Дмитрий Чернейко: о том, что должны знать самозанятые и работники на «удалёнке»

В 2023 году число занятых на петербургском рынке труда увеличилось на 12% до уровня в три миллиона 600 тысяч человек. Основная доля работников — это горожане в возрасте от 30 до 39 лет. Чаще всего они задействованы в сфере торговли, обрабатывающего производства или в строительстве. По данным Смольного, в городе зафиксирован рекордно низкий уровень безработицы по стране — всего 1,5%. При этом получили новую профессию или повысили квалификацию свыше 17 тысяч человек, что на 33% больше показателя прошлого года. В рамках работы по легализации трудовых отношений перед сотрудниками предприятий погашена задолженность по зарплате на 130 миллионов рублей. Подробнее о развитии ситуации на рынке — в эксклюзивном интервью шеф-редактора Business FM Петербург Максима Морозова с председателем комитета по труду и занятости населения Дмитрием Чернейко.

Максим Морозов: Мы подводим итоги на рынке труда и в сфере занятости. Какими факторами можно объяснить то, что в Петербурге число занятых по сравнению с 2022 годом официально увеличилось на 12%?

Дмитрий Чернейко: Объяснить можно только одним: количество форм занятости выросло.

В Петербурге более 600 тысяч самозанятых, более четырех миллионов плательщиков НДФЛ. Если измерять контрактами, сколько трудовых контрактов, контрактов формата ГПХ заключено, то это тоже почти четыре миллиона. Это очень много, столько никогда за всю историю города не было.

Это говорит о том, что количество мест приложения самого разного труда: самозанятых, индивидуальных предпринимателей, работающих по найму, работающих по гражданско-правовым договорам, количество контактов, транзакций резко увеличилось. В городе стало гораздо больше современной экономической активности.

Максим Морозов: Поговорим об обобщённом портрете современного работника, как он меняется в динамике.

Дмитрий Чернейко: В Петербурге, в основном, если брать общее число работающих, то это мужчины, как правило, со средним специальным образованием и выше, имеющие заработок в среднем 63-65 тысяч рублей в месяц.

Максим Морозов: Это в моменте. Если же посмотреть в динамике последних полутора-двух лет?

Дмитрий Чернейко: Лучше, наверное, в динамике трёх лет, потому что за эти три года у нас как раз и появились 600 тысяч самозанятых. Это совершенно другое явление природы.

Если брать в целом по стране, то среднемесячный доход самозанятых составляет 26,8 тысячи рублей. Казалось бы, немного, но это приличная форма легализации занятости, легализации трудовой деятельности и вообще дохода от любой работы. Очень серьёзный сегментище.

Количество работающих на крупных и средних предприятиях в нашем городе — примерно 1,5 миллиона человек, это число не растёт. Количество работающих на предприятиях малого среднего бизнеса — 4 миллиона минус 600 тысяч и минус эти 1,5 миллиона, то есть все остальные.

Максим Морозов: Самозанятость с вашей точки зрения, — это реформа, тектонический сдвиг, революция, вызов для рынка труда и занятости?

Дмитрий Чернейко: Это вариант выжить. Вариант легализоваться. Вариант предоставить гораздо большую гибкость.

Скорость оформления статуса самозанятого — порядка одной-двух минут через мобильное приложение. Заключение соглашения на выполнение работы тоже измеряется минутами. А если мы берём обычные трудовые отношения, попробуйте заключить договор. Это в лучшем случае часы, а стандарт — дни, недели, а иногда месяцы. Современный рынок развивается в другую сторону, на сокращение времени оформления. Это всё транзакционные издержки, это всё к вопросу о том, откуда же сегодня берётся дефицит кадров.

Но, кроме того, что появился институт самозанятых, вообще весь рынок радикально поменялся за последние три года. Представьте, формально до ковида, по 2020 год включительно, в Трудовом кодексе было написано, что есть такая форма, как дистанционная занятость. Мы к ней относились на уровне: «Ну, есть…». Наступил ковид, и мы в городе сразу получили от 600 до 800 тысяч занятых дистанционно. В том числе, за счёт этого экономика города сохранилась. А когда ковид прошёл, выяснилось, что отказываться от этой формы, наверное, не стоит, потому что многим это очень удобно. Более того, выясняется, что человек в дистанте работает, как правило, больше, чем на рабочем месте.

Максим Морозов: Но эффективность работы и контроль за таким сотрудником вызывает большие вопросы.

Дмитрий Чернейко: Если контроль основан на оценке результата работы, это не так сложно, если на процессе — это уже другое. И вообще всё, что связано с регулированием, согласитесь, этого никогда не было и вот оно возникло, причём не в масштабах 1-2%, а сразу сотни тысяч человек. По стране миллионы! Здесь регулирование не отработано в принципе, то есть непонятно, как оценить величину рабочего времени, условия труда, эксплуатацию оборудования, оплату затрат на электроэнергию, на средства связи, на транспорт, перерывы на обед. Какие компенсации здесь возникают?

Максим Морозов: Режим труда и отдыха.

Дмитрий Чернейко: Здесь сплошные вопросы.

Максим Морозов: На которые законодательство пока не отвечает.

Дмитрий Чернейко: Самое главное, что единого ответа здесь не получится. Здесь нужны совершенно новые формы регулирования. Сейчас принят новый закон о занятости, он 12 декабря подписан президентом, опубликован. Документ будет вводиться поэтапно. Но когда этот закон запускался, также было принято решение, что параллельно будет принято несколько законов-спутников, которые упорядочат и самозанятость, и дистанционную занятость, и платформенную занятость, потому что раньше этого никогда не было.

Максим Морозов: Поговорим о законодательной базе и регуляторике самозанятых.

Дмитрий Чернейко:

Сегодня формально самозанятость — это просто налоговый режим. Но в законе о занятости он уже упомянут и, думаю, что в течение года будет более-менее расшито с точки зрения того, что же это за отношения: трудовые, нетрудовые, гражданско-правовые. Здесь есть очень много методологически дискуссионных вопросов.

Максим Морозов: Как соотносится реальная и ожидаемая заработная плата? Как меняется ситуация в динамике?

Дмитрий Чернейко: Хорошо соотносится. Сегодня реальная заработная плата хорошо приближается к ожидаемой. Произошло удивительное: наши оценки практически совпали с оценками клиентов HeadHunter и самого HeadHunter: и по оценке средней зарплаты, и средней предполагаемой зарплаты, и ожидаемой, то есть, что в вакансиях, что в резюме. В этом плане сдвиг произошёл. Почему? Потому что дефицит работников наблюдается по всему спектру. Особенность момента заключается в том, что, если в предыдущие годы мы могли говорить о дефиците квалифицированных кадров, каких-то специалистов по сферам развития, сегодня мы говорим практически о дефиците на 360 градусов.

Максим Морозов: Тотальный дефицит.

Дмитрий Чернейко: По сути тотальный, но когда начинаешь его разбирать…

Там, где громче всего говорят о дефиците кадров, называют сферу, мол «вот там дефицит самый-самый страшный!». Переводим это на русский язык: там самая низкая производительность труда, либо применяются совершенно не те технологии, которые сегодня уже имеются в мире и у нас в стране. Это большая проблема.

Максим Морозов: Я хотел перейти к этому вопросу. Вы не назвали этот сектор экономики, а я позволю себе назвать. Это реальный сектор, промышленность. Руководители предприятий заявляют как раз о сравнительно высоком дефиците кадров.

Дмитрий Чернейко: Есть закон занятости: хоть старая версия, хоть новая. Там чётко определённо, если вакансия заявлена на портальном решении «Работа в России», значит она есть. Если её там нет, значит, этой потребности нет. Это требование федерального закона. Когда мы начинаем работать с определёнными группами предприятий, приоритетных предприятий, которые имеют отношение к оборонной промышленности, есть определённый перечень, возникают удивительные вещи. По нашей оценке, получается, что из заявленных на портале «Работе в России» вакансий, если мы оцениваем штатную численность этих предприятий, процент этих вакансий — 3,8%. Это то, что достаточно просто регулируется за счёт организации производства. Мы вместе с коллегами из комитета по промышленности ведём проект «Производительность труда». В него вошло уже почти 260 крупных предприятий с выручкой 400 миллионов плюс и так далее.

Максим Морозов: Работает Региональный центр компетенций. Его эксперты выезжают на предприятия.

Дмитрий Чернейко: Да, создают команды. Вы знаете, удивительно, приезжаем на предприятие, могу назвать, но не будем никого рекламировать. До начала работы они перерабатывали 20 тонн металла в месяц и получали продукцию. Через четыре месяца — 50 тонн металла. Выручка выросла, выработка выросла, количество сотрудников не поменялось! Ещё раз: не поменялось! Более того, разговор с руководителями предприятия показывает, что они и не планируют расширять штат. Им в принципе хватает этого штата. Они оптимизировали все процессы, вложились в новую технологию, но, тем не менее, у них хороший результат.

Максим Морозов: Что на практике делают эти «волшебники», эксперты Регионального центра компетенции? По сути, это аудит.

Дмитрий Чернейко: По сути, это высокопрофессиональный аудит существующих технологий. Это может касаться офисных процессов, может касаться непосредственно процесса производства, но спектр любой. Региональный центр компетенций — это «Север-Метрополь», «Теремок», а с другой стороны, это тракторный завод или бронетанковый завод. Диапазон, ещё раз говорю, любой! Этот список предприятий публичен, нет ничего секретного. На эти 260 предприятий реально только один кейс, который не сильно хорошо пошёл. Я считаю, что это хороший процент, который показывает, что проект должен развиваться.

Максим Морозов: Ещё вопрос о промышленности. Существуют аналитические данные, согласно которым при развитии новых территорий в черте Петербурга необходимо предусматривать размещение предприятий, в том числе промышленных, обеспечивающих работой не менее 10% жителей. В каких локациях, муниципалитетах, районах наблюдается дефицит мест приложения труда?

Дмитрий Чернейко: Вопрос очень деликатный. Он связан с пространственным планированием и относится к компетенции моих коллег.

С точки зрения рабочих мест, с точки зрения занятости, в городе существует нормативная база, которая говорит, что если доступность рабочего места выше полутора часов — это основание отказаться от работы, это уважительная причина. Если измерять такими мерками, расстоянием до места работы, то, наверное, очень сложный район — Приморский, где народа живёт много, а рабочих мест не очень много, и каждый день из этого района несколько сот тысяч человек должны выехать в поисках работы, вузов и каких-то других форм занятости, а вечером вернуться.

Максим Морозов: По сути, маятниковая миграция внутри города.

Дмитрий Чернейко: Да, это очень тяжёлая нагрузка на всю инфраструктуру. Поэтому закладывать в проектные решения позицию «обеспеченность рабочими местами», безусловно, нужно, но это должны быть далеко не только промышленные рабочие места, потому что люди работают не только в промышленности. Более того, доля промышленных рабочих мест в перспективе не может иметь тенденции к росту, это моё глубокое убеждение.

Максим Морозов: В связи с роботизацией, автоматизацией?

Дмитрий Чернейко: В связи с тем, что там огромный простор для повышения производительности труда. Если мы просто посмотрим на современные промышленные предприятия, то идеал — фармацевтическая промышленность. Мы там в самом производстве людей практически не увидим, и к этому потихонечку подтягиваются другие отрасли. Например, берём универсальный станок и обрабатывающий центр. Хороший обрабатывающий центр заменяет несколько десятков универсальных станков. И он работает 24/7. Если начинаем развиваться в этом направлении, то здесь произойдёт резкое изменение структуры занятости в пользу универсальных, высококвалифицированных и очень высококвалифицированных специалистов. Общее число занятых здесь не может расти, а вот другая сторона — инжиниринг наука, маркетинг. Эти сферы дадут колоссальный рост занятости. Это совершенно другие знания, совершенно другие компетенции. Если эту перспективу хорошо разложить, сделать декомпозицию, станет понятно, как надо поменять структуру предметов в средней школе, допустим. Больше физики, больше математики, больше химии. Решить, с какого класса этого должно быть больше. Для того, чтобы основание этой пирамиды соответствовало тому, что потребуется через 5-10-15 лет после начала обучения в школе. Это стратегическая серьёзная, сложная задачка, но город работает над её решением.

Максим Морозов: Магистральная тема вопрос всего нашего интервью — как решить кадровый вопрос, как удалить кадровый голод. Как стимулировать предприятия, в том числе небольшие, к возрождению института наставничества на производстве, к получению образовательных лицензий, организации учебных аудиторий и лабораторий? Я подчеркну, что речь о небольших предприятиях, потому что не каждый работодатель может это себе позволить.

Дмитрий Чернейко: В городе есть очень хорошие примеры организации профессионального образования, в том числе профессионального образования прямо на предприятии. Но, как правило, это обратная схема. Когда хорошее образовательное учреждение, грамотный колледж: Петровский, Академия имени Котина по факту обучают детей на производствах и занимаются организацией переподготовки взрослых прямо на производстве. Это даёт хороший результат, потому что заниматься методикой образовательной деятельности — отдельная компетенция, и далеко не каждое предприятие может себе это позволить. Здесь есть количественные, качественные, финансовые пределы.

Максим Морозов: Но тогда здесь важна ещё кооперация небольших предприятий с крупным. Крупное предприятие может себе позволить инфраструктуру, классы, лаборатории, получить образовательную лицензию, а сопутствующие предприятия просто направляли бы туда молодых специалистов на обучение.

Дмитрий Чернейко: Соглашусь с вами, но количество предприятий и вообще форм бизнеса, которые в состоянии себе позволить собственный приличный корпоративный университет или приличный учебный центр, а не просто небольшую доподготовку, измеряется единицами. Это, ещё раз подчеркну, отдельный вид деятельности, но в городе существует значительное количество качественных колледжей, которые готовы работать со взрослыми и которые уже работают со взрослыми.

Мы, как комитет, как центр занятости за 2023 год только через академию Котина, через переподготовку, пропустили 550 взрослых. Все они нашли работу! Потратили на это 3-5 месяцев. Не три года как профессионалитет, не четыре года, как обычное среднее профессиональное образование, а несколько месяцев!

Максим Морозов: Это переподготовка взрослых людей. Но для колледжей целевая аудитория — это дети.

Дмитрий Чернейко: Здесь я позволил бы себе немножко поспорить, потому что, если смотреть с точки зрения интересов государства, города и просто граждан, обратите внимание на здание любого колледжа. Оно, как правило, очень хорошо отремонтировано, там есть очень хорошая техника и в хорошем количестве, там есть грамотные преподаватели, мастера, наставники. Это всё есть, город в это вложился! Либо федеральное правительство вложилось, там бывают разные схемы. Эти активы надо использовать! Так вот, если они будут работать не до 16 или 18 часов, а до 22, никто ничего не потеряет. Наоборот, можно выиграть.

Все профессиональное образование города, при том, что оно работает не только на наш город, а на всю страну, особенно высшее профессиональное образование, выпускает на рынок каждый год от 60 до 70 тысяч человек. Многие выпускники колледжей идут учиться в вузы, кто-то попадает в армию и так далее. А места работы меняют 600 тысяч человек. Из этих 4 миллионов экономически активных людей кто-то входит на рынок труда, а кто-то выходит в силу своего возраста и каких-то ещё особенностей. Все потребности рынка, учитывая постоянную смену работы и постоянное изменение квалификационных требований, постоянную реструктуризацию экономики города, вы первичным профобром не закроете! Отрицать его важность просто глупо, его надо максимально развивать, вкладываться в него, но я считаю нормальным использовать его в том числе для переподготовки взрослых.

Максим Морозов: Вторая смена, вечернее отделение?

Дмитрий Чернейко: Почему нет? Где-то вторая, где-то первая, загрузка очень чётко считается. Где-то сетевая форма обучения прямо на предприятиях. Но чем здесь интересны колледжи? У них есть правильные преподаватели, они понимают, как сделать учебный курс, как сделать правильную программу. Ведь это кажется: «Ну, подумаешь, я подошёл к Васе, объяснил ему, как надо делать». Нет, это отдельная наука! Не надо это игнорировать.

Максим Морозов: То, о чём вы сказали — отчасти институт наставничества.

Дмитрий Чернейко: Это институт наставничества, его тоже нельзя игнорировать.

Допустим, в атомной энергетике стандартно при каждой станции есть свой учебный центр. Если вы по какой-то причине два-три месяца не были на работе, то пока вы не прошли переподготовку, вас на работу никто не пустит, физически не пустят и всё. Раз в определённый период времени вы просто обязаны пройти переподготовку. Кто вас учит? Ваши же коллеги, которые имеют большой опыт работы.

Максим Морозов: Я уверен, что в Росатоме за дополнительную работу наставники получают дополнительную оплату. Но я знаю случаи, когда на предприятиях, в компаниях это наставничество воспринимается как обязаловка, которую работодатель не компенсирует.

Дмитрий Чернейко: Я не могу это комментировать, потому что-либо есть конкретный пример, это нарушение трудового законодательства, с этим надо разбираться инспекции труда, либо я этого не знаю. В законе есть очень много нюансов, которые сегодня требуют уточнения, требуют другой формы решения.

Я не исключаю, что коллеги из комитета по промышленности найдут формы субсидирования наставников на промпредприятиях.

Максим Морозов: Чтобы материально заинтересовать человека делиться своими знаниями, чтобы это не воспринималось как дополнительная нагрузка, которая отвлекает от основной работы, от своих KPI, и просто раздражает.

Дмитрий Чернейко: В условиях такого уровня дефицита людей, я думаю, что вопрос с наставниками будет решён в кратчайшее время. Спрос на это огромный.

Максим Морозов: Ещё один важный сегмент — это такси, его мы отчасти коснулись, и сфера общественного питания. Как оценивается дефицит? Какие меры по решению кадрового обеспечения в данных сферах могут быть целесообразными и эффективными?

Дмитрий Чернейко: Ничего не слышал о дефиците водителей такси, я его никаким образом не наблюдаю.

Максим Морозов: В том числе дефицитом водителей объясняют подорожание услуг такси в последние несколько месяцев.

Дмитрий Чернейко: Не могу с этим согласиться. Мне кажется, здесь проблема заключается в том, что появилось новое дополнительное регулирование и дополнительные требования к безопасности в этой сфере, требования к водителям, к их стажу, квалификации и так далее.

Максим Морозов: Получается, что кто-то не соответствует и уходит, получается дефицит.

Дмитрий Чернейко: Кто-то не соответствует, уходит. Но вы видели этот дефицит? Я пользователь такси в нашем городе.

Максим Морозов: Я тоже, но дефицит выражается в повышении стоимости поездки.

Дмитрий Чернейко: Подождите, давайте так, дефицит — это категория рыночная или морально-этическая?

Максим Морозов: Рыночная.

Дмитрий Чернейко: Если возник дефицит, но этот дефицит компенсируется ростом цены, равновесие выстраивается на другом уровне, и люди пользуются этим такси…

Максим Морозов: Вынужденно пользуются! Равновесие выстраивается вынужденно.

Дмитрий Чернейко: Слово «вынужденно», сочетающееся со словом «потребление» выглядит очень хорошо. Если вынужденно, но ты потребил и у тебя всё в порядке, то жаловаться не на что.

Максим Морозов: Это не свидетельствует о том, что ситуация нездоровая?

Дмитрий Чернейко: Вы считаете, что нам надо регулировать цену поездки на такси? Как?

Максим Морозов: Ни в коем случае, всё регулируется рынком.

Дмитрий Чернейко: Как вы здесь отрегулируете рынком? Снижаете требования к качеству? Снижаете требования к безопасности? Зачем?

Максим Морозов: От олигополии переходим к развитию числа сервисов. Это уже, конечно, не ваша компетенция. Вернёмся к вопросу дефицита кадров в таксомоторах. Вы его не наблюдаете?

Дмитрий Чернейко: Если вы говорите, где в такси есть дефицит, реальный дефицит, чтобы его можно было увидеть, посчитать, хоть как-то оценить, если вы это переводите к фактору цен, давайте так: в советское время все ездили на такси? Нет, а цена была 10 копеек за километр.

Максим Морозов: Культура потребления? Поведенческие стереотипы?

Дмитрий Чернейко: Да, почти всё поменялось. Пять-семь лет тому назад такси стоило в два раза дороже, чем сегодня. Качество машин было отвратительное. Более того, этим занимались какие-то странные люди, так называемые «бомбилы». Но сегодня бомбилы, как вы сами сказали, это вымирающий класс.

Если сравнивать сегодняшнюю номинальную цену за поездку на такси с тем, что было пять-семь лет назад, до так называемой «уберизации» процесса, то цена для потребителя до сих пор ниже. Я бы посмотрел на проблему шире. Да, этот рынок начал развиваться, да, поначалу он был очень дешёвым, да, пошло дополнительное регулирование, да, вопросы безопасности вышли на первое место, да, вопросы культуры обслуживания вышли на первое место. И, да, цена начала несколько повышаться. Но мы получили сегмент достаточно качественного, культурного, нормального регулируемого рынка! Я считаю, что это то, к чему надо стремиться во многих других сферах. Это, кстати, образец того, как можно достаточно корректно, без ломки дров, выровнять целую сферу платформенной занятости.

Максим Морозов: Сфера общественного питания.

Дмитрий Чернейко: Более сложная сфера, чем такси, потому что здесь прямой доступ к жизни и к желудку человека. Надо разбираться, что произошло, откуда возник такой дефицит. Он, опять же, весь разный. Гибкость в оформлении людей, обучение людей, технология обслуживания людей, которая требуют то или иное количество обслуживающего персонала.

Максим Морозов: Системные факторы, согласен, но вмешивались здесь и экстрафакторы, которые, скорее всего, повлияли.

Дмитрий Чернейко: Какие экстрафакторы?

Максим Морозов: Мобилизация.

Дмитрий Чернейко: Да бросьте вы.

Максим Морозов: Некоторые повара просто не вышли на работу, как мне рассказывали владельцы заведений.

Дмитрий Чернейко: Есть такие примеры, их отрицать невозможно. Но давайте посчитаем так, в целом по стране – берём три знаменитых фактора: демографическая яма, которая съела всех, мобилизация, от которой слишком много людей ушло на СВО, и кто-то сбежал от мобилизации, эмиграция. Все эти все три и фактора максимум, что могут дать в пересчёте на год — миллион человек на всю страну, это максимум!

Максим Морозов: Дефицит.

Дмитрий Чернейко: Скажем так, затраты на этот фактор. Но всего занятых — 74 миллиона. Теперь посчитайте 1/74 — это существенный фактор для рынка? Надо разбираться в каждом конкретном случае. Поверьте, я знаю рестораны, где проблемы кадров нет, и знаю рестораны, где проблема кадров более чем серьёзная. Она обострилась за последние три-четыре года, но она не носит радикального характера.

Максим Морозов: Предлагаю поговорить про обеление рынка труда.

Дмитрий Чернейко: Теневая занятость есть везде, где есть занятость, во всех странах мира, даже в самых-самых зарегулированных, где уровень экономической активности гораздо выше нашего, превышает 80%, в какой угодно Швеции, Великобритании, Финляндии — и там есть теневая занятость.

У нас на сегодняшний день, если говорить очень жёстко, есть большая проблема легализации занятости в сфере трудовой миграции. Этим сейчас усиленно занимаются и силовики, СК и МВД, и Минтруд. Есть как нормативно-правовые, так и экономические решения. Что касается других форм, касающихся наших граждан, то здесь говорить об огромных масштабах теневой занятости не приходится. По экспертным оценкам, в нашем городе эта цифра не превышает 100 тысяч человек на 4 миллиона, то есть это 1/4000.

Максим Морозов: Вы перечислили госорганы, но всё это органы исполнительной власти, которые работают с теневой занятостью. Но это же ситуативное решение проблемы постфактум. Я хотел бы порассуждать с точки зрения нормативной и законодательной регуляторики.

Дмитрий Чернейко: Если мы говорим про наше население, не про иностранцев, это отдельная история, она реально очень тяжёлая для обсуждения. Сто тысяч на четыре миллиона — это, ещё раз повторю, 1/4000, но для того, чтобы это легализовать, пожалуйста, мы поднимаем минимальную заработную плату.

Максим Морозов: Мало. Динамика не соответствует потребностям.

Дмитрий Чернейко: Динамика очень хорошая. Она превышает темпы роста средней заработной платы, поступления налогов. Растёт достаточно высокими темпами. Это один из стимулов. Дальше мы говорим: «Пожалуйста, уважаемые работодатели, если вы хотите получать льготы и преференции от государства, у вас всё должно быть прозрачно». Совсем мелкий, почти невидимый бизнес, такой, как шиномонтажи, мойки, маленький сервис — он потихонечку вычищается. Но, давайте совсем жёстко – полностью ликвидировать это явление не смог никто. Может быть, нам удастся. Это одна крайность. Вторая крайность — мы считаем, что надо стремиться к нулю. Как? Есть главный метод избавления от таких проблем — изменение сознания всех участников этого процесса.

Максим Морозов: Ух… Долго.

Дмитрий Чернейко: Подождите, кто сказал, что все процессы, связанные с людьми, это быстро? Люди рождаются за девять месяцев…

Максим Морозов: Налоги нужны здесь и сейчас.

Дмитрий Чернейко: Налоги в нашем городе собираются очень хорошо. Собираются более высокими темпами, чем растёт экономика.

Максим Морозов: А могли бы и больше, если бы платили и эти 100 тысяч человек.

Дмитрий Чернейко: Они будут платить.

Максим Морозов: Время.

Дмитрий Чернейко: Послушайте, Максим, вы рассуждаете по-своему, но ведь значительная часть налогов — это не только налог на доходы физических лиц.

Максим Морозов: Это весомая доля.

Дмитрий Чернейко: Это ещё и огромный объём косвенных налогов, таких как НДС, акцизы. Эти налоги платят все, кто пользуется любыми товарами и услугами.

Если я говорю не как чиновник, а как эксперт, то я бы определённую категорию населения вообще освободил от уплаты прямых обычных налогов — до какого-то уровня доходов.

Считаешь себя человеком, который получает доходы ниже определённого уровня, например, двух-трёх минимальных заработных…

Максим Морозов: Это вам быстро нарисуют.

Дмитрий Чернейко: Подождите, дальше система косвенного контроля за потреблением: расчёты только по безналичке. Сегодня уровень информации у государства о том, кто и что тратит, очень высокий. Если инициативы, о которых вы слышали на Налоговом форуме, пройдут, и обоснование крупных затрат опять будет обязательным для граждан... Это уже было, но тогда не было достаточной технологической базы, а сейчас она есть. Тогда, поверьте, уровень легализации поднимется ещё выше, хотя, с моей точки зрения, он и сейчас достигает хороших масштабов.

Максим Морозов: Как в Петербурге в динамике меняется востребованность иностранной рабочей силы и реальное наличие данных работников в городе?

Дмитрий Чернейко: Меняется очень медленно.

За последние пять лет существенного снижения количества иностранцев, работающих в городе, не произошло.

Максим Морозов: Как меняется страновая зависимость, откуда приезжают?

Дмитрий Чернейко: Практически не меняется. Это как были Узбекистан и Таджикистан, так они и остаются. Колебания от 1% до 5% в год в ту или иную сторону есть, но радикальных изменений нет.

Максим Морозов: Существуют ли потребности корректировки законодательной базы в части привлечения работников из дружественных стран, таких как Индия, Бангладеш, Северная Корея, например?

Дмитрий Чернейко: Эти процессы идут. Количество людей из этих стран постепенно становится значимым. Будет ещё более значимым. Когда мы говорим о закрытии проблемы дефицита, в длинную, понятно, что это производительность труда, даже не совсем в длинную, а если надо решать проблему здесь и сейчас, то это либо внутренняя миграция, либо внешняя миграция.

Не надо забывать, что в Петербурге в порядке маятниковой миграции, из области в город, каждый день приезжает почти 550 тысяч человек. А в долгую, на большой период времени, приезжают почти 90 тысяч граждан России. Это на две-четыре недели и больше. На первом месте стоит Москва.

Максим Морозов: Мы в какой перспективе сможем наблюдать работников-мигрантов из перечисленных, например, Индии, Бангладеш, дружественных ныне стран? Какова перспектива упрощения процедуры их легализации здесь?

Дмитрий Чернейко: Не буду раскрывать все детали, но необходимые инициативы со стороны губернатора города Александра Дмитриевича Беглова в адрес правительства Российской Федерации отправлены. Первая реакция есть, сейчас идёт проработка документов.

Максим Морозов: Обсуждается ли возможность того, чтобы в процесс квотирования включались работодатели, которые могли бы обозначить, сколько сотрудников необходимо привлечь в конкретную организацию целевым образом?

Дмитрий Чернейко: Когда мы говорим о странах, с которыми у нас безвизовый режим, то здесь квот не существует уже длительное время. Если мы говорим о странах с визовым режимом взаимодействия с Российской Федерацией, таких как Индия, Бангладеш, здесь есть механизм квотирования. Он достаточно инновационный, и ровно на эту тему ушли соответствующие документы от губернатора в правительство Российской Федерации. Идёт проработка.

Максим Морозов: Всё равно в рамках региона, то есть заказчиком будет не работодатель, а регион.

Дмитрий Чернейко: Почему? Заказчиком всегда выступает работодатель.

Максим Морозов: Опосредовано.

Дмитрий Чернейко: Квоты строго формируются исключительно на основании заявок работодателей.

Максим Морозов: Опосредованно, всё равно через субъект Федерации.

Дмитрий Чернейко: Мы своих работодателей прекрасно понимаем, прекрасно знаем, они нас тоже знают. Идёт нормальный, совершенно разумный диалог. Другое дело, что сроки надо сокращать, и здесь есть определённая процедура, этим мы как раз сейчас занимаемся. Планируем сократить процедуру, чтобы это было не шесть месяцев, а хотя бы три или ещё меньше.