Научный сотрудник Института проблем правоприменения Екатерина Ходжаева и глава адвокатской фирмы «ТонковЪ и партнёры» Евгений Тонков обсуждают, как именно будут расширены полномочия сотрудников МВД.
Екатерина Ходжаева: Закон «О полиции» – это основной документ, который касается каждого. Писался в 2011 году. Я напомню, это был единственный закон, который имел массовое общественное обсуждение, дебаты шли. Сегодняшние поправки полностью потихонечку отменяют достижения общественной дискуссии, которые были сделаны тогда.
Евгений Тонков: Я не разделяю паники по поводу того, что изменено сейчас. Но время выбрано для этих изменений максимально удобное для корпоративного государства. Я понимаю, что большинство сотрудников полиции добросовестно работают. Более того, у меня, как у личности, как у гражданина, претензий нет. Но у меня, как у практикующего адвоката, конечно, перечень претензий – но это уже особенности, технические аспекты, которые интересны в узкопрофессиональной среде. Сейчас круг общения у людей вынужденно замкнутый, они не общаются, не могут выйти на митинги и на манифестации, и в принципе сталкиваются с полицией минимальное количество раз. За исключением тех, кого полицейские ловят по паркам. И эта атмосфера позволяет снизить пик, можно сказать, нелюбви к людям в форме. Вставляются некоторые довольно опасные моменты, которые связаны с дальнейшим ограничением прав человека. Не менее чем 10% полицейских регулярно нарушают закон, крышуют различных теневиков, уголовников – это те, в отношении которых состоялись приговоры суда, – крышуют мелких и средних, а то и крупных бизнесменов, таким образом реализуя все коррупционные опасения, которые есть у каждого человека.
Из материалов дела:
В 2019 году по обвинению в коррупции перед судом предстали почти 7 тысяч человек. Из них 752 сотрудника МВД, 51 сотрудник МЧС и 9 сотрудников прокуратуры, говорится в сообщении СК. В суд также были направлены уголовные дела в отношении 27 работников Следственного комитета.
Екатерина Ходжаева: Все спрашивают меня: что же там случилось? Я говорю: а ничего не случилось такого, что уже не практикуется. Что, когда у нас с вами с улиц митинги разгоняют, и даже разрешенный митинг, как в Петербурге была разогнана год назад первомайская демонстрация – там представлялись? Там они полностью выполняли необходимые, предписанные этим законом правила? Нет, конечно. Частично положения, которые сейчас вводятся новыми правками, уже соответствуют практике, эти нововведения вносят практику. Правила, которые нарушались, теперь будут законными, и мы теперь не сможем говорить человеку, который нас задерживает, не представившись, «исполняйте, пожалуйста, закон о полиции». Он всегда будет говорить, «по моему усмотрению, я тут предотвращаю правонарушение». Я сейчас о тех двух поправках, когда полицейскому разрешается не представляться и не озвучивать причину обращения, если он либо спасает чью-то жизнь, либо он предотвращает преступление или правонарушение. И даже целая норма, большая новелла про то, что теперь полицейские могут транспортные средства вскрывать для этих же целей, для предотвращения преступлений или административных правонарушений, либо для спасения чьей-то жизни и так далее, для того, чтобы каким-то образом быстро, оперативно вмешаться. Я внимательно просмотрела весь документ с поправками, 13 листов вместе с обоснованиями, и есть интересная, например, вещь. Я считаю, что польза от этой новеллы, там в 10 пункте 13-й статьи, где описывается, что полиция имеет право на оперативные действия, исключается пункт о том, что в рамках оперативно-розыскных мероприятий могут быть изъяты какие-то предметы. Маленькая оговорка, но это хорошая оговорка с точки зрения граждан. Никто не может теперь, ссылаясь на этот закон, изымать что-то из-за каких-то оперативно-розыскных мероприятий, в которых участвует – они имеют статус процессуально-уголовного, административного расследования и так далее. Не знаю, как вам, Евгений Никандрович, мне кажется, это хорошая норма. Это, действительно, достижение, это что-то сломает в практике, когда они изымают что-то, а потом легализуют в уголовном деле?
Евгений Тонков: Нам нужно понимать, что помимо закона о полиции существует большой блок различных документов, в частности, уголовно-процессуальное законодательство. И в рамках уголовно-процессуального законодательства осуществляется выемка, изъятие, обыск и в дальнейшем судьба этих предметов осуществляется в рамках уголовно-процессуального закона. И поэтому я не испытываю никакой радости и никакого горя от этих нововведений. Как справедливо Екатерина указала, легитимируются практики, которые уже существовали. Предлагаю пример привести, давайте посмотрим вскрытие транспортного средства. Если мы, законопослушные граждане, ничего не боимся, то нас это не беспокоит. Но если мы – полицейские, и если какой-нибудь неадекватный человек, обкурившись, закрывается в машине, хихикает и показывает различные «факи» полицейским, как вы предполагаете, нужно регламентировать взаимоотношения между полицейским, который, предположим, обязан быстро проверить документы и идти дальше? Может, там возлюбленные закрылись в машине и хихикают, потому что рады друг другу, они покажут документы и продолжат свои взаимоотношения, а полицейский побежит дальше ловить преступников. Этот момент не был надлежащим образом отрегулирован. Я, конечно, предлагаю нашим слушателям разделять общее негодование по поводу вообще правопорядка – это одно, это политико-правовой аспект. Но мы понимаем, что в любом государстве в первую очередь субъекты публичной власти защищают себя полицейскими и иными силовыми ведомствами. Это стандартно для любого государства. Таким образом, мы должны понимать априори, что полиция, защищая государство и устои его, попутно еще и защищает нас, бренных граждан. В ходе осуществления своей правозаступнической деятельности полицейские имеют необходимость вскрыть автомобиль, это действительно так. И мы знаем большое количество ситуаций, когда все равно автомобили вскрываются, но порядок не урегулируют. Человек везет наркотики, надо проверить, ясно, что это наркотики. И давайте сами к себе обратимся, если нас остановит полицейский, попросит показать документы и что у вас в машине, в чем проблема? Если мы не везем труп, если у нас максимум продукты, коньяк, собака – это не проблема, это действительно не проблема. Да, вот эти 10% – злодеи, которые в полицейских погонах, они могут это использовать против нас. Но полицейские, которые подкидывают наркотики в машину гражданам – это преступники. Мы говорим о другом, я подчеркиваю, что мы говорим о тех 90% полицейских, которые добросовестные и помогают нам жить спокойно.
Из материалов дела:
В порядочности большинства полицейских уверены 43% россиян, при этом 28% считают их нечестными, – следует из мартовского опроса ФОМ. Тревогу и беспокойство при общении с сотрудниками МВД испытывает почти треть респондентов, об отсутствии негативных эмоций рассказали более 60% опрошенных. Согласно социологическому исследованию, самая плохая репутация – у московских полицейских.
Екатерина Ходжаева: Мне интересен больше всего момент, который практически не обсуждается. Не знаю, заметили ли вы, по всему тексту закона о полиции поменяли слова «участок местности» на «территорию». Об оцеплении и блокировке. Если раньше там «оцепить участок местности» было написано, то теперь написано «оцепить территорию, здание». Если мы посмотрим обоснование к этим изменениям, они, совершенно не стесняясь – и я здесь отталкиваюсь от вашей идеи с борьбой с наркотиками, потому что они ссылаются на практику борьбы с наркотиками, где постановлением правительства Москвы вся территория Москвы объявлена той территорией, где ведется борьба с наркотиками. И это же правило теперь они предлагают использовать для борьбы с другими видами правонарушений и преступлений. Я вижу здесь очень большую опасность. Получается, что если начальник отдела внутренних дел решит оцепить Центральный район Санкт-Петербурга по каким-либо основаниям, а дальше там же вводится новелла – если раньше оцепление означало, и законом о полиции четко прописывалось, что оно вводится для того, чтобы предотвратить угрозу жизни граждан, сохранности всего-всего, то теперь написано прямым текстом, что разрешен личный досмотр без всяких оснований, для любых людей, кто находится на оцепленной территории, их предметов, вещей, принадлежащих им, и транспортных средств. То есть без оснований, просто из-за того, что они находятся на этой территории, которую оцепили. И хорошо, если это просто участок местности, как раньше, где было преступление – мы, наверное, согласимся, да, действительно, есть смысл, вдруг они что-то несут. Теперь, по сути, все конституционные права наши могут быть нарушены, если вдруг мы решим, что оцеплять будем большую территорию, а не какой-нибудь конкретный дом или торговый центр. Например, во время политических массовых мероприятий – просто у каждого можем совершенно легально теперь по этой новелле вещи досматривать и транспортные средства. Здесь, мне кажется, не только техническое изменений «территории» на «участок местности». «Участок местности» – слово очень локальное, согласитесь. А «территория»? И в обосновании они же пишут, что под территорией они понимают, например, всю Москву.
Евгений Тонков: Блокировка территорий: мы понимаем, что территория – понятие шире, чем местность. Потому что, например, если мы берем торговый комплекс, то это не участок местности, это территория, 28-й этаж торгового комплекса. «Территория» – шире понятие.
Екатерина Ходжаева: Евгений, там был как раз четвертый пункт, где было включено: также могут оцеплены, блокированы сооружения, здания, строения и так далее. Не в этом поправка, мне кажется.
Евгений Тонков: Мысль завершу – парадигма, которую, на мой взгляд, отрабатывают субъекты публичной власти, заключаются в том, что идет активная подготовка к возможному возмущению граждан фундаментальными изменениями в России. Что скрывать – это не политический вопрос, это юридический вопрос. Для чего вводится возможность юридической блокировки территорий? Выставляются передвижные посты, и запрещается проезд на территорию. Можно оцепить какой-то район, можно оцепить город, и вот эти передвижные посты будут препятствовать проезду внутрь. Это могут быть целые регионы. Таким образом, если мы рассматриваем возможные акты недовольства людей, конечно, легко усмирять – оцеплять такие территории и ограничивать возможность проникновения. Еду к ним никто не привезет, и они умрут от голода. Надо людей подготовить к тому, что будут изменения, и в рамках этих изменений роль силовых ведомств возвысится для того, чтобы силовые ведомства имели больше юридико-технических инструментов, чтобы они могли стрелять без предупреждения. И если в них запустят пластмассовым стаканчиком, не плакать и рыдать – а сразу же стрелять.
Екатерина Ходжаева: Даже если мы не будем утрировать до пластмассового стаканчика, в этой новелле скрыта потенциальная угроза. Но если у нас с вами «полиция здорового человека», вот эти 90% сотрудников, которые действительно хотят обеспечивать порядок, выполнять свои функции по уголовному преследованию и так далее, то мы не должны ожидать серьезных проблем. А если у нас с вами возымеют иные мотивы, при нынешнем уровне доверия к полиции, хотя оно формально, наши службы говорят, высокое, но в реальности мы знаем, что люди полицию боятся…
Евгений Тонков: Это правда, да.
Екатерина Ходжаева: Это правда. И в этой ситуации давать расширенные полномочия – уже это настораживает.
Евгений Тонков: Я недавно разговаривал по одному уголовному делу с психологом, которая также является психологом, участвующим в оценке профессиональной пригодности новых полицейских. Она рассказала ужасные факты. Ее заставляют соглашаться с допуском в отношении определенных персон, по которым она категорически не согласна, потому что у них есть склонность к садизму, различные дисфункции, и тем не менее ее заставляют и говорят, больше некому идти в полицию, особенно в ППС. Проблема большого количества извращенцев внутри силовых ведомств становится опасной тогда, когда у этих людей с девиантным поведением расширяются полномочия.
Из материалов дела:
За последние пять лет некомплект аттестованного состава МВД увеличился почти в два раза. Особенно тяжелое положение в патрульно-постовой службе, подразделениях уголовного розыска и по контролю за оборотом наркотиков, рассказал в феврале Владимир Колокольцев. При этом, как подчеркнул министр, «на первом плане – укрепление дисциплины законности среди личного состава, борьба за чистоту рядов». Подавляющее большинство правонарушений выявляется силами УСБ.
Екатерина Ходжаева: Я здесь с одной стороны буду, наверное, выступать адвокатом дьявола. Я социолог. Идея о гнилых яблоках, что внутри полиции есть червоточинки, они плохие – она, конечно, очень удобна. Она удобна прежде всего руководству полиции. Мы сейчас видим, много дел возбуждается политических, мы нашли плохого полицейского, который злоупотреблял, и обозвали его плохим. Это я не к тому, что нельзя расследовать преступления полицейских. Я к тому, что на самом деле у этих проблем у пытки, у проблемы злоупотребления правом есть еще и системные, институциональные причины. Та же самая палочная система, диктат правил, которые диктует руководство, которые не всегда подкреплены законами. То есть, как мы будем сейчас исполнять правила, решает не закон и не какая-то инструкция, а прежде всего руководство, которое может давить на полицейских. Это, мы знаем, очень часто происходит. И конечно, в этой ситуации, предположим, где-нибудь в небольшом городе без зарплаты, работы нет – они бы и хотели прийти в полицию. Два года у них есть для профессиональной адаптации к этим системным условиям. Либо их система, как они сами говорят, исторгает из себя, либо они принимают эти правила. И мы живем в нашем российском обществе с его особенной правовой культурой, очень специфической. И, следовательно, большинство нарушений, злоупотреблений рутинных, рядовых, типовых, не тех, которые мотивированы политическим, коммерческим заказом, а обусловлены просто рутинными практиками. И если у нас с вами рутинные практики позволят злоупотреблять, то и будут злоупотреблять, и будут нанимать этих садистов. Для чего они нужны – чтобы пытать, чтобы раскрывать дела, их же внутри отдела тоже никто не уважает. Я часто слышу, например, от полицейских. Нужно думать о системных условиях.
Евгений Тонков: Я вам рекомендую думать прежде всего о себе, быть эгоистом и гедонистом в одном флаконе и никогда не начинать конфликт с полицией первым. Исходить из того, что полицейский, с которым вам приходится общаться в какой-то конкретный момент, – это один из девяти позитивных стражей порядка. И если вы задаете тон вашей позитивной коммуникации – так это, может быть, и завершится. Также понимать, что каждый правоприменитель думает не о вас, а о себе. Нужно удержать кресло, нужно удержать месячный, годовой доход, и здесь мы государство российское, которое сформировалось за последние 100 лет, не изменим. Давайте пытаться делать мир вокруг себя лучше.