. Пришли товарищи с надписью «Икея» на комбинезоне, всё прикрутили и сказали, что они вообще-то не ушли, а как бы «приостановились». Второй момент — одна очень известная табачная фирма, которая тоже объявила, что она уходит навсегда, и будьте вы прокляты, и тыр-пыр-растопыр. Они это очень громко заявили, после чего нам на «Фонтанку» позвонил её местный директор и сказал: «А как бы с вами так поговорить, чтобы вы не писали, что мы уходим, потому что, на самом деле, мы не уходим». Я знаю ещё несколько таких историй. Мода-шмода… Дай-то бог, чтобы это было нашими самыми большими проблемами. Купальники… В конце концов, не будет купальников, которые они хотели бы, пускай голыми купаются, мы же все приличные люди, никто их хватать за всякие места не будет.

Максим Морозов: Предлагаю на этом и закончить, с улыбкой. Спасибо, Андрей Дмитриевич!

Андрей Константинов: Пожалуйста, на здоровье!