В России планируют организовать службу, которая будет готовить заключённых к выходу на свободу, заниматься их реабилитацией и социальной адаптацией. Согласно предложению министра юстиции Константина Чуйченко, которое он озвучил на встрече с президентом Владимиром Путиным, новая структура должна работать в рамках ФСИН, а пользоваться её услугами осуждённые смогут исключительно по собственному желанию. Сегодня в местах лишения свободы находятся примерно 350 тысяч заключённых, ежегодно освобождается около 100 тысяч человек. При этом из-за отсутствия необходимой помощи более 40% вновь возвращаются за решётку. Предстоящую реформу шеф-редактор Business FM Петербург Максим Морозов обсудил с младшим научным сотрудником Института проблем правоприменения Ксенией Руновой.
Максим Морозов: С чем, на ваш взгляд, связан высокий процент рецидива среди тех, кто освободился из мест лишения свободы?
Ксения Рунова: Это связано с общесоциальными причинами. Заключённые снова возвращаются в ту же самую среду, не меняя своих привычек, потому что в местах лишения свободы не очень развиты программы реабилитации, которые с помощью психологических методов прививают другое поведение (например, чтобы человек мог справляться со стрессом). Вторая причина в том, что у освободившихся людей ещё меньше шансов устроиться на работу. Освободившиеся люди часто устраиваются на работу неофициально и их обманывают. Если человек не в первый раз оказывается за решёткой, семье это тяжело переносить – ухудшаются отношения, нередко семьи уже не помогают таким людям.
Максим Морозов: Предполагается, что в рамках ФСИН появится специальная служба, которая будет на системном уровне решать эти проблемы. На ваш экспертный взгляд, при каких условиях работа новой службы могла бы быть эффективной?
Ксения Рунова: Будет эффективно, если внутри колонии будут организованы программы реабилитации, которые будут не универсальными, а направленными на различные категории заключённых и различные проблемы. Например, программа для наркозависимых. Или программа для людей, у которых проблемы с агрессией. Это должны быть сфокусированные программы. Если мы говорим про социальную работу, то, например, если у человека проблемы с жильём, то надо помочь ему, чтобы на свободе у него уже было жильё. Если будет хватать сотрудников и система ФСИН будет понимать, что для них процент рецидивов — это показатель эффективности, тогда это может быть эффективно.
Есть одна проблема. Это будет не гражданская служба: и начальник, и сотрудники (может быть, часть из них) — люди в погонах. В этом, как мне кажется, есть некоторое противоречие. Должны быть обычные социальные работники, обычные психологи.
Максим Морозов: Как организована адаптация бывших заключённых в зарубежных странах? Какой опыт показывает наибольшую эффективность и может быть заимствован для России?
Ксения Рунова:
В Норвегии и в некоторых других странах используется система, которая предусматривает постепенный переход из режима в режим. Например, человека посадили сначала на строгий режим, а потом за хорошее поведение его постепенно могут перевести на более легкие режимы. У нас тоже есть такая система, но не все проходят этот трек.
По-моему, это хорошая практика, потому что люди привыкают постепенно к тому, что получают всё больше и больше свободы. В некоторых странах даже приглашают волонтёров, которые помогают в адаптации. Они проходят обучение, сдают экзамены. Например, такое есть в Японии. Волонтёры, в том числе, сопровождают людей после освобождения, потому что в это время им всегда нужен человек, который ориентируется и понимает, как устроены социальные службы, он может помочь с трудоустройством.
Есть очень много литературы про то, что нужно включать в процесс реабилитации бывших заключённых людей, которые живут с ними в одном районе. Все должны в этом участвовать, никто не должен закрывать глаза.
Максим Морозов: У нас часто это сводится просто к надзору участкового, у которого нужно отмечаться, он приходит и смотрит за тем какой климат и как адаптировался человек.
Ксения Рунова: С одной стороны, надзор, кончено, вещь хорошая. С другой стороны, у участковых очень большая нагрузка. Но если участковый знает всех своих поднадзорных в лицо, знает какие у них проблемы, то это в любом случае хорошая практика. Почему она такая формальная? Потому что у участковых просто не хватает ресурсов и времени.