Семён Спивак: в театр нужно идти как в баню — без лишней психологической одежды

Молодёжный театр на Фонтанке в сезоне 2024-2025 годов отмечает 45-летний юбилей, а его художественный руководитель Семён Спивак — своё 75-летие. В праздничный год народный артист России рассказал в интервью шеф-редактору Business FM Петербург Максиму Морозову в чём принципиальное отличие театра от кино, как меняется аудитория в зрительном зале, что можно увидеть во время экскурсий по театральному закулисью, и сколько должен длиться идеальный спектакль.

Максим Морозов: Сезон 2024-2025 годов — юбилейный для Молодёжки: театр отмечает 45-летие. Что запланировано на юбилейный сезон?

Семён Спивак: Мы ставим пьесу Вуди Аллена, которую он разрешил нам играть первым в России.

Максим Морозов: Как так получилось?

Семён Спивак: Не знаю, агентство договорилось, сказало о нас хорошие слова. Это пьеса про мафиози и его семью. Она написана как скетч, как все фильмы Вуди Аллена. Герои просто ходят и говорят.

Максим Морозов: Насколько можно адаптировать кинематографические приёмы и подходы к театру?

Семён Спивак:

Кино и театр — абсолютно разные вещи. В театре за неточность игры нельзя остановить спектакль, а в кино можно сказать «стоп!» и снять ещё раз. Мы очень любим кино. А они, мне кажется, не очень любят театр.

Максим Морозов: Одно из главных событий сезона в театре — это фестиваль, посвящённый тридцатилетнему юбилею существования в РГИСИ вашей актёрско-режиссёрской мастерской. Герои праздника — «спиваки», как они сами себя называют, выпускники разных лет. Вы имеете возможность наблюдать их с 1994 по 2024 год. Как меняются студенты, актёры?

Семён Спивак: У студентов уменьшается уровень наивности. А для артиста наивность — это всё.

Человек состоит из трёх вещей. Во-первых, из родителей, которые учат тому, что хорошо, что плохо. Во-вторых, из взрослого: это умение коммуницировать, вести взрослую жизнь, общаться с женщинами или мужчинами. В-третьих, в каждом из нас есть «ребёнок». Так вот творчеством занимается только «ребёнок».

Максим Морозов: Армен Джигарханян рассказывал, что при поступлении в театральный его попросили рассказать о себе. Он начал с рассказа о родителях. Все очень удивились и подумали, что он не понял вопрос. На что Джигарханян ответил, что у них принято сначала рассказывать о родителях, и только потом о себе.

Семён Спивак: Очень благородно сказал. Творчеством занимается только «ребёнок». Если родители жёсткие и если человек прагматичный в жизни, то «сектор ребёнка» сжимается и становится меньше, если условно представить себе окружность.

Максим Морозов: «Ребёнок» отвечает за наивность?

Семён Спивак: За наивность и веру.

Максим Морозов: То есть «ребёнка» становится всё меньше?

Семён Спивак: Да. Люди говорят: боже, как изменился артист, он же был замечательным артистом, а теперь ничего не может интересно сыграть! Наверное, он совершил какие-то прагматичные действия, которые не выносит искусство.

Максим Морозов: Следите ли вы за судьбой выпускников? Их достаточно много.

Семён Спивак: Около 120 человек. Я не слежу.

Максим Морозов: Как в принципе складывается их судьба? Люди остаются в профессии или уходят по разным причинам?

Семён Спивак: Две трети остаются, одна треть не может найти себя. Очень трудно найти свой театр и своё место в нём. Я думаю, что они немного ждут какого-то чуда. Но чудо не происходит.

Максим Морозов: Чудо — это завтра стать знаменитым, проснуться знаменитым?

Семён Спивак: Нет. Чудо — это быть счастливым на сцене в хорошей роли.

Я дружил с великими артистами. Например, с Владимиром Борисовичем Кореневым, «Человек-амфибия». Он говорил мне: «Сень, популярность и слава — это совершенно разные вещи». Артисты становятся популярными, но слава к ним не приходит.

Максим Морозов: Труд должен быть оплачен. Наверняка многие артисты уходят из профессии из-за того, что их в том числе не устраивает уровень дохода.

Семён Спивак: Конечно, в кино платят больше, чем в театре. Самая большая зарплата ведущего артиста — 85 000-90 000 рублей.

Максим Морозов: Сейчас больше получают курьеры без высшего образования, которые развозят пиццу.

Семён Спивак: Кто-то должен задуматься об этом. Я думаю, министр культуры.

Максим Морозов: Как меняется зритель? В одном интервью вы рассказывали, что в девяностых, если на спектакль приходило меньше 12 человек, спектакль переносили. Если больше — то играли. Сейчас вы говорите о полных залах.

Семён Спивак: Так было, когда я пришёл.

Максим Морозов: Сейчас вы говорите о полных залах.

Семён Спивак: Я ставлю это в заслугу нашим артистам и немножко себе. Мы выбирали верные пьесы, честно репетировали, не заигрывали со зрителем.

Максим Морозов: Что это значит?

Семён Спивак: Например, превращение спектакля в КВН. Зритель любит смотреть и слушать про себя. Насколько хорошо театр угадывает проблему, которая есть у очень многих, настолько хорошо зрители собираются на спектакль.

Максим Морозов: Это психотерапевтическая функция театра?

Семён Спивак: Это одна из примерно сорока.

Максим Морозов: Какие функции театра вы бы выделили как самые основные на данном этапе?

Семён Спивак:

Мы все живём психологически сложно. Если спектакль сильный, он затягивает вас в свою атмосферу. И на три часа вы забываете о своих проблемах. У вас отдыхает голова.

Также спектакль — это всегда урок. Драматурги пишут пьесы, исходя из жизненных наблюдений. Зритель смотрит и видит: если я поступлю так, то будет так, а если по-другому, то и будет по-другому. Я очень люблю такие спектакли: без давления. Когда ты работаешь сам. Ведь секрет театра ещё и в том, чтобы зритель не наблюдал как, допустим, музыку в филармонии, а думал.

Максим Морозов: Вовлечённость.

Семён Спивак: Да. Чтобы он рассуждал внутри себя, всё время искал истину. Ему показывают правду, иногда это бывает больно. Истина открывается нам только потом, когда мы уходим наверх.

Максим Морозов: По поводу зрителей: они меняются. Если говорить, допустим, об иностранцах. Иностранные туристы приезжают в Петербург и приходят на спектакли.

Семён Спивак: Для туристов на первом месте симфоническая музыка, балет, а уже потом — театр.

Максим Морозов: Из-за языкового барьера?

Семён Спивак:

Дело в том, что наш язык всё время врёт. Он привирает у всех, не замечая этого. А тело не врёт. Поэтому если в балете любовь, то она полностью реализована в мизансценах.

Максим Морозов: Она более искренняя?

Семён Спивак: Да. Тело искреннее головы.

Максим Морозов: Как часто вы видите в зрительном зале иностранцев?

Семён Спивак: Как только иностранец приезжает, его ведут в совершенно другие театры. Например, в Мариинский.

Максим Морозов: Раскрученные бренды.

Семён Спивак: Да. Мы известный театр. Но есть неформальные лидеры, а есть формальные. Мы — неформальные лидеры.

Максим Морозов: Владимир Набоков, будучи признанным гением при жизни, говорил литературоведам об опасности овер интерпретэйшн. «Не нужно вкладывать в мои строки то, что я туда не вкладывал. Я написал то, что написал», — говорил Набоков литературным критикам и литературоведам. В какой мере режиссёр и актёр могут и вправе вмешиваться в структуру текста?

Семён Спивак: Не имеют права.

Мне нравится выражение, что актёры и режиссёры должны относиться к произведению драматического искусства, к пьесе не как к Богу, не как к бомжу, а как к брату, которого они любят и уважают. Тогда они отражают то, что хотел сказать автор.

Семён Спивак: У нас был очень смешной случай. Мы ставили пьесу великого английского драматурга Рэттигана. В это сложное время мы написали письмо правообладателям с просьбой разрешить постановку. Они нам разрешили. Не знаю, как они узнали, что нашему театру можно доверять. Но у них был ряд условий. Одно я запомнил на всю жизнь. Пункт первый: мы просим, чтобы артисты-мужчины играли мужчин, а артистки-женщины — женщин.

Максим Морозов: Это вяжется с традиционными ценностями.

Семён Спивак: Да. Для многих эта фраза смешная. Потому что многие режиссёры не понимают этой точки зрения. Им кажется, чем страннее спектакль, тем в плохом смысле он оригинальнее.

Максим Морозов: Есть даже такой афоризм, что режиссёр поставил не по Моэму, а по-своему.

Семён Спивак: Это классно, мне понравилось! Надо запомнить.

Максим Морозов: Нужно ли просить разрешения у авторов или наследников, если написать, что спектакль ставится по мотивам произведения?

Семён Спивак:

Я никогда не ставил «по мотивам». Надо иметь огромное право, чтобы ставить по мотивам Рэттигана, Толстого или Чехова. Мне кажется, это пижонство.

Максим Морозов: Когда появилось телевидение, многие спорили, умрёт ли театр или нет. Естественно, он не умер и только процветает. Интернет и гаджеты — это новый вызов и новый источник информации, особенно для молодёжи. В какой мере это влияет на театр? Как театру приходится приспосабливаться под новую аудиторию, которая живёт в телефоне?

Семён Спивак: Наш театр — никак. Мы пользуемся тем, что зрители уже посмотрели интернет. А сейчас — посмотрят живое. Думаю, поэтому у нас полные залы.

Максим Морозов: Сколько, на ваш взгляд, по времени должен длиться идеальный спектакль?

Семён Спивак:

Сейчас модно делать один и тот же спектакль в два вечера. Вероятно, скоро дойдёт до трёх вечеров и до недели. Я думаю, что голова выдерживает спектакль продолжительностью три часа. В редких случаях — до четырёх часов. Великий английский режиссёр Питер Брук поставил индийский эпос «Махабхарата»: он длился девять часов с перерывами. Но это было совершенно другое время, когда люди очень тянулись вверх.

Максим Морозов: Сейчас клиповое сознание: все смотрят короткие видео и читают короткие статьи. Насколько в этом смысле театр должен подстраиваться под зрителей?

Семён Спивак: Театр не должен подстраиваться ни под кого.

Максим Морозов: Тогда подберу другие слова: насколько театр должен отвечать веяниям и запросам времени?

Семён Спивак: Есть роман «У времени в плену». Замечательное название. Надо не быть у времени в плену.

Максим Морозов: Театр — это константа, на которую нужно равняться, а не наоборот?

Семён Спивак: Да, я думаю так.

Максим Морозов: По поводу гастролей: труппа Молодёжного театра активно гастролирует по регионам России, причём самым дальним. Как отличается аудитория провинции от аудитории Петербурга?

Семён Спивак: Отличается сильно. В мегаполисах людям иногда даже некогда принять душ. Тем более душевный. Они же живут в другом ритме. Они больше верят артистам.

Максим Морозов: Потому что артисты приехали из Петербурга?

Семён Спивак: Нет. Я думаю, потому что их «переживалка» не прибежала, быстро выпила чай с бутербродом в театральном буфете и не села или вообще опоздала. Они, во-первых, специально одеваются. Они ведь идут в театр!

Мы были в Мурманске: у них совершенно другой ритм жизни. Может быть, он в сто раз лучше, чем наш. Ведь ещё Пушкин сказал, а ему мы не можем не верить: служенье муз не терпит суеты. Они не суетятся.

Максим Морозов: Вы сравнивали театр с церковью.

Семён Спивак: Да. Я этого и не скрываю.

Максим Морозов: В чём схожесть?

Семён Спивак: В том, что в церкви подымается душа: она её обогащает. Это религиозная форма поднятия души. А есть светская форма — это мы. Я имею в виду не только наш театр, имею в виду культуру, творческое сообщество. Мне кажется, что не все способны собраться на молитву в церковь: многие считают это потерей времени. Собраться в театр на комедию намного легче.

Максим Морозов: Нужно ли готовиться к походу в театр? Нужно ли прочитать само произведение, критику или прийти наивным, неподготовленным зрителем?

Семён Спивак: По поводу критических статей: мы все разные люди. Такое время, что мы, как и весь мир, не объединены чем-то одним. Сейчас каждый сам за себя. Когда читаешь критику, один говорит, что это типично, второй — что нетипично, третий — что эротично. Поэтому я не советую её читать перед спектаклем. Иначе ты уже настраиваешься на что-то подготовленное.

Максим Морозов: А само произведение?

Семён Спивак: Для чего? Чтобы смотреть, какие слова актёры не произнесли?

Я думаю, что в театр нужно идти как в баню: без лишней психологической одежды.

Максим Морозов: По поводу экскурсий по театральному закулисью: говорят, что они пользуются большой популярностью в Петербурге и Москве. Всегда интересно узнать, как театр устроен изнутри. Что можно увидеть?

Семён Спивак: В основном ходят поклонники, театралы. Я никогда не видел эти экскурсии, потому что всегда репетирую в это время. Но, наверное, это очень интересно: зайти в звуковой цех, записаться, прочитать стихотворение, потом взять на память. Однажды я рассказал нашему экскурсоводу, что нужно показать. У нас на сцену ведёт коридор, который освещён тёплым синим цветом. И когда ты идёшь на сцену, появляется ощущение, что ты проходишь через портал. Это очень интересно посмотреть. Ещё там висят две иконы. Кому как легче, ведь на сцену выйти может не каждый.

Максим Морозов: Как появились иконы?

Семён Спивак: Принёс кто-то из артистов.

Максим Морозов: У театра с верой складывались очень сложные исторические отношения. Актёров раньше хоронили за оградой кладбищ, называя их лицедеями, которые проживают чужие жизни. Насколько сохранилось такое отношение?

Семён Спивак: Думаю, этого не осталось. Когда поняли, что это не вредит душе, а наоборот. Если работать честно, душа становится чище.

Если произведение серьёзное, оно всегда ставит серьёзные вопросы. А они в свою очередь всегда задевают и чистят душу.

Максим Морозов: Нужно ли волноваться на сцене? И если да, то в какой мере?

Семён Спивак: Кому что. Например, Жорж Санд, когда писала, ела гнилые яблоки. Кто-то молится. Ведь это страшно — выйти на целый зал.

Максим Морозов: Но это твоя работа, ты выходишь на сцену изо дня в день.

Семён Спивак: Всё равно страшно. Это природа. Она живая.

Откуда появляется волнение? От первого столкновения с залом. Артист всегда чувствует, кто сидит в зале. По энергии. Это как свидание мужчины и женщины: сцена — женского рода, зал — мужского.

Не все свидания получаются и заканчиваются отношениями, браком и семьёй. Иногда люди приходят в театр и потом в театр ходят три поколения. Так рождается театральная семья.