«Бандитский Тихвин»: исследователи опубликовали уникальные документы XVII века

«Бандитский Тихвин» как предшественник «бандитского Петербурга». Учёные опубликовали уникальные материалы судебных дел из фондов Тихвинского архива, хранящиеся в Санкт-Петербургском институте истории РАН. Речь идёт о бытовых конфликтах второй половины XVII века, которые происходили между жителями посада и разбирались монастырскими властями. Среди наиболее громких «кейсов» – «дело гусляров», самоуправство приказного слуги, который держал в страхе местное население, а также тяжба падчерицы и отчима с сексуальным подтекстом. Виртуальное путешествие в преступный мир «бунташного века» – в интервью шеф-редактора Business FM Петербург Максима Морозова с исследователем из Высшей школы экономики в Петербурге Виталием Клеймёновым.

Максим Морозов: Что на тот момент представлял собой Тихвинский посад?

Виталий Клеймёнов: Тихвинский посад — провинциальный городок. Посад — это поселение за пределами городских стен. В Тихвине городские стены были только у монастырей.

Максим Морозов: Двух монастырей.

Виталий Клеймёнов: Да, у двух: Введенского женского и Успенского мужского монастыря. Я работал с архивом Успенского мужского. Монастыри появились во второй половине XVI века при Иване Грозном и рядом с ними из торгового рядка вырос небольшой городок. К концу XVIII века по переписи там было, по-моему, уже 465 дворов. Городок на границе со Швецией. Жители – в основном жили ремесленники, большей частью кузнецы. У них даже был свой квартал, Кузнецкая слободка, в документах так и пишут: «Кузнецы».

Максим Морозов: С какими документами вы работаете?

Виталий Клеймёнов: Очень много всего: от таможенных выписей до сыскных дел, где списки разбойников прямо как на Диком Западе, даже с указанием черт лица.

Максим Морозов: Каким чудом сохранился архив?

Виталий Клеймёнов:

В Тихвине один из самых хорошо сохранившихся архивов. В основном это из-за того, что ничего не сгорело. Был только один крупный пожар в конце XVII века, после чего Тихвинский посад и пришёл в упадок. Поэтому документы сохранились и находятся в Институте истории РАН.

Максим Морозов: Давайте перейдём к «бандитскому» Тихвинскому посаду. Вы описываете бытовые конфликты. Кому жаловались и как разбирались дела?

Виталий Клеймёнов: Жаловались в монастырь, поскольку Тихвинский посад находился во владении монастыря. Монастырские старцы обладали на его территории всей полнотой власти, в том числе судебной. Пострадавшие писали челобитную жалобу, что-то вроде иска, если перевести на современный язык. Писали в монастырь на имя архимандрита, настоятеля монастыря, после чего их обидчиков вызывали в монастырь на очную ставку. Обычно на очной ставке присутствовал судебной старец, иногда целовальник (тоже трудно перевести на современный язык, это судебный исполнитель высшего звена). Вызывали свидетелей, вели допросы. Заканчивалось обычно приговором, который выносили на соборе судебных старцев и затем приводили в исполнение.

Максим Морозов: Конкретные кейсы, допустим, «Порванные струны и сломанные гусли. Дело Тихвинских гусляров».

Виталий Клеймёнов: Началось всё в ночь с 31 декабря на 1 января, только в XVII веке это не новогодняя ночь. Новый год начинался в сентябре. Отмечали Васильев день, который сопровождался колядками. Это 31 декабря 1670 года, вечер. Команда из пяти человек посадских людей гуляла с гуслями, видимо, колядовала, со стороны Кузнецов, того самого Кузнецкого квартала. На Большом мосту или на Большой улице (не очень понятно, показания расходятся) они повстречали ещё одного посадского человека Нефётка Подчищаев. Ему не понравилось, как эта компания играла на гуслях. Он попытался отобрать гусли у главного гусляра Костки Матандина, сказал ему «худо играешь», завязалась потасовка. Гусли в итоге были разбиты, струны порваны. Между ними случилась драка. Остальные не участвовали.

Драка закончилась тем, что Нефётка вытащил нож. На самом деле, ничего удивительного: посадские люди довольно часто носили с собой разного рода оружие. Археологи нередко находят в слоях XVI-XVII века уличное оружие.

Нефётка нанес удар ножом Костке Матандину. Остальные испугались, потому что была ночь, ничего не видно, им показалось, что у Нефётки не нож, а кистень. В общем, кто куда разбежались. Нефётка погнался за Косткой, который оторвался и кое-как добрался до своего двора, там упал и обмер. Опять же не очень понятно, у нас нет его челобитной. К нему на двор прибыла целая делегация из монастыря. Архимандрит отправил туда судебного старца и целовальника.

Максим Морозов: Это была настолько резонансная история, что даже без его обращения, без его иска это всё равно всколыхнуло город?

Виталий Клеймёнов: Да. Либо челобитная просто не сохранилась, либо мы пока не нашли её в архиве. Само дело пришлось собирать, оно не было единым. У нас есть только допросная речь самого пострадавшего и допросные речи свидетелей.

Максим Морозов: Это стенограмма?

Виталий Клеймёнов: Во всех случаях бытовых конфликтов, которые я рассматривал в работе (кроме одного), так или иначе упоминается нецензурная брань.

Максим Морозов: На разбирательстве?

Виталий Клеймёнов: Да, на разбирательстве. Или пишут в челобитных, что «бранил меня матерно».

Только в одном деле, в деле тихвинских гусляров, в тексте допросных речей использован эвфемизм, чтобы заменить крепкое ругательство. В эмоциональном аспекте это, наверное, самое яркое дело.

В других случаях в текстах, скорее всего, ничего не редактировали.

Максим Морозов: Санкция? Что было с порезавшим гусляра преступником?

Виталий Клеймёнов: К сожалению, не знаем, потому что приговора нет. Может быть два варианта: либо конфликт разрешился сам собой примирением сторон, либо монастырские власти могли, так сказать, «положить под сукно». Не давать ходу, чтобы лишний раз не разбираться, «сами разберутся».

Максим Морозов: Приведите, пожалуйста, для примера законченное дело, что называется, «под ключ».

Виталий Клеймёнов: Падчерица, немая «девка» Мариница, которую изнасиловал отчим и распродал имущество её покойной матери. Причём часть имущества он должен был заложить в монастырь на помин души, а другая часть по завещанию принадлежала не ему, а самой падчерица. Но она немая, и, видимо, отчим и рассчитывал, что никому рассказать не сможет. Но не тут-то было! Она, видимо, сама написала челобитную, судя по довольно паршивому почерку. Среди посадских людей было довольно много грамотных. Что самое интересное, приговор вынесли только по одной части обвинений, только по имущественной части.

Максим Морозов: Хотя, казалось бы, изнасилование – более тяжкое преступление.

Виталий Клеймёнов: Да, но в результате, по приговору старцев, отчим должен был вернуть падчерице деньги, вырученные за незаконно проданное имущество, а всё, что предназначалось для монастыря, должен был отдать монастырю. Всё, конец. Ни слова про растление падчерицы. На основании этого я сделал вывод (и другие дела тоже подталкивают к такому выводу), что монастырские власти рассматривали все жалобы, но особое внимание уделяли конфликтам, которые приводили к нарушению общественного порядка, как, например, с гуслярами, либо занимались имущественными спорами.

К историями, связанным с домашним насилием, в том числе сексуальным, монастырские власти относились избирательно и старались лишний раз не лезть в частную жизнь. Если это происходит на дворе или в доме, то они «сами разберутся». Тем более, что очень трудно подвести доказательную базу, свидетелей нет.

Максим Морозов: Кто занимался правоохраной в широком смысле?

Виталий Клеймёнов: Для охраны правопорядка вызывали стрельцов, например, бывало присылали московских стрельцов.

Максим Морозов: Своих штатных не было?

Виталий Клеймёнов: Был гарнизон, так как сами монастыри находились на шведской границе. Специальных правоохранительных органов, конечно, не было. Местные власти реагировали на сам факт. Вторая история связана с приказным служкой или слугой – история про полицейское насилие.

Максим Морозов: Актуально.

Виталий Клеймёнов: Да. Приказной служка избил случайного прохожего, сорвался на нём из-за того, что ему не удалось отвести в монастырь на очную ставку другого посадского человека. Он вышел со двора и найдётся тяжкие телесные повреждения случайному прохожему.

Максим Морозов: Превышение должностных полномочий. Про него написано, что «держал в страхе жителей».

Виталий Клеймёнов: Да. Держал в страхе, потому что не один житель на него жаловался. Послужной список у него приличный.

Максим Морозов: Чем объяснить его неприкасаемость?

Виталий Клеймёнов: Я бы не сказал, что он был неприкасаемым, всё-таки его вызывали на очную ставку с пострадавшим, но нет окончания – мы не знаем, чем всё закончилось. Однако монастырские власти на такое тоже старались реагировать, хотя, казалось бы, он был облечен властью, пусть и обычный судебный исполнитель. Если злоупотребляешь властью, всё равно потом отвечать придётся.

Максим Морозов: Насколько типичны эти правонарушения и преступления, которые вы разбирали? Можно ли сказать что это «Россия в миниатюре» на то время?

Виталий Клеймёнов: Не всё, конечно, государство. В каждом регионе своя специфика. Но, по крайней мере, такой провинциальный «городок миниатюре» – наверное. Случай Тихвина репрезентативный. Но у Тихвина своя специфика, это монастырский посад. Там всё работало немного иначе, чем в других местах. Но и сама выборка у нас небольшая.

Максим Морозов: Насколько справедливо, на ваш исследовательский взгляд, разбирались дела?

Виталий Клеймёнов: Довольно прилично. Как в случае с приказным слугой: его всё-таки вызвали, несмотря на статус. Ещё одна история, тяжба про двор. Рассудили, что тёте, которой по завещанию принадлежала двор, ей и нужно отдать, а племянника – выселить. Причем его уже второй раз пытались выселить. Первый раз он подкупил исполнителей, причём мотив с подкупом тоже очень часто встречается: «свидетелей подкупил», «приказного слугу подкупил».

Максим Морозов: Но это всплыло на поверхность.

Виталий Клеймёнов: Да, всплыло именно во время разбирательства.

Максим Морозов: Виталий, каковы перспективы исследований? У вас в архиве много таких ящиков, коробок? Что мы можем там найти?

Виталий Клеймёнов:

Найти можем всё, что угодно. Коробок очень много. Нам выделили только одну, мы пока её описываем. В нашей коробке около 250-ти документов. За год не описали даже половину.

Максим Морозов: А коробок сколько?

Виталий Клеймёнов: Десятки. Это только Тихвин, это только Тихвинский Успенский монастырь.

Максим Морозов: Мы что-то неожиданное можем там найти? Либо просто небольшие корректировки, мы просто лучше, объёмнее представим то время?

Виталий Клеймёнов: Можем найти и неожиданное. Как, например, случилось с делом о разбойниках. Тихвин это всё-таки не Волга со Стенькой Разиным. Неожиданно читать, что разбойники напали в лесу, казну отобрали. Их потом разыскивали.

Максим Морозов: Чуть подробнее об этом кейсе.

Виталий Клеймёнов: История 1670 или 1671 года. Некие разбойники-карташевцы напали на дороге на царского посла, разбили сундук, забрали себе казну в 3000 руб. Причём, по-моему, это были подати. Их потом разыскивали. Судя по сыскному листу, разбойников было довольно много. Все с отличительными чертами внешности: «ростом мал, волосом чёрен».

Максим Морозов: Получается, что свидетель остался жив и смог их описать?

Виталий Клеймёнов: Либо это были очень известные разбойники, которые не первый раз промышляли, либо кто-то остался в живых.