Евгений Вышенков: об «антидиверсионном» усилении, миграционных рейдах и образе Собчака

Губернатор Александр Беглов заявил, что в Петербурге принимаются исчерпывающие меры по борьбе с терроризмом, обстановка остаётся контролируемой. Ранее Telegram-канал Baza сообщил, что в столице усилены меры безопасности, ведётся мониторинг угроз, в том числе по вероятным проникновениям диверсионных групп в Москву и Московскую область. В Петербурге, в свою очередь, силовики провели масштабные рейды по оптовым рынкам и в Апраксином доре по выявлению нелегальных мигрантов. В общей сложности полицейские проверили более 3 000 человек. Тем временем петербуржцы почтили память первого мэра Анатолия Собчака, который, как подчеркнул Александр Беглов, внёс решающий вклад в преодоление городом тяжелого экономического и хозяйственного кризиса начала 1990-х годов. Итоги недели шеф-редактор Business FM Петербург Максим Морозов обсуждает с заместителем директора Агентства журналистских расследований Евгением Вышенковым.

Максим Морозов: Наверное, одной из самых резонансных новостей этой недели стало сообщение о том, что в Москве усилены меры безопасности. Telegram-канал Baza написал, что происходит усиление силовиков: и Росгвардии, и МВД. Наряды ДПС усилены автоматчиками. Всё это делается для того, чтобы противодействовать возможному вторжению диверсионно-разведывательных групп в Москву и Московскую область. Насколько сейчас силовики готовы к такого рода новому для них вызову? Если говорить о Петербурге, наблюдается ли сейчас усиление?

Евгений Вышенков: МВД и другие силовые структуры — это огромные пирамиды. Они работают по процедурам. Если мы ограничиваемся заголовками и неким процедурным решением, то такое впечатление, что к Москве или Петербургу подползают диверсионные группы. Как только взрослый человек, который даже не служил в армии, подумает о том, что такое диверсант, он вспомнит, что это человек, которого не только учили, но он имеет поддельные документы, он одет как все остальные люди, говорит на нашем языке. Его задача куда-то пробраться, где-то выключить свет, взорвать мост. Скажите, пожалуйста, каким образом блокпосты, сержанты, офицеры ГИБДД будут хватать обученного диверсанта? Это не ирония, это не издёвка над силовой системой. Так положено.

В случае усиления вместо пистолета выдают автомат, кто-то куда-то встаёт, кому-то говорят «без выходных». Но результатом этого никогда не будет пойманный диверсант. Результатом этого будет пойманный пьяный водитель, выявленная драка, какие-то бытовые вещи, на которые очень быстро отреагируют правоохранители.

Мы понимаем, что структуры, которые действительно занимаются этой проблемой, — это органы госбезопасности, притом не все, а особое подразделение. Во главе их мировоззрения и оперативно-розыскных мероприятий лежит некий лозунг: «мы понимаем, что действие профессионального диверсанта предотвратить практически нельзя».

Максим Морозов: Говоря о диверсионно-разведывательных группах, вы в большей степени сосредоточились на разведывательной составляющей, но мы видим и диверсионную составляющую в приграничье с Украиной, в Белгородской и Курской областях. Там ДРГ — это вооружённые люди, автоматчики, которые заходят на территорию населённых пунктов. Есть предположение, что силовики опасаются, в том числе этого.

Евгений Вышенков: Это другое пространство с другими законами. Это боевые территории. Там диверсионно-разведывательные группы представляют собой подразделения, которые не скрывают, кто они такие и что они делают. Мы их можем называть ДРГ, но в действительности это просто армейские формирования, которые стреляют и в которых стреляют. Для этого меньше всего нужны сержанты полиции, либо аналитики из службы борьбы с терроризмом. Там нужны артиллеристы, нужна наша Красная армия.

Максим Морозов: Ещё одна тема этой недели — рейды сотрудников полиции, которые проверяют соблюдение миграционного законодательства. С чем связан очередной виток усиления борьбы с нелегальными мигрантами?

Евгений Вышенков: Мы видим, что это также системная работа. Всегда заходили на Софийскую, всегда были рейды на Апрашке, всегда кого-то прикручивали за незаконную миграцию. Однако сейчас это начинает носить важный раздражающий характер. Информационный повод — «Крокус», но это не причина, это некий триггер. И здесь я вижу опасность, притом опасность не для россиян, которые якобы поголовно страдают от мигрантов, с чем я категорически не согласен.

Опасность в том, что государство, как огромная система, начинает поднимать мигрантов на знамя. Ещё немного и дойдёт до того, что они будут виноваты практически во всём. При этом во всех рейдах, разговорах, фразах лидеров общественного мнения — от блогеров до депутатов — не видна статистика. Я внимательно смотрю полицейское направление. Попадаются ли там мигранты как преступники? Попадаются, но они в конце списка.

Не надо находить козла отпущения. Это гуманитарная составляющая, но есть и деловая. Давайте поинтересуемся, а стоят ли очереди россиян, прежде всего русских, на должности дворников, строителей, таксистов, то есть, вульгарно говоря, чернорабочих?

Максим Морозов: Третья тема, которую успеваем обсудить, — это не юбилейный, но день рождения Анатолия Собчака. Были мероприятия, посвященные его памяти. Есть два Собчака: один официозный, мифологизированный, а другой — Собчак, который запомнился каждому ленинградцу, петербуржцу. Чем вам запомнился Анатолий Александрович? Каких его качеств не хватает сегодняшним руководителям?

Евгений Вышенков: Я предложил бы очень кратко вспомнить себя и всех, кто нас слушает. Михаил Горбачев, выйдя на улицу вместе со своей супругой, поломал все стереотипы ЦК КПСС и Политбюро. Он вызвал небывалый восторг. Собчак продолжил, причём при буржуазной революции.

Высокий, пятидесятилетний, хорошо говорящий, образованный, академист Собчак вышел на улицу и получил влюбленность.

Но нам нужно попытаться вернуться в то время. Мы забываем, какие мы были тогда. Тогда происходило рождение новой нации. Он многое делал для Петербурга, приводил огромные инвестиции. Но давайте вспомним, иногда стоял вопрос о том, что в Петербурге запасов еды хватит только на две недели. Мы почему-то забываем об том. Забываем, что всё трещало. Забываем, что от свободы все перешли к воле. Нёс ли он когда-нибудь чепуху? Безусловно. Но давайте и себя вспомним. От самих себя иногда стыдно бывает! Мы об этом забываем. Влюблённость — это не любовь. Это опасная вещь. От влюблённости до раздражения один шаг. А жить-то лучше не стало, потому что это девяностые. Жить становилось только хуже. Совхозы разваливались, зарплаты не платили, непонятно, кто за что отвечает, а богатеи жируют. Всё это привело к быстрому разочарованию, созданию мифов. В общественном восприятии — да, он явление, да, он является неким революционным кодом нашей страны, но Собчак — это уже что-то плохое. Да, это несправедливо, но именно так работает сознание.

Максим Морозов: У Собчака не получилось не столько по субъективным обстоятельствам, сколько по объективным, потому что он был в контексте того времени и его не переизбрали?

Евгений Вышенков: Я бы не говорил, что у него не получилось. Не получилось что? Собчак не смог создать «Город Солнца»?

Давайте вспомним 1991 год. Собчак пошёл против ГКЧП. Мы вспомним ещё лидеров такого масштаба, которые пошли? Я вам совершенно ответственно говорю, что в то время находился в Петербурге, носил погоны, и видел, как всё руководство МВД, КГБ, Минобороны было растеряно либо было не в курсе. И только Собчак и студенты складывали около Мариинского дворца раскладушки и стулья, это было очень смешно. Но они это делали.

Мы про этот поступок почему-то забываем, но именно этот поступок привёл к тому государственному строю, при котором мы сейчас живём. Его роль для меня очевидна. В ней больше положительного, больше естественного и историчного. И отдельное ему спасибо за дочь, которая пролетела кометой в нулевые, и только годы спустя мы осмыслим, была ли эта комета пустой или это Зинаида Гиппиус.