Адвокат Арутюн Саркисян: «Банкротство в России стало профессиональнее и изощреннее»

В 2023 году в России установили новый рекорд по банкротству граждан. Уже к началу лета суды признали несостоятельными 163 тысячи россиян. Больше всего обращений поступило из Москвы, Подмосковья, Краснодарского края и Башкортостана. Растет и объем предпринимательских дел. Только за первое полугодие число продолжающихся разбирательств о банкротстве юрлиц выросло почти на четверть, с 50,5 тысячи до 62,5 тысячи, заявил ранее замглавы ФНС Константин Чекмышев. Далее цифры только увеличивались. Итоги года обозреватель Business FM Петербург Максим Тихонов обсудил с адвокатом Арутюном Саркисяном.

Максим Тихонов: Расскажите, каковы итоги так называемого «банкротного» рынка в 2023 году? О каких изменениях можно говорить относительно предыдущего года?

Арутюн Саркисян: Если говорить статистически, то корпоративных банкротств стало процентов на 30 меньше, чем в прошлом году, но они стали значительно конфликтнее. Кредиторы стали раза в три чаще инициировать процедуры банкротства, и банкротство из «продолжниковского» становится все более «прокредиторским». Если говорить про банкротства физических лиц, в том числе внесудебных, их стало, опять же, процентов на 40 больше. То есть, банкротство приобретает откровенно социально ориентированный характер, это если говорить статистически. Если же говорить «бизнесово», то работать стало сложнее, но интереснее, потому что все чаще используется давление через инициированные уголовные дела, и иные способы психотерапевтического взаимодействие.

Банкротство стало профессиональнее, потому что практически все крупные юридические фирмы обзавелись своими банкротными отделами. Даже в инхаусах среди судебников все чаще стали появляться наши коллеги банкротчики с соответствующим профильным опытом. И банкротство стало изощреннее, поскольку старые схемы и способы работы, как в шахматной партии Е2-Е4, они больше не работают.

На смену отдельным эффективным тактическим уловкам все чаще приходит очень глубокое стратегическое планирование всех вопросов процедуры как на стороне кредитора, так на стороне должника. И, наверное, четвертое «бизнесовое», это банкротство стало качественнее, поскольку Верховный суд активно продолжает закрывать все возможные лазейки для того, чтобы заблокировать недобросовестность сторон. Практически по всем вопросам сформулированы позиции, и если перефразировать поговорку, на каждый лом есть свое собственное определение Верховного суда.

Максим Тихонов: А какие в связи с этим основные тенденции для международных компаний, которые ранее, как известно, объявили об уходе из России?

Арутюн Саркисян:

Я бы поделил эти компании на две группы. Первая группа — те, кто громко хлопают дверью и уходят. Вторая — те, кто пытается что-то объяснить и уменьшить риски. Судьба первых абсолютно незавидна. Судьба вторых, надеюсь, чуть более благоприятна.

О том, что риски менеджмента уходящих компаний кратно возросли, мы наших клиентов предупреждали достаточно давно. Поскольку все началось с предупреждения со стороны прокуратуры относительно нарушения прав работников при увольнении, нарушения прав потребителей, ответственности за срыв госконтрактов, текущая ситуация стала значительно жестче. Например, тот же самый кейс с «Балтикой» по-своему один из первых публичных примеров, и по своему это даже первое предупреждение от государства, что публичный правопорядок будет очень пристально следить за состоянием уходящих компаний и очень жестко бороться с любыми действиями, связанными с возможным выводом активов вне зависимости от их формы. Хоть это и частные активы, тем не менее государству это интересно.

Мы своих клиентов также предупреждали, что к текущей ситуации нужно относиться серьезно и не воспринимать это как игру. Игры в этом вопросе уже закончились. Нужно детально отнестись к своей стратегии, предпринять меры по антикризисному управлению, сократить затраты, избежать совершения сомнительных сделок, провести, если угодно, санкционный комплайн, санкционную проверку, посмотреть, какие санкции повлияли на бизнес: на закрытие, на приостановку, открытие новых направлений, какие ограничения…

То есть, включить голову и посмотреть, как это все работает. Поскольку на Западе за несоблюдение санкций уголовная ответственность, а у нас нет обязанности соблюдать западные санкции.

Максим Тихонов: У слова «банкротство» обычно негативная окраска, но всегда ли это плохо? Как часто оно приводит к реструктуризации и новому развитию?

Арутюн Саркисян: В широком смысле банкротство всегда приводит к очищению, поскольку освобождает рынок и от неэффективных компаний, и от неразумных недобросовестных управленцев. Кроме того, компании, которые все же прожили эту процедуру или даже смогли ее избежать, обзавелись таким уникальным опытом, который позволит им выстоять в будущем, несмотря на практически любые обстоятельства. Если же говорить именно о восстановительных, оздоровительных, реабилитационных процедурах, то их количество у нас, я бы сказал, сопоставимо с количеством оправдательных приговоров — менее 1% от всех банкротств. В России банкротство имеет откровенную ликвидационную направленность, и если говорить о выживании бизнеса, то это скорее создание нового бизнеса в новой формации, в новых компаниях, с новыми собственниками, чем полноценная реструктуризация и полноценное новое развитие.

Максим Тихонов: Какой прогноз на 2024 год? К чему готовятся представители сферы?

Арутюн Саркисян: Как шутят банкротчики, все нормальные люди готовятся к Новому году, покупают подарки и мандарины, а мы в канун Нового года проводим собрания кредиторов, готовимся подавать заявления о банкротстве, собственно, занимаемся нашей ординарной работой. Если честно, как обычно, готовимся к увеличению объёма работы, причем кратному.

Ситуация заключается в том, что банкротчики стали расширять свой профиль. Это уже не столько сами процедуры банкротства, а работа по широкой категории споров.

Это работа именно полноценного антикризисного управления в компаниях, которые не собираются уходить в процедуру банкротства, а которым нужно именно эффективно построить внутреннюю работу. Это работа на уровне топ-менеджмента и рядом с топ-менеджментом: либо участие в советах директоров, либо участие в наблюдательных советах, то есть участие в полноценном управлении живыми компаниями. Я бы еще сказал, что это полноценное участие в медиации, расшивка сложных корпоративных ситуаций.