В минувший понедельник, 17 февраля, компания «ДОМ.РФ» завершила приём заявок на участие в аукционе по продаже бывшего СИЗО «Кресты». Торги состоятся 21 февраля. Начальная цена лота, в который входят участки, исторические здания и сооружения, превышает 1 миллиард рублей. Комплекс был построен в 1884-1892 годах, в разное время здесь отбывали заключение Лев Гумилёв, Константин Рокоссовский, Лев Троцкий, Иосиф Бродский и Георгий Жжёнов. Легендарное СИЗО было закрыто в конце 2017 года. Одним из участников торгов стал президент корпорации PMI Евгений Финкельштейн. В интервью шеф-редактору Business FM Петербург Максиму Морозову предприниматель рассказал о том, какой видит концепцию зданий бывшего следственного изолятора.
Максим Морозов: Чем вас заинтересовал этот достаточно сложный и неоднозначный объект?
Евгений Финкельштейн: Этим и заинтересовал. Честно говоря, я считаю, что цена завышена. Там достаточно большое наследие и, например, маленькие окна. Возможно ли расширение и увеличение этих окон, пока неизвестно. Второе — сама архитектура здания «Кресты» непростая в проектировании. Остались некоторые элементы — например, те же лестницы.
Максим Морозов: Вы говорите о завышенной стоимости объекта. Какой реально может быть стоимость?
Евгений Финкельштейн: Всё зависит от бизнес-модели. Мне этот проект интересен. У меня есть идея, я понимаю, как её монетизировать, потому что у нас есть большая креативная группа, компания, которая организовывает мероприятия и делает музеи, есть реклама. Поэтому мы прекрасно понимаем, что делать с этим объектом.
Максим Морозов: Не секрет, что в Петербурге с трепетом относятся к историческим зданиям. Как найти компромисс, чтобы сохранить историческую составляющую и приспособить объект под современное использование?
Евгений Финкельштейн: В этом и заключается вся тяжесть покупки. Во-первых, сами «Кресты» — это историческое, архитектурное здание, которое нельзя трогать. Я с этим полностью согласен. Эти постройки необходимо правильно адаптировать к современным технологиями. Тогда всё должно получиться. Что касается, демонтажа окон, честно говоря, я там его не вижу.
Максим Морозов: По поводу организации концертной площадки.
Евгений Финкельштейн: Во-первых, сейчас я пока её не вижу. Это нужно согласовывать. Информацию о концертной площадке вырвали из контекста: я бы хотел провести там фестиваль. Это вполне возможно, но опять же требует согласования.
Максим Морозов: Учитывая ауру места, фестиваль какого характера вы бы хотели провести?
Евгений Финкельштейн: Опен-эйр. Необязательно, что речь идёт о современной музыке. Это может быть всё что угодно: и классическая музыка, и балет.
Максим Морозов: Предлагалось множество разных концепций, вплоть до гостиничной составляющей: апартаменты и так далее. Вы видите такую функцию?
Евгений Финкельштейн: Я её там не вижу вообще. Потому что в зданиях очень маленькие комнаты: современные гостиницы требуют совершенно другого. Какая-то часть может быть использована. Однако она очень ограниченная.
Максим Морозов: «Музей добра и зла» — это громкое и броское название или вы действительно представляете для себя такую концепцию?
Евгений Финкельштейн: Я прекрасно представляю концепцию и буду представлять её городу и всем остальным. Если всё получится, то в ближайшее время мы начнём её реализовывать. Честно говоря, пока к этому проекту у меня больше вопросов, чем какого-то желания. Конечно, всё это можно подать как мегаинтересный проект, который принесёт безумные деньги. Я этого не вижу. Чтобы получить безумные деньги, нужно всё снести и только после этого построить какую-то недвижимость. Так как ничего трогать нельзя, всё нужно делать в рамках существующего проекта и, может быть, чего-то вокруг него. Повторюсь, что пока это вопрос времени.
Максим Морозов: Будет ли битва за этот объект?
Евгений Финкельштейн: Не думаю. Повторюсь, что это очень сложный объект: сделать офисы там не получится. Это должна быть именно концепция. Я, конечно, не девелопер, но согласно моим проверкам, все тюрьмы, которые были переделаны в музеи, не являются слишком востребованными и мегазаполненными.
Максим Морозов: Сейчас сложно планировать и что-то говорить о возвратности инвестиций, но есть ли такая перспектива?
Евгений Финкельштейн: О возвратности денег можно говорить, когда ты сносишь здание и пытаешься построить что-то на его месте. Здесь, мне кажется, это исключено.