СЕРГЕЙ ШВЕЦОВ: О «зелёном» финансировании, цифровом рубле и рисках криптовалют

Прототип цифрового рубля должен появиться в конце 2021 года, его дальнейшую судьбу ЦБ определит совместно с участниками рынка. Он будет иметь хождение наравне с традиционным рублём, но только в виде уникального кода, хранящегося в электронном кошельке. Причём код можно будет использовать и в офлайн-режиме. Также среди обсуждаемых нововведений – распространение страхования вкладов на предприятия МСП, образовательные и медицинские учреждения. В свою очередь, компании, которые эффективно используют природные ресурсы, улучшают окружающую среду и смягчают эффект от изменения климата, получат ряд финансовых возможностей. Подробнее об инициативах, а также об отношении регулятора к криптовалютам и стимулировании розничных инвесторов – в эксклюзивном интервью шеф-редактора Business FM Петербург Максима Морозова с первым заместителем председателя Банка России Сергеем Швецовым.

Максим Морозов: Сергей Анатольевич, какова роль Банка России в развитии «зелёного» финансирования и, в целом, «зелёных» проектов?

 

О «ЗЕЛЕНЫХ ПРОЕКТАХ»

Сергей Швецов: Мы, как регуляторы рынка капитала, принимаем непосредственное участие в развитии этого направления на российском финансовом рынке. У нас, внутри Центрального банка, на постоянной основе действует рабочая группа.

Первая тема - это создание линейки инструментов, которые либо предназначены для тех компаний, которые являются «зелёными», это «зелёные» инструменты, либо те, которые финансируют трансформацию из так называемых «коричневых» в «зелёные» – трансформационные облигации. Немножко разные вещи, но суть одна и та же - деньги идут на улучшение экологии.

Второе направление - это учёт рисков в регулировании. Сейчас идёт большая дискуссия на международном уровне, как трансформируются ESG-риски в классические риски, которые регулируют центральные банки во всём мире.

Максим Морозов: Какие рекомендации, в том числе методические, могли бы стимулировать развитие финансирования «зелёных» проектов?

Сергей Швецов: Уже выпустили рекомендации для советов директоров по внедрению ESG в повестку публичных компаний. Мы, кстати, хотим применить тот же самый подход, который применяли для другого мягкого регулирования, кодекс корпоративного управления по этим рекомендациям. То есть, «соблюдай или объясняй». Соответственно, в раскрытии информации, в годовых отчётах общества должны раскрывать своим инвесторам информацию о том, как они соблюдают эти принципы, и, если не соблюдают, то почему. То же самое касается статуса компании относительно ESG-принципов.

И очень важно, чтобы всё это раскрытие отвечало двум признакам:

• первое, чтобы оно было более-менее стандартизировано, чтобы инвесторам было легче сравнивать.
• второе, чтобы оно было верифицировано, чтобы не происходило, скажем так, введение в заблуждение инвесторов или «грингвошинг».

Грингвошинг - это когда под видом «зелёного» инструмента, на самом деле, выпускается что-то другое, и инвестор вводится в заблуждение.

Максим Морозов: А-ля мисселинг?

Сергей Швецов: Да, мисселинг. Мисселинг - это широкое понятие. Грингвошинг - это часть. Поэтому создаётся таксономия. Мы обратились к ВЭБ.РФ с просьбой взять это на себя. Наше предложение было поддержано. Минэкономразвития взял на себя эту функцию. Плюс к этому, мы, как орган, ответственный за регулирование рынка ценных бумаг, будем вносить изменения в 706 положение об эмиссии, как должен строиться облигационный выпуск, если он претендует на «зелёность». Мы уже договорились синхронизировать ту таксономию, которую делает ВЭБ.РФ с нашим положением об эмиссиях.

Мы, кстати, первично выпустили документ более года назад. И те выпуски, а их сегодня уже 16, которые есть на Московской бирже: это один субфедеральный выпуск, Москва выпустила буквально сейчас 11 «зелёных» корпоративных и четыре выпуска социальных корпоративных. Они выпущены по действующим правилам. Они достаточно жёсткие. Если деньги используются нецелевым образом, эмитент должен сразу погасить такую облигацию. Будут более мягкие правила, будут несколько допустимых опций: что делать, если тарификатор обнаружил нецелевое использование.

Максим Морозов: Как в принципе стимулировать компании, направлять капитал на «зелёные» проекты?

Сергей Швецов: Бизнес стимулирует желание приносить прибыль своим инвесторам в долгосрочной и краткосрочной перспективе. И всегда есть дилемма, на что больше обратить внимание: на краткосрочный или на долгосрочный результат. Так вот, сам термин «устойчивое развитие» переводится на русский язык, как «достижение текущих результатов не за счёт компрометации будущих результатов». То есть, вы не должны вести свой бизнес таким образом, чтобы сегодня получить хорошую прибыль, но завтра оказаться банкротом.

Выбор между краткосрочным и долгосрочным очень сильно связан с KPI, с вознаграждением менеджмента и с политикой совета директоров по балансировке интересов, извините за иностранное слово, разных стейкхолдеров. Под «стейкхолдерами» мы понимаем интересантов. Кто интересант любого общества? Это его акционеры, трудовой коллектив, его кредиторы, получатели продукции, население, которое живёт вокруг заводов, дышит воздухом, который эти заводы иногда загрязняют. Все стейкхолдеры имеют разные интересы. И роль совета директоров:

• искать баланс между этими интересами.
• балансировать между «сегодня» и «завтра».

Тема устойчивого развития означает, что компания, а, прежде всего, советы директоров, и именно этому посвящены наши рекомендации, должны переориентировать своё внимание с краткосрочных историй на более-менее долгосрочные. Если в долгосрочной перспективе совет директоров видит, что продукция просто перестанет быть востребованной, он должен заранее предпринимать меры на то, чтобы произошёл так называемый переход от «коричневого» производства к «зелёному». И для этого нужны деньги, для этого нужны стратегии, для этого нужно время, специалисты. Вся тема «зелёного» финансирования как раз и говорит о том, что мы создаём условия, когда предприятия, которые намерены осуществить трансформацию, смогут найти необходимый ресурс.

 

О КВАЛИФИЦИРОВАННЫХ ИНВЕСТОРАХ

Максим Морозов: Ещё одна интересная тема - это квалификация инвесторов. Какие предложения участников финансового рынка обсуждаются в связи с принятием законопроекта, который даёт возможность юридическим лицам самостоятельно признавать себя квалифицированными инвесторами? И какие из них окажутся наиболее рациональными?

Сергей Швецов: Это один из самых сложных, наверное, вопросов, который имеет и судебный подтекст, потому что было много судебных заседаний с разными решениями. Он имеет и бизнесовый подтекст, потому что если инвестор неквалифицированно использует деривативы в своей работе, он может подвергать свою компанию достаточно большим рискам. Это и вопрос консультирования, когда предприятие может получать советы от финансового посредника, а финансовый посредник неправильным образом регулирует внутренний конфликт интересов, и во главе угла ставит продажу продукта своему клиенту нежели определение того, нужен ли он, и если нужен, то каким образом его применять в стратегии хеджирования.

Грубо говоря, мы пришли к достаточно простой модели, которую сейчас завершаем обсуждать с рынком:

1. есть инвесторы, очевидно, квалифицированные, это крупнейшие компании, которые способны нанять специалистов, которые способны создать необходимые IT-компетенции для учёта всех своих рисков. И если они этого не делают, это скорее по халатности. В общем, подход достаточно древний. Его используют в других странах: если ты большой, то считается, что ты сам можешь за себя постоять.

2. Следующая категория - это априори неквалицифированные инвесторы. Действительно, очень маленькие игроки, которые не способны оценить те риски, которые несёт рынок деривативов, и им нужно совершенно по-другому продавать эти инструменты, им нужно продавать их на основе более широкого раскрытия информации. Причём даже не информации о самом инструменте, а о том, как этот инструмент может себя вести при разных стресс-сценариях, и как это может повлиять на деятельность компании. Здесь финансовый посредник так же, как в аптеке, при продаже сложных препаратов должен ещё человеку задать много вопросов, объяснить ему много информации, прежде чем продать ему такой препарат. А если у вас есть финансовое консультирование, это то же самое, что рецепт. Значит, уже кто-то определил ваш диагноз и рекомендовал вам то или иное лекарственное средство. Поэтому неквалифицированным инвесторам просто так продать это будет невозможно. С ними нужно будет выстраивать достаточно глубокие отношения для того, чтобы понять их бизнес-модель и рекомендовать именно то, что не просто их не убьёт, а будет им полезно.

3. Промежуточная категория, которая не подпадает ни под понятие «квалифицированные» в силу закона, ни под «неквалифицированные» в силу закона, это самое сложное. Что с этим делать? Много рядили, создавали какие-то критерии, есть ли там какие-то компетенции, какие-то люди в штате, нет этих людей. В общем, мы пришли к выводу, что в итоге ответственность за предприятие несёт совет директоров. Мы предположили, что

3.1. если менеджмент считает, что сформированы внутренние компетенции, он предлагает совету директоров признать себя, самопризнаться в качестве квалифицированного инвестора. И в этом случае финансовый посредник будет относиться к клиенту, как к квалифицированному инвестору.

3.2. Если же совет директоров сочтёт, что они хотят иметь защиту в роли неквалифицированного инвестора, то таковым они будут либо по умолчанию, либо если ранее кто-то их квалифицировал, как «квалов», будут квалифицировать себя обратно в «неквалов». Это просто другой режим общения с финансовым посредником.

Но мы хотим, чтобы к этой промежуточной категории финансовый посредник, тем не менее, присматривался. Если он видит, что компания совершает явные ошибки, вступал с ней в диалог, пытаясь понять, что она делает, зачем, и предлагал бы ей консультационные сервисы, чтобы она не теряла деньги.

Максим Морозов: Сергей Анатольевич, каким в Банке России видят развитие института розничных инвесторов? Здесь и участие в первичных размещениях и прочее? И что даст возможное появление единого реестра квалификации инвесторов?

Сергей Швецов: У нас немножко молодой финансовый рынок. Это и хорошо, и плохо одновременно. Мы прошли путь, который наши коллеги за рубежом шли гораздо дольше: 100 лет, 200 лет, 300 лет. Например,

корпоративному управлению в Великобритании - несколько сотен лет. Фондовый рынок Соединённых Штатов работает гораздо больше 100 лет. Одна Великая депрессия, как иммунитет, очень много дала для развития этой системы.

Мы же фактически начали заново в 1991 году. Дальше появлялось законодательство, появлялись инструменты. Большой, скажем так, толчок развитию дала приватизация. Но это не значит, что мы приобрели как нация некий иммунитет от неправильных действий.

Если посмотреть на то, как люди присутствуют на фондовом рынке в России и в других странах с более длинной историей, то мы увидим феномен, что у нас большинство активно торгует, а меньшинство передаёт свои средства в доверительное управление. В Соединённых Штатах и в Европе ровно наоборот. Это означает, что в значительной степени сегодня люди приходят и делают операции на фондовом рынке под давлением финансовых посредников, которые заинтересованы в том, чтобы они совершали побольше операций, потому что они получают с этого больше комиссии.

Наша задача - направить инвестиции российских физических лиц в более, скажем так, пассивные стратегии, которые не предполагают активной торговли. А ещё лучше - в доверительное управление, где за их средства будут отвечать профессиональные инвесторы, которые во всём мире играют ключевую роль.

Максим Морозов: Сергей Анатольевич, какими темпами увеличивается число частных розничных инвесторов? По-моему, уже более 10 миллионов человек в России. И как стимулировать выход малого и среднего бизнеса на фондовый рынок? Потому что это может рассматриваться как одна из мер капитализации, поддержки.

Сергей Швецов: Самой по себе гонки за количеством людей нет, это не является целью. У нас достаточно мало состоятельных людей, и поэтому

Банк России всегда говорит, что у человека должна быть подушка безопасности, которая должна не инвестироваться, а сберегаться с помощью сберегательных инструментов.

Сберегательные инструменты должны быть в идеале ликвидные, абсолютно надёжные и позволять компенсировать инфляцию.

Примерно эту функцию выполняют банковские вклады. Они защищены системой гарантирования АСВ, которое управляет этим фондом. В любой момент человек может прийти в банк, с потерей процентов, правда, но забрать средства, если у него возникла соответствующая жизненная ситуация.

И третье, ставки по вкладам. Как правило, можно найти банк, где ставки по вкладам равны или чуть больше, чем инфляция. Сейчас появляются маркетплейсы, которые дают человеку возможность получить доступ сразу к нескольким банкам и выбрать ставку, которая его устраивает. Так как

все банки защищены гарантией АСВ в пределах 1,4 миллиона, то абсолютно неважно, в какой банк вы положите свои денежные средства, здесь не нужно иметь специальных знаний. Выбираешь ставку побольше, и просто следишь, чтобы 1,4 миллиона не нарушать, потому что иначе могут быть неприятности.

Мы не хотим, чтобы люди использовали сложные финансовые инструменты, инструменты с большим риском, чем сберегательные для подушки безопасности. Если у человека есть подушка безопасности, либо он сознательно хочет приобрести новые навыки, понять, как работает финансовый рынок, а иногда люди просто хотят получить адреналин - разные причины, почему на рынок капитала идут люди - да, пожалуйста, они могут воспользоваться брокерскими услугами, услугами доверительных управляющих. Для стимулирования такого процесса созданы индивидуальные инвестиционные счета. И достаточно активно брокеры сейчас это всё продают.

Максим Морозов: Что касается малого и среднего бизнеса?

 

О МСБ…

Сергей Швецов: Дело в том, что в отличие от депозитов, где, в общем-то, само размещение подушки безопасности носит пассивный характер, разместил - забыл,

инвестиция — это ежедневное отслеживание позиций, принятие управленческих решений. Это мониторинг рисков, понимание рисков, управление этими рисками.

Либо надо сесть на индекс, тогда уже не дёргаться.

Средний человек, даже если начнут выпускать малые, средние, крупные предприятия, не имеющие рейтинга облигаций, не способен оценить эти риски. Поэтому, в принципе,

облигация как таковая - это не продукт, который предназначен для предприятия малого и среднего бизнеса. Для них больше показаны такие инструменты, как секьюритизация однородных портфелей.

То есть, если банк в силу недостатка капитала хочет продать часть своего портфеля, он берёт предприятие с одним риском и заворачивает их публикации, рейтинговое агентство присваивает рейтинг.

Либо сейчас развивается новый элемент – такие платформы, как краудфандинг, краудинвестинг. Но здесь тоже важно, чтобы платформа, которая размещает такого рода займы для малых и средних предприятий действовала не механически, просто есть юридическое лицо, и она выпускает токены и облигации, а она бы глубоко сама осуществляла анализ рисков и последующий мониторинг.

Мы видим потенциал этого сегмента во взаимодействии с компаниями электронной торговли, которые сегодня развиваются, сами выходят на биржу, как, например, Ozon, и которые обладают достаточно большой информацией об успешности своих клиентов, которые через эти электронные супермаркеты продают свою продукцию. И они вполне могут на основе тех данных о продажах, которые у них есть, построить некие скоринги. Потому что, ещё раз, рейтинги здесь не подойдут. Стоимость рейтинга здесь настолько высока, что для малого предприятия абсурдно получать рейтинг рейтингового агентства, потому что он за это заплатит гораздо больше. Лучше тогда пойти в банк и взять кредит.

Но если мы говорим о компаниях электронной коммерции, которая одновременно, как правило, являются хорошими IT-компаниями, потому что ядро - это всё-таки IT, если они с краудфандинговыми структурами будут заключать соглашения, делать скоринг и последующее отслеживание, эта бизнес-модель будет весьма успешная. И стоимость такого финансирования для малого и среднего бизнеса будет меньше, чем стоимость банковского финансирования. А населению это позволит зарабатывать дополнительные деньги. Эта индустрия сейчас начинает появляться.

Максим Морозов: Сергей Анатольевич, как бы Вы оценили возможность распространения системы страхования вкладов на юридических лиц и финансовые инвестиционные инструменты? При каких условиях такая инициатива могла бы быть реализованной? Я знаю, что это сейчас активно обсуждается.

 

О СИСТЕМЕ СТРАХОВАНИЯ ВКЛАДОВ

Сергей Швецов: Давайте мы всё-таки вернёмся к логике. Логика страхования означает, что я не занимаюсь бизнесом, я либо сберегаю, либо для меня это просто расчётные счета. И так как я не являюсь квалифицированным инвестором, я не могу оценить риски банка, поэтому я хотел бы, чтобы у меня было что-то застраховано. Если же я покупаю сознательно какие-то ценные бумаги, несущие для меня риски, то природа этой страховки выглядит немножко странно.

Мы сделали такое страхование на уровне пенсионных фондов. Оно носит коллективный характер. Но там достаточно серьёзным образом ограничена инвестиционная декларация. Банк России проводит стресс-тестирование, и вероятность банкротства пенсионного фонда настолько низка, что создание этой гарантии не очень обременительно для системы в целом.

Если же мы будем применять такое гарантирование для физических лиц, которые покупают и продают ценные бумаги, то эта страховка будет очень дорогая. Кто-то за неё должен будет заплатить, потому что сами риски очень высоки.

Теперь возвращаемся к предприятиям, которые держат просто счета в банках. Страховка такая возможна. И мы уже для мелких предприятий её сделали. Сейчас будем думать, как её расширить на более серьёзный круг компаний, но мы не хотели выходить пока за 1,4 миллиона. Поэтому крупным компаниям она, в принципе, будет не очень интересна. А тем компаниям, которые, в среднем, имеют в банке меньше, чем миллион рублей, она будет интересна.

Максим Морозов: Такая сакраментальная цифра – 1,4 миллиона, откуда она возникла?

Сергей Швецов: Потому что её повышали, повышали, дошли до 1,4 миллиона. Она несколько больше, чем нужно, с моей точки зрения. Потому что подушка безопасности от шести до 24 месяцев. Если мы с вами посчитаем, возьмём калькулятор, среднюю зарплату в России – примерно 45 тысяч рублей, могу ошибаться, – и умножим на максимальную величину – 24 месяца, мы получим 1 миллион 80 тысяч. То есть, 1,4 миллиона - это с запасом относительно средней подушки и максимальной величины этой подушки. Мы берём 24 месяца и берём среднюю зарплату, получаем 1 миллион 80 тысяч. То есть, 1,4 миллиона - это с запасом. Поэтому вопросы сбережений 1,4 миллиона покрывает, точно совершенно. В разных странах это по-разному, где-то есть больше, где-то есть меньше, но здесь надо отталкиваться от возможностей самого фонда страхования вкладов. Сейчас он должен достаточно много денег Центральному банку. На горизонте двух-трех лет задолженность будет погашена, и как раз учитывая это, мы думаем вместе с АСВ относительно расширения покрытия для большего количества предприятий, образовательных учреждений, муниципальных предприятий. Это хорошо и для конкуренции, потому что даёт шанс небольшим банкам, не имеющим рейтинга, получать финансирование с рынком под эту страховку.

Максим Морозов: Сергей Анатольевич, в чём заключается позиция Банка России относительно криптовалют? С какими рисками связаны инвестиции в такого рода инструменты?

 

О КРИПТОВАЛЮТАХ

Сергей Швецов: Криптовалюты изначально задумывались как инструменты обхода действующего регулирования. Это касается и валютных ограничений в ряде стран, и законодательства об отмывании и финансировании терроризма. А когда явление стало разрастаться, и регуляторы занялись этой тематикой, мода на криптовалюты, выпуск криптовалют сильно снизилась. Потому что если вы не можете использовать криптовалюту в этих целях, зачем она нужна, не очень понятно.

Но, тем не менее, какие-то операции с помощью криптовалют бизнес совершает. Рост этого рынка небольшой, но есть. Сама по себе валюта не является обязательством. Вот российский рубль или другая валюта, выпущенная Центральным банком, несёт в себе обязательства Центрального банка:

- с одной стороны, обеспечивать её покупательную способность через управление инфляцией,

- с другой стороны, государство обязывает все предприятия использовать её в качестве средства платежа. И это понятная история. За криптовалютами нет Центрального банка, и никто не гарантирует её стоимость. В этом смысле она не может выполнять все функции денег. Да, с помощью неё кто-то совершает расчёты, но она не является мерой стоимости, потому что её волатильность очень высокая.

Максим Морозов: Тогда что это? Товар?

Сергей Швецов: Мы считаем, что это - хотите верьте, хотите нет - высокотехнологичная финансовая пирамида. Потому что рост криптовалют происходит за счёт притока новых покупателей. Так как объём в обращении криптовалют в соответствии с их формулами ограничен, то приток новых покупателей порождает рост стоимости, просто спрос-предложение. Но парадокс заключается в том, что за криптовалютой вообще нет никаких обязательств.

Максим Морозов: Она не обеспечена ничем.

Сергей Швецов: Это воздух, который, благодаря хайпу, покупают инвесторы, но в какой-то момент эта пирамида развалится. Она развалится неминуемо. За криптовалютами следуют стейблкоины, за которыми есть какое-то обеспечение каких-то гарантий, а за стейблкоинами следуют цифровые валюты центральных банков. Я считаю, что и первая и вторая категория, как деньги, ограничены и в будущем неминуемо их ждёт обвал стоимости, потому что за ними ничего нет.

Максим Морозов: Стейблкоины отличаются тем, что их имитируют организации, они не майнятся?

Сергей Швецов: Стейблкоины выпускают эмитенты, которые как раз и гарантируют, что они «стейбл». А стейблкоины тоже бывают разные. За ними может стоять конкретное покрытие. Например, я депонировал золото в банке и выпустил токены, как расписки на это золото. Соответственно, владелец этого токена теоретически может получить это золото. Будет стейблкоин на золото.

Максим Морозов: В этом ничего страшного нет. Просто это форма предъявления.

Сергей Швецов: Просто это суррогат, который привязан к какому-то товарному активу или ещё к чему-то. В то время как просто криптовалюта вообще ни к чему не привязана, и за ней вообще ничего нет. Но у стейблкоинов тоже есть ограничение.

Во-первых, нужно брать где-то золото, его депонировать. Если золота этого нет, а я просто обещаю поменять коин на золото, возникают кредитные риски, и вы, покупая такие коины, можете столкнуться с тем, что их эмитент откажет вам. Этот «стейбл» обеспечивает стабильность этих коинов.

Плюс к этому возникает вопрос: «А что с процентами?» Потому что у классических валют есть денежно-кредитная политика, которая обеспечивает процент. А по таким валютам никакого процента нет. И если государство допускает обращение стейблкоинов как средство платежа, то зашумляется трансмиссионный механизм денежно-кредитной политики. Это вызов уже для национальной валюты. Поэтому у многих стран есть прямой запрет, в том числе, в России.

В законе о Центральном банке есть статья, которая говорит, что использование денежных суррогатов в Российской Федерации запрещено.

Это защищает не просто суверенитет рубля. Это защищает эффективность денежно-кредитной политики, потому что при прочих равных, если бы механизм был зашумлён, колебания процентной ставки пришлось бы делать более высокими, что для экономики, конечно, плохо.

Нам не нравится тема, мы не считаем криптовалюту финансовым активом. Мы считаем, что

криптовалюты - это финансовая пирамида, хотя признаём, что сама технология, на которой она построена, перспективна и может быть использована на финансовом рынке для других целей.

Я имею в виду распределенные реестры, майнинг и всё такое.

Максим Морозов: Сергей Анатольевич, в этом смысле перспективы цифрового рубля? Я знаю, что сейчас проходит мозговой штурм, на сайте Центрального банка вышла публикация, приглашаются все заинтересованные участники финансового рынка выразить свои предложения по развитию цифрового рубля. Какие предложения сейчас поступают, какие кажутся наиболее эффективными?

 

О ЦИФРОВОМ РУБЛЕ

Сергей Швецов: Мы прошли этап общественного обсуждения. Выпустили сначала консультативный доклад. Было много встреч с участниками рынка. Потом подвели итоги. Сейчас делаем прототип. Эта технология должна сделать расчёты ещё более дешёвыми.

Рынок высказался не только в поддержку онлайн-расчётов, но и офлайн-расчётов. Нужно будет создать технологию, как цифровой рубль переходит с кошелька на кошелёк, когда нет интернета. У нас не 100% покрытие, иногда бывают и сбои с интернетом. Поэтому он должен работать не хуже, чем наличные и безналичные деньги. Он должен взять позитив и наличных, и безналичных денег. Поэтому и называем его третьей формой денег.

И так как фактически крипторубль или цифровой рубль, мы больше любим это название, является прямым требованием к Центральному банку Российской Федерации, устраняется посредник в виде кредитной организации. Поэтому расчёты будут гораздо дешевле, быстрее, с меньшим количеством ограничений, которые сегодня есть в отношении безналичных расчётов.