МИХАИЛ ГАЛЬПЕРИН: Будем надеяться, что эпидемия быстро пройдет и мы не успеем привыкнуть к ограничениям

Айгуль Абдуллина: По словам директора Совета Европы по правам человека, ограничения должны быть рациональны, адекватны масштабам эпидемии и ограничены по времени. Насколько в этом смысле сопоставимы меры по реагированию на коронавирус в России и в Евросоюзе, как вы считаете?

Михаил Гальперин: Действительно, такие требования появляются к любым ограничениям, которые вводятся государствами в любой ситуации, в том числе в такой. Понятно, что здесь, в основном, сами государства определяют размер угрозы и, собственно говоря, от этого зависит пропорциональность принятых мер. Мы обсуждали, что очень многие страны Совета Европы вообще ввели ситуацию чрезвычайного положения, обсуждали меры, которые Франция ввела в виде, например, автоматического продления мер пресечения для лиц, находящихся под стражей, без суда, и большие штрафы, многотысячные, в связи с выходом из дома. То есть, конечно, те меры в целом, которые в Западной Европе принимаются, они намного более, можно сказать, жесткие, чем принимаются сейчас в Российской Федерации. Но этот опыт эпидемии показывает, что здесь как раз во многом на государствах лежит обязанность, собственно, адекватно оценить те меры, которые необходимы, и установить, действительно, чтобы они были пропорциональны и адекватны самой угрозе.

Айгуль Абдуллина: В каких моментах для государства наступает режим ввода ЧС? Как вы считаете, есть ли водораздел некий?

Михаил Гальперин: Ну, каждое государство решает для себя. В принципе, режим ЧС – это такой общий правовой режим, то есть это определенная заготовка уже тех мер, которые могут быть приняты. Но, соответственно, многие государства отказываются от этого и не объявляют это состояние, считая, что, действительно, можно ограничиться пока только определенным набором мер, но не совокупностью мер, которые предоставляются. А это, фактически, чрезвычайно, как следует из этого названия, в том числе чрезвычайные полномочия органов власти. Пока, как вы знаете, многие страны, включая Российскую Федерацию, воздерживаются от такого правового режима и в целом сохраняют в нормальном режиме работу органов государственной власти, конечно, не предоставляя им какие-то чрезвычайные полномочия. При этом, конечно, это устанавливается законодательством, продолжаем наращивать борьбу с эпидемией.

Айгуль Абдуллина: И, если посмотреть на ситуацию ретроспективно, то мы вспомним, что после 11 сентября по всему миру резко усилились меры безопасности, они выразились, в том числе, в более жестком контроле за людьми – это и проверки в аэропортах, и чтение переписки. Как вы прокомментируете многочисленные опасения, что коронавирус может стать толчком для нового ограничения прав человека?

Михаил Гальперин: Это очень хороший вопрос, во многом это, конечно, не только вопрос политики и права, это вопрос психологии людей. Вы знаете, наверное, и ваши слушатели, те, кто бывали в азиатских странах, в Китае, они видят, что многие люди носят маски на улице и без эпидемии, это определенно их психологическая защита, они хотят себя чувствовать уверенными. Поэтому, наверное, те меры, которые – мы к ним, например, привыкли, досмотры в аэропортах – вот нужно себе представить, что 30 лет назад вообще можно было пройти на борт самолета без даже предъявления паспорта, на внутренние рейсы, и без какого-либо осмотра. Мы к этому привыкли, и, более того, мы требуем как люди, как граждане, от государств, чтобы они обеспечили нам этот уровень безопасности. Здесь во многом будет зависеть от того, какие будут ожидания общества и насколько мы сами, в том числе, сможем преодолеть этот страх совершенно оправданный, который у людей и возникает в связи с этой эпидемией. Конечно, государства, правительства действуют, прежде всего, реагируя на те ожидания, угрозы и страхи, которые есть у людей для того, чтобы люди могли себя почувствовать в безопасности. Но все-таки будем надеяться, что эта эпидемия быстро пройдет, и эти меры будут краткосрочными, то есть мы с вами не успеем к ним привыкнуть.

Айгуль Абдуллина: Очень хотелось бы в это верить, но и поговорить о конфликте фундаментальных прав, на жизнь и здоровье, например, и передвижение, с другой [стороны]. Вы сказали, что, с юридической точки зрения, ущемление интересов одних лиц возможно, когда ситуация представляет опасность для всех. Но ведь есть ряд отраслей, как общепит, скажем, туризм, где представители прямо заявляют, что их жизнь и здоровье пострадают серьезнее, если бизнес разорится. И они в этой связи просят снять ограничения на посещение заведений, потому что смогут ограничить количество посетителей, в отличие от многих работающих сегодня предприятий. Вот как к такой правовой коллизии относиться?

Михаил Гальперин: Действительно, здесь более широко это взяли, это не просто вопрос коллизии прав, это вопрос экономической поддержки наиболее пострадавших слоев населения и бизнеса. И здесь государства, как вы знаете, в том числе и наше, принимают значительные меры – налоговые каникулы, кредитные льготы, снижение налогообложения и так далее. Кстати, мы видим, и были новости в последние дни из многих государств, что постепенно, во всяком случае, задумываются о том, чтобы немножко ослабить вот эти ограничения, которые есть по объектам общественного питания, как-то в ограниченных возможностях при соблюдении всех норм все-таки допустить туда людей. Посмотрим, что будет дальше, но совершенно точно, что государства всех стран понимают, что, все-таки есть, действительно, те сферы бизнеса, которые наиболее пострадали, и здесь во многом тоже от государства зависит то, как их поддержать.

Айгуль Абдуллина: Сложно с этим спорить. Система распознавания лиц порождает конфликт двух общественных интересов также – чувства безопасности и права на конфиденциальность. С вашей точки зрения, представляет ли она угрозу гражданским свободам?

Михаил Гальперин: Смотрите, мы же с вами и так живем в беспрецедентном мире цифровом, электронном, то есть все наши движения в том или ином виде фиксируются. И, кстати, в этом смысле интересно – рассказ министра юстиции Армении, который выступал на сессии, который рассказал о том, что в Армении вообще вводится практически тотальное фиксирование и отслеживание контактов людей с помощью мобильных телефонов, чтобы проводить так называемые санитарные расследования. Если человек заболел и выявлен коронавирус, можно отслеживать его контакты по его звонкам и перемещениям мобильного телефона. Правда, тот же министр юстиции Бадасян отметил, что правительство гарантирует, что по завершению пандемии все эти данные будут удалены, чтобы граждане, соответственно, не боялись их использования. Но, вы знаете, мне кажется, что это как раз тот случай, когда как раз высокий уровень технологического развития помогает справиться с пандемией. Представьте себе, что, если бы у нас не было дистанционной торговли, онлайн-торговли, сервисов заказа такси и так далее – наверное, пережить эпидемию было бы намного сложнее, чем в том цифровом обществе, в котором мы живем.

Айгуль Абдуллина: Это было бы довольно страшно. Ну, и последнее о страхах. Сегодня многие благотворительные и правозащитные организации во всем мире говорят об угрозе резкого всплеска домашнего насилия. Ранее вы говорили, что проблема несколько преувеличена в России – как вы сегодня рассматриваете ситуацию с учетом изменившихся обстоятельств и какие механизмы защиты вы видите?

Михаил Гальперин: Ну, мы так об этом никогда не заявляли, эта, проблема, действительно, есть, и это проблема, вообще, не только домашнего насилия, но и любого насилия в отношении детей и любых людей, естественно, членов семьи. Генеральный секретарь Совета Европы на пленарном заседании прямо высказалась о том, что Совет Европы тщательно отслеживает эту ситуацию во всех странах, это специально про Россию не говорилось как-то, но эту проблему Совет Европы видит, и важная, кстати, в том числе, функция министерства юстиции – все-таки обеспечить правовую помощь, в том числе адвокатами, и возможность обращаться гражданам, которые пострадали от преступления или от посягательства на их свободу, к юристам в любой ситуации, в том числе в условиях пандемии. И это, кстати, то, чем сейчас занимается министерство юстиции – это, все-таки, обеспечение права адвокатов защищать своих подопечных, своих клиентов, и право людей в любой ситуации, даже в домашней изоляции, в условиях пандемии, все-таки иметь квалифицированную юридическую помощь для того, чтобы никакой из таких фактов, о которых вы сказали, мог бы быть скрыт, ссылаясь на режим эпидемии.