Сергей Шахрай: О причинах распада СССР, сложностях федерализма и цифровой Конституции

Максим Морозов: Вопрос о распаде Советского союза и, как говорят, о «тихой советизации», о «собирании земель». В чём вы видите основные причины распада Советского союза?

Сергей Шахрай: Давайте начнем с того, о чём обычно не говорят. Государственную власть в СССР осуществляла организация по «фамилии» КПСС. Я не говорю о том, хорошо это или плохо, это факт. У меня партийный билет сохранился, лежит дома в архиве. Когда развалилась КПСС, развалилась страна. Первая причина развала государства — это развал государственной власти, развал КПСС. Причём этот процесс не мог быть навязаны со стороны, он произошёл изнутри партии. Иван

Полозков и Геннадий Зюганов создали Компартию РСФСР, что всегда категорически запрещалось и Лениным, и Сталиным. Основные фигуранты по «Ленинградскому делу», Киров и Вознесенский, были репрессированы за то, что создали бюро ЦК Компартии РСФСР. Это рассматривалось как сепаратизм и подрыв власти.

Горбачёв обиделся на ГКЧП. ГКЧП в ЦК создали. Олег Шенин вышел из партии, сложил полномочия генсека, призвал всех честных коммунистов уйти. Процесс развала партийной машины был просто лавинообразным, катастрофическим, глупым. Вместе с этим развалилась страна. Вторая причина — это поражение в экономической гонке и в гонке вооружений с Америкой, с коллективным Западом.

Десятилетиями примерно 88 копеек из рубля уходило на производство и закупку вооружения, а оставшиеся 12 копеек – на всё остальное: на образование, на медицину. СССР не выдержал такой гонки.

В критический момент Запад, тот же Гельмут Коль (друг Михаил Сергеевича Горбачёва) не выдал обещанные 19 млрд марок и произошёл финансовый взрыв страны. Третья причина, кстати, в статье президента Владимира Владимировича Путина «О русском и украинском народах» прямо названа. Мина замедленного действия – это право свободного выхода из страны. К 1 декабря 1991 года 13 из 15 республик реализовали это право и вышли из СССР. 13 из 15! 8 декабря нечего было распускать и некого было ликвидировать. 1 декабря ушла Украина (на референдуме 90% высказались за независимость), 5 декабря Верховный Совет Украины деанонсировал договор об образовании СССР 1922 года. Вдумайтесь, они сами вернули себя в состояние 1922 года, без Крыма и без Западной Украины. 8 декабря надо было уже попытаться собрать то, что можно, создать новую основу для будущей интеграции. Так и возникло Содружество Независимых Государств.

Максим Морозов: Почему не получилось с вариантом ССГ – Союзом Суверенных Государств?

Сергей Шахрай:

Леонид Кравчук после референдума, на котором 90% высказались за независимость Украины, категорически, калёным железом выжигал из всех проектов слово «союз».

Максим Морозов: Расскажите о сложностях работы над Конституцией 1993 года.

Сергей Шахрай: На тот момент страна дошла до черты гражданской войны, в политическом и юридическом планах всё было разрушено. За год было 400 поправок в Конституцию РСФСР. Это уже даже не «дырявое одеяло». В этот момент надо было написать такую Конституцию, которая остановила бы распад и одновременно заложила бы фундамент для реконструкции, реорганизации, восстановления. Нам с Сергеем Сергеевичем Алексеевым удалось создать такой текст. Может быть, это наитие сверху, может быть это опыт. У него был свой проект Конституции с Анатолием Собчаком. Кстати, Собчак этот текст не признавал. У меня был свой проект. Мы быстро доработали весной и летом 1993 года.

Конституция решила следующую задачу: из хаоса, из ничего собрала (по модели, которая сначала появилась на бумаге, а потом в жизни) наше нынешнее государство.

Максим Морозов: Уже истек и не пролонгирован договор Российской Федерации и Республики Татарстан. Расскажите, как шло становление этого формата взаимодействия Российской Федерации и субъектов Федерации? Мы помним заявление Эдуарда Росселя о возможном создании Уральской Республики. Кажется, что в то время напряжение дошло до пика.

Сергей Шахрай: Можно говорить общими словами, что это процесс дезинтеграции. На уровне союзных республик, я вам сказал, что 13 из 15 республик ушли, воспользовавшись правом свободного выхода. Процесс дезинтеграции перекинулся, как пожар, на соседний дом, то есть на Российскую Федерацию. Обострился конфликт между субъектами, между субъектами и центром. Шла борьба за статус.

Мы пожинали плоды плана автономизации, который был написан в ЦК КПСС. План повышения статуса автономных республик до союзных. Два таких закона были приняты Верховным советом СССР. Абсолютно разрушительной план. От России оставалось 49% территории, выходило 20 миллионов населения и «уходили» все стратегические ресурсы. Поэтому против этого плана в форме декларации проголосовали более 90% депутатов, среди которых 86% коммунисты.

Процесс дезинтеграции зашёл слишком далеко. Например, Чеченская республика де-факто вышла. Татарстан не голосовал за Конституцию на референдуме, не провёл выборы в Госдуму и Совет Федерации, отвёз свою Конституцию в Венецианскую комиссию за демократию через конституционализм, чтобы признали её Конституцию Конституцией независимого государства. Особый протокол был у Башкирии. Надо было останавливать процесс распада. Как? Силой? Глупо, опасно, только ускоряет процессы дезинтеграции. У всех перед нами тогда отстоял образ Югославии, где каждый народ воевал с каждым народом. Был найден путь договора. Текст договора с Татарстаном я придумал в Грозном. Он сначала был предложен Чеченской Республике, но они его потом дезавуировали. А в Татарстане он сработал. Сработал по разным причинам. Надо отдать должное и сказать слова благодарности и Минтимеру Шаймиеву, который удержал республику в управляемом состоянии, и Борису Ельцину, потому чтобы был найден компромисс. Работа над договором шла три года. Но после его подписания в Татарстане прошли выборы пяти депутатов Госдумы, двух членов Совета Федерации – Мухаметшина и Шаймиева. Я отвёз протоколы голосования в Венецианскую комиссию и сказал «Если часть территории страны избирает общенациональный парламент, то тем самым она признаёт общенациональный парламент». Вопрос был закрыт. Объём полномочий в Татарстане смогли конвертировать в качество жизни и в качество экономики. Поэтому сейчас, когда договор с Татарстаном, можно сказать, похоронили и он остался в прошлом, всем это кажется мелочью. Но поверьте, как только слабеет центральная власть, как только растут экономические проблемы и кризисы, такие «мины замедленного действия» начинают оживать и взрываться. Кому это мешало? Никому. Ну, есть и есть договор. Он помог? Помог. Причём это договор, который применим в аналогичных случаях в Испании, в Англии и Шотландии, в ряде других регионов, потому что это методология решения конфликта.

Максим Морозов: Вы, как конституционалист, как оцениваете: у России сейчас больше признаков федерации или унитарного государства? Какие тенденции?

Сергей Шахрай: Очень хороший вопрос.

И элита, и общество у нас ментально в своей массе унитарны и централизованы. Но с точки зрения сохранения государства и будущего России (экономического и политического) федерализм — это одна из трёх основ, один из трёх базовых моментов.

В Конституции у нас кооперативный федерализм, который предполагают сложную процедуру достижения согласия. Я иногда студентам говорю, что когда в бюджете кончаются деньги, у нас возвращается федерализм, потому что в виду отсутствия денег регионам дают свободу: «выживайте, зарабатываете».

Федерализм не умер. Федерализм в России есть как философия, как Конституция, и поправки не затронули этот раздел. Остаётся вопрос о приближении к федеративной модели в жизни.

Мы находимся в точке «неравновесия»: в бюджетной, в налоговой сфере — мы унитарное государство. В психологии в менталитете — мы унитарное государство. Запад помогает своими санкциями, давлением на страну, из нас делают лагерь военный, чтобы мы консолидировались.

Максим Морозов: По поводу влияния Запада: есть стереотипное представление, что Конституция 1993 года писалась во многом с оглядкой на Запад. Якобы западные специалисты даже консультировали. На чьи работы из зарубежных стран вы ориентировались, может быть на предыдущие документы России и Советского Союза?

Сергей Шахрай: Отвечу, может быть, нестандартно.

Мы оглядывались на иностранные конституции для того, чтобы ни одну из них не использовать. У нас была лучшая модель — это модель Михаила Михайловича Сперанского, автора и разработчика «Свода законов Российской Империи». В 1809 он году изложил модель, которую мы с Сергеем Сергеевичем Алексеевым и применили. Глава государства вне законодательной и исполнительной власти, он над ними, он координатор, он гарант, а система сдержек и противовесов реализуется на этаж ниже – между парламентом и правительством. Это чья модель? Это российская модель. В США нет правительства, там исполнительную власть возглавляет президент. У нас противоположная модель.

Во Франции есть внешние признаки, но мы в России это изобрели раньше и сделали лучше. Точно также, как Россия придумала евро в 1813 году, Россия придумала эту конституционную модель и мы можем чисто патриотические ей гордиться, это наше «конституционное ноу-хау».

Максим Морозов: Как вы, как соавтор Конституции 1993 года, оцениваете поправки, их целесообразность и эффективность? В частности, в свете резонансного законопроекта о местном самоуправлении, который сейчас рассматривается в Госдуме.

Сергей Шахрай:

Поправки затронули 15% текста Конституции. Можно было бы спать спокойно и говорить, что Конституция незыблема, но это не так. Текст – это одно, жизнь – это другое. Я надеюсь, что политическая реальность минимизирует недостатки, которые с этими поправками появились.

Что касается публичной власти, то эта категория известна любому конституционалист и теоретику. Она объединяет государственную власть и уровень местного самоуправления. Здесь ничего страшного, вопрос в реализации. Местного самоуправления у нас в России нет. Не надо всю страну сразу строить по одному шаблону.

Максим Морозов: Сейчас в России 20 тысяч муниципалитетов, их сокращают в два раза.

Сергей Шахрай: Количество ни о чём не говорит. Самоуправление бывает тогда, когда есть свои налоги и своя собственность. Когда вы сами себе избираете депутатов местного самоуправления и работаете под свою ответственность. Три причины. У нас нет главного — нет финансовой, налоговой базы. В этом случае честнее назвать это «местным уровнем государственной власти», чем обманывать себя и других, называя «местным самоуправлением». Самоуправление ещё надо выращивать. И даже те минусы (которые сейчас вылезли в этом проекте закона после поправок в Конституцию), на самом деле, вскроют болезнь, а это лучше, чем «внутренний воспалительный процесс», мешающий выздороветь. Нарыв скроется, и в результате мы выйдем на настоящую реформу местного самоуправления.

Максим Морозов: Каким вы видите цифровую Конституцию, если говорить о будущем?

Сергей Шахрай:

Цифровая Конституция – это текст, написанный для цифрового общества. Общества, в котором цифровая валюта. Общества, в котором принятие управленческих и политических решений происходит в цифровой плоскости. Общества, где для политики необходима технология блокчейн.

И совсем другая технология защиты наших с вами прав: с QR-кодами, базами данных, искусственным интеллектом. Цифровая конституция — это новый текст, который я в написал основе, для цифрового общества. Общества ещё немножко должно созреть. У нас интернетом охвачено 80% страны, всё молодое поколение в этом мире. Нельзя на это закрывать глаза. Иначе у нас в одной реальности возникнут параллельные миры.

Максим Морозов: С практической точки зрения, что значит «цифровая Конституция»?

Сергей Шахрай: Это Конституция для тотально цифрового общества, то есть для следующего этапа развития общества.