О цифровом искусстве, его реальной ценности и неожиданных коллаборациях

Максим Тихонов: В студии Максим Тихонов. Сегодня говорим о криптоискусстве. У нас в студии заведующий отделом современного искусства Эрмитажа Дмитрий Озерков и основатель школы Masters Полина Бондарева, сооcнователь цифровой платформы Masters digital.

Полина Бондарева: Добрый день!

Дмитрий Озерков: Здравствуйте!

Максим Тихонов: Начну с вопроса, который, так или иначе, поднимается на разных площадках. На ваш взгляд, NFT – это всё-таки искусство или исключительно рыночный, финансовый инструмент?

Дмитрий Озерков: На мой взгляд, это искусство, которое правильным образом встроено в рынок. Искусство, которое позволяет избежать любой спекуляции, переоценки, где мы видим все пути развития стоимости и всех владельцев. Поэтому это искусство, которое изначально встроено в саму природу рынка.

Максим Тихонов: Вам, Полина, как кажется?

Полина Бондарева: Я считаю, что это, безусловно, искусство. Но в то же время это прекрасный бизнес-инструмент для владельцев криптовалют, который будет успешно использоваться и будет помогать им осуществлять ряд различных операций.

Максим Тихонов: В марте JPEG-файл, объединяющий пять тысяч картин художника Beeple, пустили с молотка за 70 миллионов долларов. Пока это самая крупная сделка в истории NFT. Певица Grimes за 20 минут заработала почти 6 миллионов долларов, продав цифровую коллекцию искусства WarNymph. До этого создатель популярного мема с радужным котом, который все, наверное, знают, продал реплику за полмиллиона долларов. По сути, все эти произведения доступны в сети. Их может скачать любой желающий. Тогда возникает вопрос: как оценивать NFT-искусство, которое в большинстве не подозревает передачу оригинала?

Дмитрий Озерков: Особенность любого цифрового актива заключается в том, что оригинал равен копии. Это тот же самый файл, но скопированный. Дальше есть права на этот файл, и смарт-контракт позволяет эти права регулировать. Если Джек Дорси продаёт свой первый твит за почти 3 миллиона долларов, естественно, владелец цифровой компании, который хочет иметь этот первый оригинальный твит, он его имеет. Естественно, текст очевиден, банален, и любой его может скопировать, сам этот твит тоже, как файл, но мы владеем некой основой кода. То же самое, как музей, старое искусство. Допустим, Эрмитаж владеет картиной Рембрандта, все эту картину могут сфотографировать. Она висит в Google ещё с лучшим разрешением, чем это можно увидеть в зале, но всё равно оригинал висит в музее. Мы все знаем, что он принадлежит музею. Здесь то же самое. Мы говорим, что файл можно скопировать, его можно увидеть, но всё равно есть владелец, который говорит: «Да, владею этим файлом я».

Максим Тихонов: Оригинал всё равно висит в музее. В чём ценность?

Дмитрий Озерков: Оригинал висит в цифровом музее. Оригинал принадлежит художнику. NFT позволяет регулировать правообладание цифровыми активами. И есть миллион копий «Блудного сына» Рембрандта, но всё равно оригинал остаётся в Эрмитаже. Формат NFT позволил сделать то же самое с цифровым активом. Есть миллион копий, которые почти идентичны, но владеет ими художник, это подписал художник. «Это я имею цифровую подпись на эту работу, она моя, я передаю это тому, кто приобретает это у меня».

NFT позволяет регулировать правообладание цифровыми активами. И есть миллион копий «Блудного сына» Рембрандта, но всё равно оригинал остаётся в Эрмитаже. Формат NFT позволил сделать то же самое с цифровым активом.

Максим Тихонов: Какая потребность у тех, кто приобретает, чтобы перепродать, показать друзьям? Какая история?

Полина Бондарева: Мне кажется, главное, о чём мы здесь говорим, это именно о сертификате, который фиксирует право собственности, возможность перепродажи, изначальное количество работ, которые обусловлены данной серией. Соответственно, позволяет встраиваться в сам элемент во время продажи роялти художнику, платформе и получать процент с перепродажи уже на дальнейших платформах, ресурсах.

Максим Тихонов: Теоретически, насколько я понимаю, сегодня любой желающий может загрузить на определённую криптобиржу своё изображение и рассчитывать на прибыль. Что сегодня лучше всего продаётся в цифре? Что лучше монетизируется?

Дмитрий Озерков: Есть уже свои большие имена в цифре, большие художники, которые действительно стоят больших денег. Есть искусство тиражное, есть искусство уникальное. Естественно, уникальное стоит дороже, чем тиражное. Но дальше есть интересный момент, возвращаемся к тому, зачем это приобретать? Например, в XX веке большая компания, открывающая свой офис на Манхэттене, делает гигантский холл, в центре холла вешает за спиной у консьержа гигантскую картину стоимостью, допустим, 100 миллионов долларов, показывая свой статус. 100 миллионов долларов у нас висит на стене, значит можно нам доверять. Такой бизнес-ход. В современном цифровом искусстве то же самое. Вы говорите, мы компания, занимающаяся бизнесом в области IT: «У нас в музее висит первый твит или код всемирной сети, или код Facebook. Актив стоит больших денег, для нас он важный, имеет ценность». Речь просто о поколенческой смене ценности. В современном мире, в мире геймифицированном криптовалюты играют огромную роль. В мире, где цифровые активы совершенно по-новому переоценены, появилась своя ценность – в виде искусства, которое оформлено в виде токена, которым управляет смарт-контракт.

В мире, где цифровые активы совершенно по-новому переоценены, появилась своя ценность – в виде искусства, которое оформлено в виде токена, которым управляет смарт-контракт.

Максим Тихонов: Это хорошо, когда у тебя уже есть до этого сформированное имя, либо подписчики в Instagram, в Facebook и так далее. Полина, если мы говорим про традиционного, начинающего художника. Может быть, сейчас его оригиналы не особо востребованы. У него какие перспективы выйти на рынок NFT, сделать реплику своей картиной, и что-то на ней заработать? Сможет ли что-то на ней он заработать?

Полина Бондарева: Мне кажется, в этом плане рынок NFT абсолютно уникален, потому что он позволяет совершенно молодым художникам, неизвестным ранее (их называют «диджитал-борн художниками») сегодня выйти на арт-сцену и быть достаточно успешно реализованными в рамках разных платформ. Классические коллекционеры коллекционируют обычно живописные произведения искусства, перформансы, диджитал-арт – в этом и отличие NFT, потому что здесь основным коллекционером выступает человек, который в меньшей степени разбирается в искусстве, в большей степени, как я уже сказала, в его задачу входит реализовать криптовалюту. Здесь как раз мы понимаем, что их вкус обусловлен внутренними желанием купить то, что им в большей степени понятно. И здесь мы говорим о самых популярных видах NFT. Это не всегда искусство. Это и CryptoPunks, и CryptoKitties, которые сейчас достигли совершенно невероятных сумм за один NFT. Этот рынок спекуляций, дальнейшей перепродажи, показывает, что любой арт-художник сейчас может выйти на рынок достаточно свободно и быть успешным.

Этот рынок спекуляций, дальнейшей перепродажи, показывает, что любой арт-художник сейчас может выйти на рынок достаточно свободно и быть успешным.

Максим Тихонов: На ваш взгляд, здесь возможна корреляция, что у начинающего художника купили NFT и в связи с этим потом придут за оригиналом картины, например? Либо это не пересекается?

Полина Бондарева: Это зависит от следующего: если это диджитал-борн художник, то он работает только с NFT. Оригинал уже подразумевает под собой саму работу, созданную в NFT. А если это уже состоявшийся художник и он перевёл свою работу в NFT, безусловно, это может обратить внимание на его первоначальную работу, которая была создана ещё до перевода в NFT.

Максим Тихонов: А стоимость это повысит?

Полина Бондарева: Я думаю, что глобально стоимость не повысит. Думаю, что это зависит от каждого случая.

Максим Тихонов: Если говорим про NFT, пока в России это не сказать, что широко распространено. В основном, на слуху продажа NFT Покраса Лампаса и проект Эрмитажа. Я напомню, что это пять цифровых копий шедевров эпохи Возрождения, которые принесли более 32 миллионов рублей. Вопрос: зачем это Эрмитажу? Это возможность заработать деньги на развитие музея? PR-ход? Или потребность следовать трендам?

Дмитрий Озерков: Эрмитаж давно следит за всеми новыми трендами. Мы делали выставки про блокчейн, про искусственный интеллект. Сейчас выставка в Эрмитаже в онлайн – «Незримый эфир», посвящённая искусству NFT, которую отобрала кураторская команда проекта при участии «Masters digital», «Aksenov Family Foundation», при участии медиа-партнёра – газеты «The Art Newspaper». Огромное количество площадок NFT, очень сложная коллективная работа. И наша задача – показать, чем отличается искусство NFT от рынка NFT, от криптовалютных токенов. Вообще, в чём художественная особенность. Во многом это наше желание следовать традициям, потому что Эрмитаж – публичный музей, и он должен рассказывать людям о том, что происходит в современном искусстве. Если в современном искусстве сегодня происходит NFT, мы должны рассказывать про NFT.

Эрмитаж – публичный музей, и он должен рассказывать людям о том, что происходит в современном искусстве. Если в современном искусстве сегодня происходит NFT, мы должны рассказывать про NFT.

Максим Тихонов: Запрос есть? Зрители готовы смотреть на это?

Дмитрий Озерков: Мы не очень ориентируемся на запрос, потому что зрители, как правило, не готовы смотреть ни на что, кроме того, что приносит им радость. Если мы будем ориентироваться на запрос зрителей, то в Эрмитаже будет набор картин из котов, цветов и так далее. Наша задача – показывать новое и необычное, что может изменить человека. Искусство нацелено на то, чтобы изменить человека, сделать его лучше, сильнее. NFT сегодня такой инструмент. Поэтому мы показываем на выставке разное количество NFT, разные произведения. Произведения, которые можно сделать только в формате NFT, которые могут существовать только как смарт-контракт.

Максим Тихонов: Я уточню, что это уже не эти пять проданных. Насколько я понимаю, около 40 проектов представлено.

Дмитрий Озерков: Да, мы выставляем 36 работ NFT. То, что вы говорите про продажу, про аукцион, это была проба пера, когда мы изготовили пять произведений в формате NFT. Это были фотографии произведений из коллекции Эрмитажа, подписанные директором Эрмитажа, с указанием точного времени, когда был сделан NFT. Фактически, это не цифровые копии произведений Эрмитажа, а некие новые произведения, созданные на основании этих копий. Мы не продаём цифровые копии эрмитажных картин, мы не отчуждаем их от Эрмитажа. Мы создаём на их основании новые произведения, которые и были выставлены на продажу, поскольку это действительно был первый всплеск. Мы попробовали это сделать с платформой и посмотрели, что происходит. Такая разведка боем. Следующий ход – это выставка «Незримый эфир», которая не связана с продажей. Эрмитаж на ней ничего не продаёт. Мы представляем художников, их работы. После окончания выставки, художники вольны с этими работами делать что угодно, это их собственность. Мы взяли это на время выставки. Следующий этап, после этого, это будет построение полноценного цифрового двойника музея, который будет называться «Небесный Эрмитаж» и будет местом цифрового присутствия музея в новой реальности.

Максим Тихонов: Есть пять проданных шедевров, понятно, что не в равных долях стоимость определилась, что более востребовано оказалось среди работ?

Дмитрий Озерков: Я не согласен с формулировкой «пять проданных шедевров». Шедевры остались в музее.

Максим Тихонов: NFT-шедевры.

Дмитрий Озерков: И более того, их цифровые копии остались в музее. Не произошло отчуждение цифровых копий. Мы сделали новые произведения на основании этих произведений. И дороже всего была работа на основе произведений Леонардо Да Винчи, потому что Леонардо у всех на слуху. И на нашей выставке «Незримый эфир», которая проходит в виртуальном пространстве, тоже есть одна работа, связанная с рисунком Леонардо Да Винчи, с медведем. На её основании сделан NFT.

Максим Тихонов: Раз уж заговорили о выставках, Полина, к вам вопрос. За счёт чего, на ваш взгляд, можно привлечь внимание широкой публики к таким экспозициям? За счёт чего это можно монетизировать?

Полина Бондарева: Мне кажется, важно говорить о том, что такие большие институции, как Эрмитаж, которые, в свою очередь, диктуют тренды, имеют возможность разговаривать с широкой аудиторией, проводя такие выставки, привлекают и людей, которые просто будут знакомиться этим феноменом. В этом плане, мне кажется, действительно выставка в Эрмитаже более чем успешна и интересна, потому что она представляет собой разные произведения NFT, рассказывает, в целом, об истории возникновения этого феномена, какие есть виды, позволяет зрителям познакомиться с данным явлением. Как это возможно монетизировать? Эрмитаж показал, как это возможно. Сейчас, я так понимаю, что практика мировых музеев тоже показывает, что, в принципе, они идут по такому же следу. Мировое музейное сообщество сейчас активно предлагает свои варианты. NFT – это так же аукционы, которые сейчас проводят как большие площадки, так и аукционные дома. Здесь мы видим очень большой спектр. Допустим, Christie's выставил уже новую работу Beeple, которая стартует от 15 миллионов. Аукционные дома не отстают. Здесь каждый идёт в ту институцию, которая ему ближе, которой он доверяет, и представляет наиболее ценное для рынка.

Christie's выставил новую работу Beeple, которая стартует от 15 миллионов.

Максим Тихонов: Если мы ещё говорим о платформах. В основном, до недавнего, во всяком случае, времени были представлены биржи не российские. Я так понял, что вы запустили платформу, которая совмещает и выставочные залы, и в том числе и аукцион. Расскажите о ней подробнее, насколько эта история имеет перспективы, на ваш взгляд?

Полина Бондарева: На данный момент мы основали платформу, которая основана именно на экспертном сообществе, на кураторском мнении. Ввиду того, что сейчас существует очень много иностранных аналогов платформ, где представлены некурируемые работы.

Максим Тихонов: Это, по сути, склад?

Полина Бондарева: Да.

Максим Тихонов: Заходишь, выбираешь.

Полина Бондарева: Да. Достаточно сложно найти, что тебе нужно. В связи с этим у человека иногда достаточно быстро проходит интерес, если он действительно не заинтересован что-то объективно купить. Или, допустим, он ещё никогда не работал с аукционными домами, и просто приходит, видит огромный набор и спектр абсолютно разных художников. Потому что каждый художник может зайти и перевести практически на каждой платформе своё изображение, заплатив за это сумму перевода в NFT. Это, с одной стороны, даёт большие возможности развиваться для диджитал художников и представлять свои работы. В то же время, здесь очень тяжело говорить о кураторстве или экспертном мнении. Как раз в связи с этим происходит очень большой выброс NFT, который покупают держатели крипты. Очень тяжело выровнять и рассказать о ценообразовании, провенансе работ и так далее. Задача нашей платформы во главе с куратором Дмитрием Озерковым – дать эту кураторскую оценку, экспертное мнение и выявить художников, дать понятное ценообразование работам, на которые должен ориентироваться рынок, выстраивая дальнейшие продажи. Наша задача, помимо представления кураторского выбора, – так же различные спецпроекты. Первым таким главным проектом стала разработка галереи для эрмитажной выставки. В дальнейшем, в декабре мы выпускаем первую книгу, которая будет посвящена NFT в России с переводом различных иностранных текстов, которые будут давать теоретическое, практическое представление о данном феномене. Также в декабре у нас пройдёт выставка в Marina Gisich Gallery совместно с художниками ИТМО, которая тоже будет посвящена диджитал-арту NFT. Также мы планируем конференцию, посвящённую данному феномену, которая будет проходить в нашей галерее в рамках проекта с Эрмитажем, которая тоже, на мой взгляд, даст профессиональную оценку различных специалистов, работающих уже в этой области. Они расскажут в большей мере о российском рынке продажи NFT.

Максим Тихонов: По поводу рынка и кураторства. Из чего складывается стоимость? Предположим, у вас работа выставлена на платформы, как вы её оцениваете?

Полина Бондарева: Думаю, что здесь ответит Дмитрий.

Дмитрий Озерков: Изначально есть стоимость производства, себестоимость, когда мы должны «заминтить», как говорится, работу. Это видео или картинка. Дальше у этого NFT есть тираж. Мы сделали одну только копию, художник говорит, что другой такой не будет. Или есть её какое-то тиражное количество, как делает, допустим, NBA для баскетбольных карточек. Дальше возникает, как в любом искусстве, спрос. И если художник известен чем-то, работа уникальная, вокруг неё есть большой разговор, к ней есть интерес, то тогда цена растёт. Особенность NFT в том, что мы видим полностью всю цену: мы видим, за сколько работа была выставлена, за сколько она была приобретена и так далее. Опыт и CryptoKitties, и CryptoPunks показывает невероятный скачок цен, когда вдруг из десятков долларов цена поднимается до сотен тысяч, причём непонятно почему. Самые банальные вещи, как кошечки или какие-то картинки, сгенерированные сетью, вдруг начинают неожиданно расти в цене. Я думаю, что здесь большую роль играет понятие «игры». Нам нравится играть. Гейм. Любая выставка должна быть игровым опытом. Во многом это связано с психологией, с большим количеством криптовалюты. В-третьих, это связано с необходимостью новых ценностей. Потому что ценности старые очевидны – это картины, музыка, всё, что есть. В новом цифровом мире, в котором мы проводим сейчас всё больше и больше времени, там ценности пока нет. Там NFT занимает нишу этих новых ценностей. И для следующего поколения, которое выросло на играх, Tik-Tok, на полном присутствии в дополненной реальности, это и есть те ценности, которые существуют. Если у меня в кошельке есть мой любимый NFT, то я уже понимаю, как мне стоять на моих цифровых ногах.

Максим Тихонов: Здесь возник вопрос. Берём пустой лист бумаги. Его можно продать? И за счёт чего?

Дмитрий Озерков: Это скорее вопрос к художнику. За всем стоит интересная идея. И есть история, мы сейчас как раз готовим книжку, где эта часть будет опубликована. Есть целая история почему и что продаётся, какие вещи. Прежде всего, речь идёт о цифровых ценностях, потому что мы находимся в цифровом мире, мы продаём цифровые ценности. Если этот лист цифровизовать, то нужно будет объяснить, почему он цифровой. Может быть, это будет первый лист бумаги, который оцифрован, пустой лист бумаги, тогда он будет иметь смысл, тогда вы докажете. Но почему мы говорим об экспертном мнении? Допустим, вы выставите этот лист бумаги, кто-то из друзей его купит – прекрасно, понеслось. Но дальше есть некое экспертное мнение, согласно которому, человек, который его сделал, вы, например, вы просто ради удовольствия сделали это. А если мы говорим: «Нет, а вот это из бумаги сделал известный художник. До этого он делал фигуративные работы. Потом он стал музыку писать, а вот это его лист бумаги – уникальное произведение, которое связано с чем-то. Давайте его купим, потому что в его карьере это невероятный момент». На самом деле, это уже моё мнение, в мире искусства человек покупает историю. Человек не покупает конкретный объект, человек покупает историю. Уникальный, первый, самый большой, самый дорогой, сделанный при помощи невероятных технологий. Мы покупаем историю, которую дальше рассказываем: «Смотри, у меня в кошельке есть какая-то работа NFT, и она...» Дальше мы рассказываем историю. Эта история и есть то, что все мы покупаем, и она связана с технологией коллекционирования.

Человек не покупает конкретный объект, человек покупает историю.

Максим Тихонов: Какие перспективы у криптоискусства? Это всё-таки сиюминутное увлечение на год, два, пять? Либо это потенциальная возможность для инвестиций на будущее?

Полина Бондарева: Даже уже в рамках тех NFT, которые были проданы, аукционах, которые были проведены, абсолютно точно намечаются свои тренды и тенденции в NFT-искусстве. Во-первых, это коллектоболз. Возможность сделать тиражные работы, карточки. И мне кажется, что здесь новые технологии дают новые возможности. Допустим, та же работа Beeple, которая выставлена. Это хороший пример того, как каждый день работа, даже после того, как она будет куплена, будет изменяться в зависимости от того, что происходит в мире. Вне зависимости от желания покупателя будет постоянно изменяться. Мне кажется, что это главный тренд. Допустим, если изменится температура Земли, произойдёт что-то такое. Это как раз те новые технологии, которые даёт NFT.

Максим Тихонов: Дмитрий, есть что добавить?

Дмитрий Озерков: Я считаю, что нынешний NFT, в его двух форматах, это переходный момент. Конечно, будут созданы ещё более гибкие формы NFT, ещё более сложные по вместимости форматы. Будут целые фильмы в NFT, уникальные кадры, музыка. Всё это будет развиваться. Я считаю, что пути назад нет, потому что уже большие мировые аукционные дома продают NFT за криптовалюту. Это начала огромной эпохи это, в общем-то, революция, которую мы наблюдаем. Конечно, всегда во всех публикациях про NFT говорят: «Кто-то там приобрёл, кто-то получил деньги». Но мы забываем, что всегда кто-то и теряет. Я не хотел бы выступать человеком, который говорит: «Идите, покупайте NFT». Дальше все потеряют деньги… Это особый новый мир, в котором нужно разбираться, в котором нужна экспертиза. Как раз школа Masters и выстраивает такую экспертизу по тому, как составить коллекцию, зачем её составлять, кому нужны цифровые активы, и как не потратить глупо деньги на то, что завтра не будет интересно.

Я считаю, что пути назад нет, потому что уже большие мировые аукционные дома продают NFT за криптовалюту. Это начала огромной эпохи это, в общем-то, революция, которую мы наблюдаем.

Максим Тихонов: Есть ли прямая зависимость между NFT и криптовалютами? Сейчас в разных странах по-разному к этому относятся, где-то уже запрещают. Гипотетически представим ситуацию, что криптовалюты запрещены. NFT остаётся?

Дмитрий Озерков: Платформы предлагают вам приобрести NFT за криптовалюту, но при этом они тут же показывают курс в фиатной валюте.

Максим Тихонов: Просто всё перейдёт в традиционные валюты.

Дмитрий Озерков: При этом есть платформы, где вы просто можете оплачивать своей карточкой с фиатной валюты, платформа сама осуществляет перевод на бирже. Это не проблема, существуют разные шлюзы. К этому нет прямой привязки.