Рестораторы Петербурга попросили Беглова отменить «комендантский час»

Максим Морозов: С 26 октября – уже более трёх месяцев – действует так называемый «комендантский час» для кафе и ресторанов. Со 2 января в Петербурге ввели обязательные QR-коды для посещения заведений общепита и торговли. При этом Госдума отложила рассмотрение законопроекта о QR-кодах. На просьбы петербургских бизнесменов снять по сути двойное ограничение городские власти отвечают отказом. На этом фоне возникло так называемое «QR-сопротивление»: целый ряд заведений объявил, что не будет проверять коды у посетителей. По их мнению, это незаконно и они не являются госорганами, уполномоченными проверять такие документы. Александр Коновалов, которого называют «идеологом сопротивления», сейчас находится под арестом. Ресторанное сообщество разделилось: одни вслед за Александром Коноваловым требуют отмены QR-кодов и «комендантского часа», другие — готовы соблюдать режим кодов, но выступают против «комендантского часа». Поскольку введение санитарных, антиковидных ограничений во многом отдано на откуп в регионы, посмотрим на опыт коллег из других субъектов федерации. Есть обнадёживающие тенденции. Полномочный представитель президента России в Уральском федеральном округе Владимир Якушев поддержал обращение бизнес-омбудсмена Бориса Титова к властям регионов об отказе от избыточных санитарных ограничений для бизнеса при введении режима QR-кодов. Цитата Титова: «Очень важно не перегнуть палку с ограничениями. Вакцинация, подтверждением которой служит QR-код, – самое действенное оружие против коронавируса. Если предприниматель строго соблюдает требования по допуску только тех посетителей, которые обладают кодом, он уже делает все, что нужно. Прочие ограничения только наносят ему экономический ущерб, но не добавляют успеха в борьбе с пандемией». Сегодня и мы попробуем найти компромисс и предложить его Смольному и управлению Роспотребнадзора по Петербургу. Как ваши заведения переживают пандемию и санитарные ограничения?

Александр Романенко: С начала пандемии прошло уже практически два года. Где-то на средине этого пути (осень 2020 – весна-лето 2021 года) мы чувствовали себя ещё более-менее нормально и могли дышать. Ситуация, которая складывается примерно с ноября после короткого недельного локдауна и всё, что творится с нами сейчас (в финансовом и морально плане) – это жёстче, чем начало пандемии.

Самый тяжёлый период, пожалуй, сегодня, поскольку за два года все финансовые запасы истощились. Последнее, что у нас было, закончилось в ноябре-декабре, когда мы получили двойные ограничения и по сути лишились гостей. При этом некоторые бары в Петербурге продолжали активно работать и в течение практически трёх месяцев им за это ничего не было.

И вся наша финансовая подушка, с которой мы могли бы выйти в критически низкий сезон, накопилась не у честного бизнеса, который всё соблюдал, а сами знаете у кого. Мы пережили всё, но есть большие сомнения, переживём ли то, что происходит сейчас. У нас с первого по десятое число – зарплата и аренда.

Сейчас мы думаем: либо зарплата, либо аренда, либо вообще ничего, потому что деньги закончились.

Максим Морозов: Павел Штейнлухт, как ваши заведения переживают санитарные ограничения и в целом экономический спад?

Павел Штейнлухт: Нам пришлось закрыть Social Club – один из наших любимых и главных проектов, который находился на улице Рубинштейна. Пять лет он был культурной точкой: мы провели огромное количество концертов, спектаклей и всего остального. В моем понимании, в культурной столице должны быть не только государственные театры и концертные залы, а должно быть огромное количество маленьких, нишевых проектов, как в Европе – например, в Париже и Лондоне. Мне казалось, что Петербургу очень не хватает такого места. Но благодаря политике, которую выбрал Смольный, нам не удалось выжить. Как правильно заметил Александр,

Полный локдаун был для нас проще, чем ползущий локдаун, который нам организовал Смольный в течение последнего полугода со всеми «удушающими» ограничениями. Рентабельность в общепите составляет около 15%. Когда ограничения приводят к падению оборота на 20-40%, вы оказываетесь не просто в нуле, а в огромном минусе: потому что платите полную аренду и полную зарплату. Ведь вы не можете отпустить сотрудников по домам, как это было в локдаун.

Максим Морозов: Дмитрий, с какими сложностями вы, как управляющий, сталкиваетесь каждый день, как переживаете санитарные ограничения, падение потребительской активности и общую экономическую ситуацию?

Дмитрий Бондаренко: Переживаем, естественно, болезненно. На самом деле, одна картина у всех. У нас, помимо ресторана Kroo Cafe, есть кондитерская фабрика и кофейня. Самые свежие ограничения, которые были введены по недопуску лиц младше 18 лет в общепит, ударяют по моим заведениям достаточно болезненно, потому что мы пропагандируем и проповедуем семейные ценности, к нам ходит очень много гостей с детьми. У нас есть сложности с гостевым потоком. У нас превалирует ценность заботы о своих сотрудниках и мы будем максимально долго держать сотрудников, которые лояльны компании, рядом с собой. Понятно, что эта затрата существенна для бюджета ресторана. Резюмируя, коротко скажу так: нам больно.

Максим Морозов: Сколько сейчас в среднем приносит одно заведение, и как вы теряете выручку?

Александр Романенко: Буквально сегодня заново сравнил январь 2020 года (когда были опасения про какой-то коронавирус, но ничего страшного ещё не было) и январь 2022 года. В своём расчёте я учел удорожание продукции, повышение моих отпускных цен. Оно составило практически 20%.

В моём самом маленьком баре (который «пережил» закон про 50 метров и «пережил» Четырбока) падение выручки составило 85%. В баре на улице Гороховой, который был успешным с 2015 года, падение выручки 65%. В пиццерии на Жуковского падение примерно 80%. Если грубо посчитать, в общей сложности, четыре небольших заведения суммарно минусуют примерно 4,5 миллиона каждый месяц.

Павел Штейнлухт: Поскольку у меня на данный момент 12 проектов, и эти проекты представляют разные сегменты ресторанного рынка, то по сравнению с 2019 годом в среднем падение около 40-45%.

Дмитрий Бондаренко: По Kroo Cafe динамика минус 35%. Если у коллег в бизнесе превалируют бары, то для них, конечно, существенной является запрет на работу после 23.00. Для меня сейчас существенная ограничительная мера – запрет пускать детей. Падение существенное. По фабрике: фабрика работает с контрагентами, мы продаём десерты в разные заведения, падение достаточно существенное – минус 40%, минус 57% по запросам от контрагентов на мою продукцию.

Павел Штейнлухт:

Небольшая ремарка касательно барной или не барной направленности. Очень хочется разорвать связку в умах наших правителей, что мера «23 часа» бьёт только по барам. Нет, это не так. Есть ресторанный сегмент. Ограничение «23 часа» очень сильно бьёт по вечернему обороту, а любой ресторатор вам скажет, что вечерний оборот — это основная работа ресторана (если это не фаст-фуд и не столовая, а «классический» ресторан). Ограничение «23 часа» тоже очень сильно бьёт по ресторанам, потому что люди, которые хотят приятно провести вечер и освободились в девять-полдесятого, не пойдут встречаться с друзьями, зная, что в 23 часа их начнут просить уйти.

Максим Морозов: Александр Васильевич, вы, до того как стали уполномоченным, серьёзно занимались бизнесом. Если бы вы сейчас были на месте коллег-рестораторов и понимали, что у вас выручка упала на 65-85%, как вы бы поступили? Дожидались бы у моря погоды либо закрыли бизнес?

Александр Абросимов: Соглашусь с Павлом, что рентабельность ресторанного бизнеса, кафе и в целом общественного питания не такая высокая, чтобы можно было в тучные времена нарастить подушку безопасности. В своё время, когда я занимался бизнесом, у меня было кафе в Ленобласти. За 10-12 лет его работы выйти на рентабельность, которая была бы интересна, не удалось. Но каждый ведёт бизнес в соответствии со своим бизнес-планом. Недавно в Ратуше проводили встречу с Федерацией рестораторов и отельеров России. Там были представители Москвы. Я задал вопрос: «Как вам удалось убедить власти Москвы не вводить QR-коды для предприятий общественного питания и не вводить запрет на работу с 23 до 6 часов?». В Москве работает общественный совет. У нас тоже работает общественный совет. Раз в год мэр Москвы встречается с представителями ресторанов, потому что, по мнению правительства Москвы, это существенный доход в бюджет города от предприятий сферы общественного питания. Штаб по поддержке бизнеса в Москве, проработав все критерии, которые могли бы ограничить бизнес, вынес решение, что будет существенный убыток для предпринимателей.

На Новый год Петербург «закрывался», а Москва была «открыта». Многие внутренние туристы выбрали Москву. В столице удалось убедить правительство в том, что запретные меры подорвут экономику. Они до сих пор не ввели для общепита ни ограничения с 23 до 6 часов, ни QR-коды.

Максим Морозов: Александр Васильевич, вы разобрались для себя, чем руководствуются власти Петербурга?

Александр Абросимов: Я разобрался. Поручение президента – это рекомендательная мера. Я неоднократно беседовал и с Роспотребнадзором, и с представителями исполнительных органов власти о том, что эта мера рекомендательная.

Количество горожан, которые с 23 до 6 часов посещают рестораны и кинотеатры, очень незначительное по сравнению с количеством людей в общественном транспорте, продовольственных магазинах и аптеках. Я до сих пор продолжаю заниматься кинотеатрами, потому что это тоже одна из пострадавших отраслей: падение выручки на уровне 50-60%.

У нас было предложение. Я попросил Бориса Титова, чтобы он обратился в правительство и в администрацию президента.

По моему мнению, необоснованно ограничивать работу заведений общественного питания с 23 до 6 часов и обязывать по-особому расставлять столики, если введён режим QR-кодов.

С таким же предложением я обращался и в правительство нашего города.

Максим Морозов: Какой был ответ, реакция на ваше предложение отменить двойное ограничение?

Александр Абросимов: Я получил ответ, согласно которому, меры, которые правительство видит как поддержку бизнеса, были сделаны. То есть введение QR-кодов со 2 января, а не с 27 декабря и увеличение посещаемости кинотеатров с 50% до 75%.

Максим Морозов: То есть просто сдвинули сроки?

Александр Абросимов: Да, отодвинули сроки и тем самым дали возможность поработать в новогоднюю ночь.

Максим Морозов: Коллеги, мы все сошлись на том, что двойные ограничения избыточны. Я, с обывательской точки зрения, рассуждаю так: «Если у меня есть QR-код, введён режим обязательных QR-кодов, и я как бы гарантирован, то какая разница, когда я принимаю пищу: в 2 часа дня либо в 2 часа ночи? Зачем «комендантский час»? В связи с эти вопрос. Как, на ваш взгляд, необходимо подходить к ограничительным мерам, чтобы они были и эффективными, и логичными, но в то же время не избыточными?

Александр Романенко: Касательно текущей, пятой волны, я бы предложил рассматривать омикрон как нечто иное. Вся мировая статистика, статистика Санкт-Петербурга по госпитализациям и по смертям говорит о том, что это ближе к обычной ОРВИ, нежели к тому коронавирусу, который трепал нас два года. Несколько дней назад «Деловой Петербург» опубликовал слова представительницы Роспотребнадзора. Она заявила, что ковидную пневмонию вызывают 0,07% случаев омикрона. То есть в данный момент нас пытаются, грубо говоря, изолировать от сезонного насморка. Поэтому, я считаю, надо просто всё снимать и поступать как Москва, Дания, Финляндия и все развитые страны, где шагает здравый смысл. Недавно прочитал новость о том, что Калининградская область снимает ограничения.

Максим Морозов: Дмитрий, как вам кажется, какие ограничительные меры могли бы быть компромиссными? С одной стороны, нужно не допустить критического давления на систему здравоохранения, а с другой — ограничительные меры не должны быть избыточными. Нужна «золотая середина». Каковы предложения бизнеса?

Дмитрий Бондаренко: Вы задаёте вопрос с позиции, что ограничительные меры в любом случае должны быть. Я согласен с Александром, что в связи с тем, что омикрон протекает, как правило, достаточно быстро и безболезненно, уже давно нужно снять эти ограничения.

Павел Штейнлухт: Я хотел в продолжение рассказа о московском опыте сказать, что

Экспертный совет в Петербурге работает и усиленно, постоянно выдвигает огромное количество аргументов и инициатив. Мы делимся всем этим с Александром Николаевичем Ситовым. Но правда в том, что в Петербурге решение по этим вопросам принимает не он. Он может лишь транслировать нашу позицию, но как понять – с кем именно нам нужно вести диалог, для того чтобы сдвинуть позицию правительства, мы так до конца и не понимаем.

У нас есть несколько человек, которые, вроде как, принимают это решение. Но лично я, как член совета, не понимаю, с кем из них нужно договариваться. В Москве, видимо, этот диалог между экспертным советом и властью выстроен так, что совет общается с человеком, который действительно может принимать решение. Что касается мер и работы экспертного совета. По нашей инициативе мы несколько раз поднимали планку по внутренней вакцинации, по QR-кодам, по ответственности, которую бизнес готов взять на себя. Изначально было 60% штата, потом мы сами предложили поднять до 80%. На последнем заседании мы сказали «О’кей, пусть будет 100%. Мы готовы к введению QR-кодов для предприятий. Пусть имеют право работать те, у кого есть 100% сотрудников с QR-кодами (либо переболевшие, либо привитые, либо имеющие медотвод)». Мы работаем не в одностороннем порядке, мы предлагаем различные схемы. Мы и как жители города заинтересованы в том, чтобы любой штамм поскорее закончился. Но, с другой стороны, мне хочется поднять следующий вопрос. У нас есть вирус, вирус бушует, заболеваемость поднимается.

Мы два года в первую очередь ограничиваем общепит и фуд-корты. Но хоть один представитель власти, Роспотребнадзора хоть раз продемонстрировал нам эффективность этих мер? Нет, потому что это невозможно. Этой эффективности нет.

Более того, когда с нас снимали ограничения, то теоретически (если общепит оказывал бы хоть какое-то влияние на общую эпидемиологическую ситуацию) мы бы видели какой-то небольшой подъём. Но этого не происходит. Как уже было сказано, доля людей, посещающих заведения общепита, мизерная по сравнению с продовольственными торговыми точками и общественным транспортом.

Максим Морозов: Как тут не вспомнишь слова Максима Левченко из Fort Group, который сказал, что фуд-корты воспринимаются как «сакральная жертва».

Павел Штейнлухт: Совершенно верно. У нас было два года на то, чтобы понять – что работает в борьбе с вирусом, а что нет. Я каждый день читаю о решениях, которые принимают различные страны. В Израиле, Америке, Дании, Финляндии не идиоты сидят. Просто люди, которые несут ответственность за управленческие решения, вынуждены думать о бизнесе. А у нас же городская власть принимает решения и наносит сумасшедший ущерб не только городскому бюджету, но и конкретным людям.

Каждое закрывшееся заведение — это 50-60 сотрудников, которые оказались на улице. О них почему-то никто не думает! Как вы думаете, хоть кто-то будет отвечать за то, что эти убивающие меры являются неэффективными?

Максим Морозов: Вопрос риторический, но давайте его Александру Абросимову адресуем.

Александр Абросимов: Я согласен с Павлом. Мы должны понимать ещё такой момент: у нас в городе в сфере малого и среднего бизнеса работает около двух миллионов человек. Когда начнут закрываться кафе, рестораны, ритейл, который тоже сегодня имеет ограничения, – это, прежде всего, потеря рабочих мест. И, соответственно, убытки, которые понесёт бюджет город. Потому что нужно будет поддерживать людей, которые потеряют рабочие места. Чем меньше доходы населения, тем меньше доходы бизнеса. И не увеличивается количество рабочих мест в городе.

Максим Морозов: И налогооблагаемая база.

Александр Абросимов: Да, и налогооблагаемая база и всё отсюда вытекающее. Существует две функции QR-кодой: с одной стороны — ограничить посещение общественных мест, с другой — стимулировать людей к вакцинации. В Петербурге свыше 80% людей, которые либо вакцинировались, либо переболели.

Максим Морозов: Вице-премьер Татьяна Голикова сказала, что коллективный иммунитет в Петербурге более 80%.

Александр Абросимов: Я слышал цифру 88%. С другой стороны, статистика говорит о максимальном приросте заболевших коронавирусом. По России около 142 тысяч. Если взять по Москве, то 23 тысячи. При всех ограничительных мерах в Петербурге, к сожалению, достигли рекорда: 19 230 заболевших коронавирусом. В то же время свободный коечный фонд около 27%. Благодаря политике и работе, которую ведёт правительство, всё-таки количество коечного фонда в городе значительно выросло. Соответственно, у нас есть резерв возможностей. Председатель правительства говорит, что если люди вакцинируются, значит, они имеют право на свободный доступ к услугам, которые они считают для себя необходимыми. С другой стороны, говорят: «Ты вакцинировался, но с 23 часов не можешь пойти где-то посидеть, отдохнуть». По моему мнению, поскольку QR-коды уже ввели, их отменить не получится. А дополнительные ограничения для бизнеса… Если мы принимаем посетителей по QR-кодам, то ограничительные меры с 23 до 6 часов необходимо отменять. Плюс, необходимо прорабатывать формы поддержи бизнеса.

Александр Романенко: Можно остановиться на том, что QR-коды всё-таки оставляем, но давайте хотя бы здесь впятером четно признаем, что никакого смысла в них нет.

QR-код в случае с омикроном совершенно не гарантирует человеку никакой безопасности. Болеют все. У нас в заведениях где-то 90%, где-то 100% либо привитых, либо переболевших сотрудников. Они все в январе переболели по новой, хотя у всех были QR-коды. Тогда какой в этом смысл?

Мы выводим на смену лишних сотрудников. Иногда конфликтуем с гостями, всё-таки это бывает. В некоторых сегментах, где большой поток гостей (например, стрит-фуд), это вызывает серьёзные проблемы. По факту от этих QR-кодов нет никакого смысла.

Дмитрий Абросимов: Александр, я согласен с вами.

Мы должны перенимать опыт и других стран. Сейчас многие страны Европы кроме QR-кодов применяют также schnell-тесты, которые в течение 15 минут показывают: есть у вас заболевание или нет. Я разговаривал с одним предпринимателем, приехавшим из Германии. Он рассказывает, что schnell-тесты продаются в аптеке, упаковка стоит примерно четыре евро. Мы можем внедрить в стране (или хотя бы в Москве, Петербурге и крупных городах) schnell-тесты. Ведь вакцинация не является стопроцентной гарантией того, что человек не заболеет коронавирусом. Schnell-тесты позволили бы бизнесу работать с населением. Сделал – и пошёл в ресторан или кинотеатр.

Павел Штейнлухт: Я бы хотел обратить внимание на то, что в Англии в какой-то период быстрые тесты раздавали бесплатно в огромных количествах всему населению для того, чтобы человек мог сам себя контролировать. В Германии, как вы сказали, четыре евро за пачку из 10-15 штук. В Петербурге качественный тест стоит около тысячи рублей. И если говорить про эффективный менеджмент со стороны власти, то я бы попросил направить усилия на регулирование этой части рынка. Понятно, что себестоимость теста нулевая. Антимонопольная служба должна озаботиться вопросом о том, почему кто-то снова получает сумасшедшие прибыли, как это было с масками.

Александр Абросимов: Даже система с ПЦР-тестами. Ты сдаёшь тест, а результат получаешь, как в начале пандемии, через два-три дня. Хотя тест действует 48 часов с момента сдачи.

Максим Морозов: Зафиксировали проблему. Какие меры господдержки сейчас необходимы заведениям общепита? Логика понятна: «Раз вы нас ограничиваете, пожалуйста, помогите». Что необходимо?

Павел Штейнлухт: Я хочу напомнить слова госпожи Татуловой: «Не мешайте». В ноябре была мера поддержки: нам выплачивали деньги на тех, кто официально устроен из расчёта минимальной заработной платы. Большое спасибо, безусловно, это мера поддержки. Но давайте будем адекватны: мы платим налоги с полной зарплаты, а поддержку получаем по минимальной. Городские власти считают, что они дали кому-то сто тысяч, кому-то триста тысяч и это позволило заведению выжить. Это не так. Минус в миллион, полтора, два в течение нескольких месяцев не может компенсироваться тремя сотнями тысяч. Опять создаём имитацию партнёрства городской власти и бизнеса, но по факту это сложно назвать реальным партнёрством.

Максим Морозов: Давайте тогда будем рассуждать о том, что нужно.

Павел Штейнлухт: Нужно нас слышать и понимать ответственность за ограничения. Самая главная поддержка была бы в том, чтобы снять ограничения.

Максим Морозов: Какая поддержка необходима вашему бизнесу?

Дмитрий Бондаренко: В данных условиях, финансовая. Я бы отменил налоги для бизнеса до 23:00.

Александр Романенко:

Я скажу, какая нам поддержка точно не нужна. Честно говоря, мы бы очень не хотели получать беззалоговые займы от разных государственных структур, потому что за последний год доверие к власти практически исчерпалось. Когда нам предлагают: «Возьмите кредит под маленький процент, потом когда-нибудь начнёте его платить», то это капкан. Сначала нам дадут деньги в кредит, потом практически эти же люди запретят нам работать, уничтожат бизнес, а затем придут за этими деньгами.

Как можно предлагать людям взять кредит, понимая, что ты потом будешь уничтожать бизнес этих людей? Как мы будем отдавать эти кредиты? Если уж помогать деньгами, то точно не МРОТами, а компенсировать потерянную прибыль. Если государство решает вопрос с пандемией за наш счёт, не закрывая более массовые скопления людей, а закрывая нас, то надо компенсировать полные потери. А закидывать МРОТами… Хочется процитировать Коновалова, но не буду.

Максим Морозов: Я на прошлой неделе разговаривал с Ириной Ивановой, депутатом Законодательного Собрания, она председатель нашей профильной комиссии по промышленности, экономике и предпринимательству. Задал вопрос: «Обсуждаются ли варианты новых мер господдержки?». Она осторожно сказала, что выступает за то, чтобы продлить хотя бы те меры, которые действовали в предыдущие годы. Что показало себя как наиболее эффективная мера из того что было? Чем мы можем оперировать, что можем масштабировать дальше?

Александр Романенко: Наверное, всё-таки МРОТы. Поймите, пожалуйста: сопоставляя размеры наших убытков и размеры МРОТ, которые нам перечисляли, это просто на корм хомячкам! Простите, если некрасиво выразился. Мы ни себя, ни людей этими деньгами не обеспечим. Это какая-то милостыня.

Максим Морозов: Александр Васильевич, как вам кажется, какие меры поддержки для конкретного сегмента – общепит – бюджет Петербурга мог бы предоставить?

Александр Абросимов: У большинства – арендуемые помещения. Соответственно, плата за аренду. Плюс, услуги ЖКХ. Это наиболее понятные и считаемые вещи. Думаю, если будет компенсация, это будет мерой поддержки. Это одна из мер поддержки, на которую город мог бы пойти. Согласно четвёртому пакету мер, который был принят, Водоканал и Теплоэнерго по заявлению субъекта предпринимательской деятельности можгут дать рассрочку. Но это то, о чём говорит Александр. Рассрочка подразумевает в себе не полную компенсацию, а просто откладывается платёж, допустим, до конца года.

Мы проводили круглый стол, на котором банкиры рассказали, что по льготным кредитам для бизнеса невозврат достигает 30%. Даже на компенсацию минимальной заработной платы выделялись деньги при условии сохранения 80% численности. А ведь человека не привяжешь в организации. Не выполнил один из показателей, и кредит перерастает уже в 15%.

Максим Морозов: Коллеги, большое спасибо. Мне хочется, чтобы наша программа была больше, чем программа, чтобы все-таки была резолюция нашего круглого стола. Может быть, и Дмитрий, и Александр, и Павел скооперируются по двум основным позициям, которые касаются ограничений и мер господдержки. Вы обобщите, а мы передадим в аппарат бизнес-омбудсмена, Александру Абросимову. Александр Васильевич, куда это дальше пойдёт?

Александр Абросимов: Губернатору.

Максим Морозов: Когда?

Александр Абросимов: Буквально в течение двух дней после того как я получу обращение.

Максим Морозов: Коллеги, механизм работает, можно воспользоваться.

Александр Абросимов: Дорогу осилит идущий!